Дверь

Какие люди в стране, такие и заборы.

Это просто месть.

Держу пари – если бы 17-летний Жлобицкий взорвал какую-нибудь другую дверь – "Единой России", пенсионного фонда, городской Администрации, да хоть прокуратуры, то не судили бы Свету Прокопьеву военным судом, не находили бы в ее горьких словах никакого оправдания терроризма и не просили бы ей за эти слова 6 лет тюрьмы. Но парень взорвал дверь ФСБ, и потому хозяева двери хотят посадить Свету, посмевшую рассуждать, что его на это толкнуло.

Я утверждаю, что, несмотря на все усилия советской власти выбить из своих подданных память о том, что они выросли в стране христианской культуры, они все-таки выросли хотя бы на ее остатках. Да, мало кто слышал проповеди о том, что надо ненавидеть грех, но любить грешника, но пушкинскую строчку про милость к падшим читали все – и этого достаточно, чтобы быть человеком. А у человека, узнавшего о добровольной гибели 17-летнего парня, сожмется сердце и его кольнет мысль – а что же привело мальчишку на этот край? Может, все-таки взрослые тоже в чем-то виноваты?

Терроризм оправдать нельзя. Точка. Какие бы "благие" цели не подкладывал террорист под свои действия, они все равно ведут в ад, поскольку такой человек готов убивать.

И все же я утверждаю, что с христианской точки зрения у нас должна быть жалость ко всем людям, независимо от того, что они совершили. Более того, чем страшнее преступник, тем больше мы должны горевать о его погибшей душе – не так ли? Христос говорит, что невозможно не прийти соблазнам, но горе тем, через кого они приходят – в этих словах удивительно смешаны твердое порицание и жалость. У нас сегодня обожают рассуждать о скрепах, но, между прочим, жалость к преступникам всегда была одной из могучих российских скреп – то-то бабы всегда подавали милостыню идущим по этапу на каторгу, да еще и плакали, подавая. Разве это значит, что они оправдывали убийц и разбойников? Если мы вслед за российским Уголовным кодексом отменим жалость к преступникам, то мы тем самым отменим не только Пушкина, но и Христа.

Да, Жлобицкий совершил ужасное преступление, теракт, от которого только он сам и погиб. Да, терроризму нет оправдания, но есть объяснение. А это разные вещи. Вряд ли можно оправдать раскольников, сжигавших в срубах не только себя, но и свои семьи со стариками и детьми, но объяснить можно – их настолько прижали к стенке, что другого выхода они не видели. Как и народовольцы, чьим кровавым делам тоже нет оправдания – что, заметим, не мешало нам в советские времена ходить по улицам Желябова и Перовской и читать в учебниках, какие они были герои. Вот и Света вспомнила народовольцев – но ведь те боролись с плохими, значит, все в порядке, а эта дверь…

Тут я вспоминаю свою маму – врача. Во все времена в газетах писали про юных хулиганов, вандалов, преступников, и когда мы с ней что-нибудь такое обсуждали, она всегда говорила – ну, да, то, что он сделал, ужасно, но подумай, что он в жизни видел, какая у него была семья, все равно это несчастный мальчик. И сегодня я думаю, что права моя мама, а не те лжеэксперты, которых мы видим в Светином деле.

Все знают – когда детей унижают и несправедливо наказывают, они начинают врать, воровать, убегать из дома, приставать к плохим компаниям. Таких детей жалко. Это не значит, что врать и воровать хорошо, это значит, что унижать и несправедливо наказывать плохо. Устраивать теракт ужасно и бессмысленно, но не искать причин терроризма – значить не лечить болезнь. Это простая логика, понятная каждому, но в случае Светы Прокопьевой логика не работает. 70 лет власть чекистов была раковой опухолью на теле страны, убивала и стирала в лагерную пыль миллионы людей. И сегодня Россия пронизана метастазами этой опухоли. Главные симптомы налицо: шпиономания, пытки, сфальсифицированные процессы и железобетонный постулат – органы непогрешимы. Если челюсти сжались, они уже не разжимаются.

