Невероятная история любви Марка Шагала и Беллы

Сегодня день рождения великого белорусского художника.

Величайший художник, новатор, мастер, творчество которого будет жить в веках. Он жил в страшное время, но сумел остаться собой. Не шел в ногу с толпой и не замарал своих рук, разве что только краской, которой рисовал. В чем секрет? А он прост! Его вела по жизни чистая и светлая любовь чудесной женщины, пишет tut.by.

«Дверь бесшумно открывается. Мне словно обжигает спину огнем. Я вижу лицо юноши. Белое как мел. Откуда он взялся? Я его никогда не видела. Со сна что ли? Голова у него всклокочена. Спутанные кудрявые волосы рассыпаются, падают на лоб, закрывают брови и глаза. Когда же глаза проступают, оказывается, что они голубые, небесно-голубые.

Странные глаза, необычные, продолговатые, как миндалины. И каждый глаз смотрит в свою сторону, точно две разъезжающиеся лодки. Такие я видела только на картинке в книжке про хищников. Рот приоткрыт — то ли хочет заговорить, то ли укусить острыми белыми зубами. И все в нем напоминает зверя, застывшего, как сжатая пружина, и готового в любой момент прыгнуть».

Именно таким остался в памяти Баси (Беллы) Розенфельд миг первой встречи с Моисеем Сегалом (Марком Шагалом). Оба родились и выросли в Витебске, городке за чертой оседлости, когда-то определенной российской самодержицей Екатериной II. Она — дочь хозяев ювелирной лавки, он — житель бедной окраины. Она — 8-й и не самый яркий ребенок в семье, а он — первенец-любимчик среди девяти братьев и сестер.

Говорят, что в гимназию Марка приняли благодаря взятке, которую дала его мать. Геометрия и рисование — единственные два предмета, по которым он успевал лучше других. Зато в художественной школе Юделя Пэна ему не было равных. Белла же, напротив, была отличницей, полиглотом и прилежной ученицей. Гимназию окончила с медалью, а образование продолжила на высших женских курсах в Москве.

Туда же, в Москву, должна была поехать и лучшая подруга Беллы — Тея (Тауба) Брахман. Но в последний момент передумала и отправилась в Санкт-Петербург, на Бестужевские курсы. Там Тея повстречала своего давнего витебского знакомого — Шагала. И вскоре стала его возлюбленной и натурщицей.

«Веселая, общительная, готовая петь без умолку. Шуточки у нее хлесткие, сочные. И за это ее только больше любят. Тее нравится компания мальчишек, она то целует ребят в губы, то дерется с ними. К девушкам же относится с нежностью. Может часами любоваться длинной шеей или красивыми руками… Есть ли что-нибудь, чего Тея не умеет? Она играет на пианино, в карты, говорит по-немецки, знает наизусть поэтические новинки. И сама пишет. В пространных посланиях на исписанных со всех сторон листках, которые я от нее получала, всегда были последние стихи», — такой была Тея, по воспоминаниям Беллы.

Во время одного из своих приездов в Витебск Тея знакомит Беллу и Марка. Знакомство проходит неловко и невпопад. Молодые люди смущены и обескуражены. Они не сразу поняли, что это была любовь с первого взгляда, которая, как в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», «выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!».

«…Кто она? Право, мне страшно. Нет, надо подойти, заговорить. Но она уже прощается. Уходит, едва взглянув на меня. Мы с Теей тоже выходим погулять. И на мосту снова встречаем ее подругу. Она одна, совсем одна. С ней, не с Теей, а с ней, должен я быть, — вдруг озаряет меня! Она молчит, я тоже. Она смотрит — о, ее глаза! Как будто мы давным-давно знакомы, и она знает обо мне все: мое детство, мою теперешнюю жизнь и что со мной будет; как будто всегда наблюдала за мной, была где-то рядом, хотя я видел ее в первый раз. И я понял: это моя жена. На бледном лице сияют глаза. Большие, высокие, черные! Это мои глаза, моя душа. Тея вмиг стала чужой и безразличной. Я вошел в новый дом, и он стал моим навсегда…»

И вот спустя год Марк и Белла обручились. Родня, особенно со стороны невесты, была категорически против этого союза. Семья Шагалов была гораздо беднее Розенфельдов. Да и сам жених не нравился родителям девушки. Зачем, скажите на милость, он румянит щеки? А писание картин — разве достойная работа для мужчины? В какой-то момент Шагал не выдерживает давления, откладывает свадьбу и уезжает в Париж: «Париж, ты мой Витебск!», где немедленно завоевывает репутацию превосходного художника.

Белла возвращается в Москву. Учится на своих курсах, пишет и защищает две диссертации: о Достоевском и об освобождении русских крестьян. Посещает актерские курсы в студии Станиславского, пишет для столичной газеты «Утро России». Долгие четыре года влюбленные не видятся, но постоянно переписываются.

«Если бы я, дорогая Белла, писал бы письма, как настоящий писатель — я бы тогда, безусловно, их рисовал. Я стыжусь слов. Всякий раз должен их исправлять. Но душа требует писать тебе, чтоб ты мне ответила и писала обо всем, обо всем…»

Шагал возвращается в 1914-м, и через год — 25 июля 1915 года ведет свою Беллу под венец.

«Ты волосы свои несешь

навстречу мне, и я, почуя

твой взгляд и трепет, тела дрожь,

тебя опять спросить хочу я:

где давние мои цветы

под хупой свадебной, далекой?

