Боевики без ручки

Зачем Кремль заигрывает с запрещенным им же «Талибаном».

Публикации в The New York Times о предполагаемом сговоре между российской военной разведкой и запрещенным в РФ движением «Талибан» спровоцировали в США обсуждение очередных санкций против Кремля и поставили под сомнение целесообразность подписанного в феврале соглашения между США и боевиками. Независимый эксперт по Афганистану Игорь Субботин объясняет The Insider, что связывает Россию с террористической группировкой и как вывод иностранного контингента из Афганистана скажется на интересах Кремля.

Заключенное зимой соглашение между США и движением «Талибан» об урегулировании вооруженного кризиса в Афганистане с самого начала преподносилось администрацией президента Дональда Трампа как создание основы для устойчивого и долговременного мира — боевики долгое время вели «священную войну» не только против афганских сил безопасности, но и против американских военнослужащих. Однако в реальности оформленная в Катаре сделка, при подготовке которой позицию афганского правительства фактически проигнорировали, породила у экспертов и политиков опасения, что талибы используют ситуацию в своих интересах и захватят власть, когда иностранный контингент покинет территорию республики. Причина этих страхов заключалась в отсутствии четко прописанных механизмов контроля над тем, как группировка выполняет свои обязательства, и в готовности Белого дома делать ничем не подкрепленные авансы боевикам.

Как рассказал в своей нашумевшей книге «Комната, где это произошло: мемуары из Белого дома» экс-помощник президента США по национальной безопасности Джон Болтон, представители администрации Трампа были готовы к сделке с талибами только ради того, чтобы объявить журналистам об успехе. Дипломатический триумф быстрого приготовления был крайне необходим, чтобы выполнить обещание о прекращении «бесконечных войн» за рубежом, данное Трампом еще во время своей первой предвыборной кампании, и для того, чтобы сократить объемы помощи официальному Кабулу, который, как считали американцы, бессовестно злоупотреблял поступавшими к нему средствами. У руководства «Талибана» в этих условиях не было стимула вести переговоры по-настоящему – оно могло просто смотреть на часы и ждать. Неудивительно, что оппозиция афганской инициативе Трампа начала формироваться внутри военного и разведывательного сообществ в США еще на ранних этапах переговоров с движением.

В связи с этим публикации в The New York Times о связи между российской военной разведкой и запрещенным в РФ движением «Талибан», которые базируются на анонимных источниках, выглядят скорее как попытка противников катарской сделки торпедировать дипломатические усилия администрации Трампа, нежели как результат реального расследования – даже с учетом того, что в них называется имя посредника в контактах между «российскими агентами» и талибами. Официальные обвинения в том, что Россия спонсирует и вооружает боевиков, начали звучать на натовских мероприятиях еще несколько лет назад, однако они так и не были подкреплены убедительными аргументами. Тексты в западной прессе о передаче российских средств и вооружений движению нередко опирались на источники в «Талибане», которые, как правило, берут гонорар за интервью и говорят то, что от них хотят услышать. Тем не менее, сомнений в том, что Москва сама дала повод упоминать ее в одной связке с мятежной группировкой, нет. Для этого достаточно обратиться к публичным действиям российского официоза.

Начиная с 2000-х годов Россия и НАТО тесно сотрудничали по афганскому досье: Москва даже принимала участие в поставках боевой техники официальному Кабулу. Но качество практического взаимодействия резко снизилось в 2014 году на фоне общего ухудшения отношений между Кремлем и западными странами. Тогда Россия и законные власти Афганистана начали дистанцироваться, и эту тенденцию в том же году существенно усилил и приход на пост президента Ашрафа Гани, политика американского толка. После этого российской стороне пришлось переосмыслить свой подход к афганскому направлению. Свои коррективы в ситуацию «на земле» внесло появление в Афганистане сторонников группировки «Исламское государство» (запрещено в России), которое поставило ребром вопрос о безопасности так называемого «южного подбрюшья» РФ. Есть гипотеза, согласно которой именно тогда Москва приняла решение инвестировать в отношения с талибами – противниками ИГ.