Когда-то на презентации великой книги Лидии Чуковской "Софья Петровна" замечательный писатель Самуил Лурье говорил о том, что мы по-настоящему не прочли ни Солженицына, ни Платонова, ни этой книги о Большом терроре, "и отчасти поэтому наша несчастная страна оказалась опять захвачена госбезопасностью, и теперь уже у нее нет ничего впереди – потому что у нас нет уже впереди какой-то правды, которую надо узнать, и тогда свет правды, пройдя сквозь народную толщу, озарит будущее России. Этого не будет, вся правда уже напечатана, забыта, отвергнута, никому не нужна, и поэтому Россия постепенно сходит с обочины и идет к своей гибели, увлекая за собой планету Земля и все человечество". Так воспринимал нашу новейшую историю Самуил Лурье, который смотрел на органы госбезопасности как на тайный орден, цель которого – погубить все человеческое вокруг.

Многие, конечно, скажут, что такая демонизация даже очень могущественной структуры – это как-то чересчур, но, оглядываясь назад, в 1937 год, на горы трупов, лично я большого преувеличения не вижу. И ведь он говорил это, когда мы еще не слышали о пытках и сфабрикованных процессах, но уже тогда, в 2000-х, почувствовал, что метастазы пошли в рост. Что же говорить теперь, когда у нас перед глазами процессы "изменников"-ученых, дела "Сети", "Нового величия", да еще после всенародного праздника обнуления. Кто-то, может быть, скажет – а это причем, но на самом деле это связанные вещи – неконтролируемый рост власти ФСБ идет параллельно разложению и развращению общества. Ведь фальсификации при голосовании – это не просто неправильно посчитанные бумажки – это десятки тысяч мужчин и женщин, согласившихся врать, обманывать, убегать от наблюдателей, скрывать, когда они пойдут на так называемое придомовое голосование на тех самых пеньках и тележках из "Пятерочки", вскрывать картонные коробки, нареченные урнами, и пихать туда "правильные" бюллетени. Это наши знакомые, соседи, сослуживцы, это мы сами, наконец, и уже неважно, добровольно или под нажимом, но мы позволили это с собой сделать, оправдываясь тысячами уважительных причин – дети, работа, ипотека, угрозы увольнением. Да, все так, люди слабы и несвободны, им вроде как некуда деваться, но итог называется одним словом – разврат. Потому что заставлять людей врать, награждать их за вранье и наказывать за правду – это настоящее развращение людей. Такие люди уже никогда не вступятся за тех, кого будут неправедно судить на их глазах, такие люди будут отворачиваться от уводимых в лагерь и на расстрел – пока их самих не уведут. Для меня несомненно, что случившееся обнуление обнулило прежде всего остатки наших гражданских прав и приблизило возможность государственного террора.

У нас в деревне живет прикольный мужик, время от времени он садится на углу, ставит рядом горшки с цветами, пюпитр с нотами и играет на аккордеоне – здорово играет, иногда под собственный аккомпанемент художественно свистит. Вот как-то мы с ним болтаем, я и говорю – смотри, во что деревню превратили, сплошные высоченные заборы из профлиста, и вокруг богатых домов тоже, ведь явно есть деньги у людей, ну почему они огораживают себя этим уродством? Мужик пожал плечами: "Какие люди, такие и заборы" – и заиграл "Прощание славянки".

Да, какие люди, такие и заборы они ставят вокруг себя – чтобы уже не выглядывать наружу и не видеть никого вокруг. Разросшаяся неконтролируемая ФСБ, для собственной выгоды делающая из граждан "изменников" и "террористов", ломая им жизнь, и есть такой страшный глухой забор, за которым мы все снова рискуем оказаться – если вот прямо сейчас не заступимся за Свету Прокопьеву и за фигурантов множества других бесстыдно придуманных дел. 2 июля, кстати, "Интерфкс" сообщил, что "в Госдуму внесен проект закона, не допускающий публикацию и распространение материалов об органах ФСБ без разрешения руководства ведомства". Что ж, забор рвется вверх, дверь обрастает шипами. Самуил Лурье в том самом выступлении о "Софье Петровне" упоминал точно такое же правило, существовавшее в советской цензуре – никаких подробностей о "доблестных органах". Если мы сегодня не попытаемся противостоять реставрации государственного террора – дверь, взорванная Жлобицким, захлопнется за нами.

Татьяна Вольтская, «Радио Свобода»