Саша хромая нога

Сегодня власть предпочитает не говорить о кризисе и экономической рецессии.

Сегодня, в разгар коронакризиса и сопутствующей экономической рецессии, власть предпочитает говорить не о повышении благосостояния и не о безопасности; она предпочитает рассуждать в терминах «государственности». Но, как предупреждает в статье на сайте «Наше мнение» ее автор Янов Полесский, подобные рассуждения является для этой власти «хромой ногой», поскольку именно она является главной проблемой для белорусского суверенитета и независимости.

Понятие государственного суверенитета как неотчуждаемого качества независимого государства, символизирующее его политико-правовую самостоятельность во внутренних и внешних делах, было введено в интеллектуальный оборот во второй половине XVIв. Жаном Боденом. Будучи сторонником наследственной монархии, Боден представляет монарха в качестве исключительного носителя суверенитета на государственном уровне как субъекта. Его «абсолютный» суверенитет, однако, не является в строгом смысле абсолютным: он ограничен, с одной стороны, божественным и естественным правом, с другой — нормами подвластного ему народа и его неотчуждаемых прав. Сразу отметим эти ограничения.

Концепция суверенитета почти на столетие старше теории общественного договора, родившейся в эпоху религиозных войн, когда освященная традициями феодальная регламентация стала постепенно уступать место рациональному регулированию гражданского общества. Деперсонализация власти как непременное условие расколдовывания социального мира у Бодена еще не фигурирует в качестве заметной интеллектуальной фигуры, однако предпосылки для такого эффекта имеются. Так, государственный суверенитет мыслится у него как независимость суверена и ввереного ему народа от церкви. Говоря коротко, достаточно было мыслителям позднего Возрождения предположить, что коллизии политики могут быть разрешены без ссылки на религиозный авторитет, просто за счет механики интеллектуальных принципов, – а мыслителям XVII-XVIII вв. довести эту идею до логического завершения (путем включением в политический процесс агентов, прежде на это не посягавших) – и королевский трон стал качаться.

Доктрина суверенитета в XVIII в. была модифицирована французским мыслителем Жан Жаком Руссо, для которого суверен стал коллективным существом, образуемым из индивидов и в совокупности поименованных народом. Доктрина суверенитета, таким образом, стала доктриной народного суверенитета. Так в Новое время «тело монарха» как носителя суверенитета и регулирующая инстанция, непостижимая в своем существе, метафизический центр власти, было заменено механической куклой политического саморегулирования, в фундамент которого, просились две конкурирующие идеи – социального контракта (Т. Гоббс, Дж. Локк, Жан Жак Руссо) и рынка (А. Смит, Д. Рикадро). Специально отметим, что руссоистская концепция народного суверенитета, пережив некоторые купюры, дожила до наших дней и была признана мировым сообществом – в частности в виде рекомендованного для всех стран-членов ООН «Международного пакта о правах человека» (являющегося частью Международного билля о правах человека).

Для Руссо и его последователей «воля народа» фигурирует в качестве внутреннего ограничителя власти суверена и одновременно – современного субститута божественного права королей; она является основой власти правительства и находит свое выражение в нефальсифицированных выборах при всеобщем и равном избирательном праве и свободном голосовании.

Фигурирующая у Бодена доктрина естественного права, признающая наличие у человека ряда неотъемлемых прав, которые принадлежат ему исходя из самого факта его принадлежности к человечеству, получила широкое распространение в Европе и США в XVII-XVIII вв. Идеям естественного права противопоставляется правовой позитивизм, согласно которому не существует никаких прав, помимо законов дарованных государством. После окончания Второй мировой войны мы наблюдаем возрождение естественно-правовых идей – отчасти как реакцию на юридический позитивизм, в качестве юридической идеологии главенствовавшей в фашистских и нацистских режимах. Сегодня к естественным правам относят многие политические и социально-экономические права, которые – добавим – чаще всего игнорируются или прямо отрицаются авторитарными режимами.

У монарха есть наследник, политический лидер демократической страны приходит к власти в рамках понятных и принятых обществом правил игры, для авторитарного лидера ничего такого нет, включая все божественные и естественные ограничители суверенной власти (которые одновременно являются и ее стабилизаторами). Установление правил преемственности в большинстве автократий невозможно по определению. Всенародные выборы сопряжены с переходом системы в критическое состояние (поэтому выборы могут быть только «надежными», то есть мошенническими), официальный наследник – прямая угроза автократу. Дефицит легитимности, понятного и принятого обществом объяснения, на каком основании авторитарный суверен управляют страной, – базовая причина неустойчивости авторитарных режимов. За спиной автократа не стоят ни устойчивая традиция, ни рациональная механика общепринятых процедур подтверждения законности власти.

Автократ искажает современное понимание суверенитета, пытаясь манипулировать этим понятием в качестве «подпорки» для своей «хромой» власти.

Пренебрежение неотчуждаемыми правами человека, которые понимаются как преходящие и вполне себе отчуждаемые. Из всего обширного спектра политических и социально-экономических прав признается только «право на труд», понимаемое как обязанность трудиться. В подобной оптике все естественно-правовые идеи и в особенности – попытки их практической реализации – рассматриваются как враждебные и имеющие склонность к покушению на «суверенитет». Что не случайно, поскольку органической частью естественного права является право на восстание (лат. jus resistendi), известное также как право на сопротивление угнетению.

Свободное толкование международных договоренностей и международных обязательств, в том числе связанных с обеспечением прав человека, юридических гарантий прав инвесторов и т.д. Всякая апелляция к внешним нормативам, пусть и возложенных на себя Беларусью добровольно, в рамках местного понимания независимости зачастую трактуется как вмешательство во внутренние дела. Введенная ООН в 2005 году новая норма международного права – инициатива «Обязанность защищать» (англ. The responsibility to protect), трактующая суверенитет не как привилегию, а как обязанность по защите людей, проживающих в пределах границ государств, делегирующая в некоторых случаях эту обязанность международному сообществу, – является здесь нормой, которую предпочитают не знать.

Является ли «гарант» гарантом того, что страна не утратит независимость в результате имплементации мер, намеченных в «дорожных картах» интеграции, которые белорусская сторона готова обсудить с Россией уже в сентябре? Гарантирует ли он финансово-экономическую стабильность хотя бы до конца текущего года? На эти вопросы власть не может ответить.