Свои дипломатические «инвестиции» Россия и не думала скрывать. Представители «Талибана» неоднократно посещали Москву. Первый раз – в 2018 году, для встречи в «московском формате», предполагающем обсуждение афганского кризиса с участием непосредственных сторон вооруженного конфликта и дипломатов региональных стран. Несмотря на то, что официальный Кабул тогда проигнорировал эту переговорную формулу, талибам удалось встретиться с афганскими оппозиционными политиками. Второй раз делегаты группировки посещали российскую столицу в феврале 2019 года – для очередных межафганских переговоров, которые уже формально были преподнесены как инициатива афганской диаспоры – чтобы избавить МИД РФ от ненужных вопросов. Кульминацией же стало приглашение талибов в мае прошлого года на празднование 100-летия установления российско-афганских дипломатических отношений. Торжество стало свидетельством того, что с «Талибаном» у России отношения лучше, чем с афганским правительством: от Кабула на этом мероприятии присутствовал только посол в Москве.

Не исключено, что этими переговорными инициативами Россия последовательно пыталась продемонстрировать США свою незаменимость в процессе афганского урегулирования и показать, что смогла наладить высокого качества отношения с талибами и политической оппозицией. Хотя публично российская дипломатия, конечно, отрицала стремление соперничать с американцами на этом направлении. Для «Талибана» же контакты с Москвой представляли собой хороший путь диверсифицировать внешнеполитические каналы и надежный способ шантажировать своих американских визави дабы согласовать более мягкие условия мирного соглашения. Не более того. Представителей политического офиса группировки в действительности не могло не нервировать то, что Россия своеобразно представляет себе конфигурацию на местном политическом поле и нередко пытается продавливать некоторые инициативы через экс-президента Хамида Карзая. Вряд ли доверия к Москве добавляла и ее неспособность четко сформулировать собственные интересы в Исламской Республике.

Подписанное между США и талибами соглашение развеяло иллюзии насчет того, за кем из международных игроков остается последнее слово в процессе урегулирования. Однако дружелюбные жесты Москвы в адрес «Талибана» не прекратились. В марте американским вооруженным силам в Афганистане после долгого затишья пришлось нанести удар по талибам в провинции Гильменд – когда те вели наступление на КПП афганских сил безопасности. На этом фоне Москва неожиданно выступила адвокатом действий группировки. Спецпредставитель президента РФ по Афганистану, директор второго департамента Азии МИД РФ Замир Кабулов тогда заявил, что американский авиаудар идет вразрез с катарским соглашением, согласно которому США и талибы договорились не нападать только друг на друга. «Талибы не брали никаких обязательств в отношении афганского правительства», – подчеркнул российский дипломат. Это выступление выглядело экстраординарно – даже для привыкшего игнорировать политес Кабулова.

В публичных оценках катарской сделки российская сторона последовательно подчеркивала общую выгоду, делая упор на то, что присутствие контингентов США и НАТО «является раздражителем для вооруженной оппозиции и препятствием для стабилизации обстановки в стране». Тем не менее, сложилось впечатление, что Москва излишне склонна грозить дестабилизацией обстановки в Афганистане, где на протяжении долгих лет иностранный контингент выполнял роль если не гаранта военной стабильности, то уж точно важного «сдерживателя» амбиций талибов. Как следует из недавнего доклада специальной мониторинговой группы ООН, за последнее время внутри «Талибана» оформилась «партия войны» — целая фракция боевиков, которая считает необходимым отказаться от соглашения с США и продолжать военные действия. Уверенности в том, что в Афганистане скоро стихнут выстрелы, это не прибавляет.

Уход из республики военнослужащих международной коалиции в условиях двусмысленной позиции вооруженного движения по поводу прекращения огня и разрыва связей с террористической группировкой «Аль-Каида» будет означать переадресацию проблем к региональным игрокам, к которым относится и Россия. Москве теперь придется самой реагировать на действия афганских радикальных формирований и думать, как укреплять устойчивость местной политической архитектуры. И Кремлю не следует обольщаться, что его позиции в Афганистане в этой ситуации будут укрепляться. Чтобы обрести осязаемый политический вес на этом направлении, Москве необходимо сформулировать более ясную повестку дня, которая не будет давать лишних поводов для громких расследований о теневых сделках с местными вооруженными группировками. Пока же российская сторона вполне справедливо остается информационной заложницей своих намеков. Однако, если судить по тому, как в МИД РФ пытаются парировать обвинения источников The New York Times, маловероятно, что Москва сделает правильные выводы из сложившейся ситуации.