Я помню: ночь, и рядом ты,

и в первый раз к тебе прилег я,

и погасили мы Луну,

и свечек пламя заструилось,

и лишь к тебе моя стремилась

любовь, тебя избрав одну».

В этот период Шагал пишет свою знаменитую серию «Любовников», где в центре внимания он и его дорогая Белла. Долгие годы он будет превозносить свою супругу в своем творчестве. Около трех тысяч картин, рисунков, набросков, в которых он воспевает ее образ.

«Я все еще держала цветы… Ты так и набросился на холст, он, бедный, задрожал у тебя под рукой. Кисточки окунались в краски. Разлетались красные, синие, белые, черные брызги. Ты закружил меня в вихре красок. И вдруг оторвал от земли и сам оттолкнулся ногой, как будто тебе стало тесно в маленькой комнатушке… Вытянулся, поднялся и поплыл под потолком. Вот запрокинул голову и повернул к себе мою. Вот коснулся губами моего уха и шепчешь… И вот мы оба, в унисон, медленно воспаряем в разукрашенной комнате, взлетаем вверх. Нам хочется на волю, сквозь оконные стекла. Там синее небо, облака зовут нас».

Белла жертвует ради Шагала всем: отказывается от карьеры актрисы, забрасывает литературу, полностью посвящает себя мужу и дочери Иде, которая родилась спустя год после свадьбы. Он ценил ее самоотверженность и ни одну свою картину не заканчивал без ее одобрения.

«…Велико было ее влияние на мое искусство в течение долгих лет. Но кажется мне, что что-то угасло в ней, что-то оттеснилось в сторону. Я думал, что в сердце Беллы сокрыты сокровища… пропитанные любовью… Стыдилась ли она меня, людей, желая оставаться всегда в тени? Пока не услышала голос еврейской души, пока не увидела диаспору последних лет и язык ее родителей вновь не стал ее языком… На кого она похожа? Она не напоминает никого. Ведь она Башенька-Беллочка с горы в Витебске, отражающейся в реке Двинск, с облаками, деревьями и домами. Вещи, люди, пейзажи, еврейские праздники, цветы — все это ее мир и о них она рассказывает» — будет вспоминать уже пожилой Марк Шагал.

Приходит революция. И без того не самая богатая жизнь семьи Шагал становится еще более непростой. И пусть Шагала в 1918 году назначают уполномоченным по делам искусства в Витебской губернии, а в Витебске появляется его собственная школа искусств, — больших денег ему это не приносит.

Семья переезжает в Москву, где дела шли тоже не слишком хорошо. Белле пришлось распродать все свои драгоценности, чтобы их дочка не голодала. Помимо финансовой стороны, были и творческие проблемы: Шагал слишком старомоден для новой советской реальности. «Староватор» — отзываются о нем критики. Гений был на краю гибели, если бы не счастливый случай: в Каунасе организовывают выставку его работ, он едет туда не один, а с семьей. Из Литвы Шагалы направляются в Берлин, а оттуда — в Париж.

Эта новая жизнь окрыляет пару. В Париже Марк чувствует себя как рыба в воде: он снова востребован и популярен, завален новыми заказами. Белле не нужно думать о том, как прокормить семью: она наконец-то может спокойно выдохнуть и начать заниматься теми вещами, которые приносят ей истинное удовольствие. Она вспоминает свои академические знания в иностранных языках и переводит с русского на французский книгу мужа «Моя жизнь». Закончив работу с переводом, Белла начинает писать свои мемуары.

В Париже проходят их самые счастливые годы, но, к сожалению, пылающий пожар фашизма в Германии вскоре перекидывается и на Францию. К счастью для семьи художника, им удается бежать в самый последний момент — в апреле 1941-го года. Белла, Марк и Ида отправляются в США, где их не будут судить и казнить только за то, что они евреи и называть искусство Шагала «дегенеративным».

В Штатах Шагалов встречают с распростертыми объятиями. Но все военные годы семья мечтает о возвращении в дорогой сердцу Париж.

Август 1944-го. Французская столица освобождена из-под гнета нацистской власти. Эта весть настигает Беллу и Марка на отдыхе. Супруги ликуют: можно начинать собирать вещи и затевать переезд. Радужные планы нарушает внезапная болезнь Беллы. Она попадает в госпиталь, где ей «отказывают в лечении как еврейке», — как будет утверждать Марк годы спустя. Так ли это было на самом деле — мы никогда не узнаем.

Дочь Ида спешит к матери. Ей удалось раздобыть редкий в то время пенициллин, но она не успевает. «Когда я прибыла с пенициллином, было слишком поздно. Мама была в коме, и в 6 часов вечера она умерла. У мамы была стрептококковая инфекция в горле, хотя врачи говорили о сахарном диабете».

«Когда Белла ушла из жизни, 2 сентября 1944 года в шесть часов вечера, громыхнула грозовая буря и непрерывный дождь излился на землю. В глазах моих потемнело…»

Почти год Марк Шагал не притрагивался к кистям и краскам, организовал в Карнеги-Холле большой траурный вечер памяти Беллы с огромным количеством гостей. Издал книгу ее воспоминаний. Боль от потери с годами так и не угасла. Да, со временем у него появились другие спутницы, и даже родился сын. Но ни одна из этих женщин не смогла потеснить Беллу в сердце и творчестве Марка Шагала. Ни с одной из них он не хотел парить в облаках.