Трехслойный план

Поможет ли Кремлю утопия?

Принесенная пандемией экономическая реальность стала бытом. Понятно, что наше начальство, переборов растерянность, старается в ней устроиться поудобнее.

И вот на уходящей неделе мы убедились, что обновление хозяйственных подходов закончено. Вожди сформулировали трехслойную экономическую политику, охватывающую решительно все — от текущих решений и до посулов, обращенных к будущим поколениям. В кратком изложении это выглядит так.

1. Стратегия. Утопия стала более скромной, но не менее фантастической

Фактическую отмену «майского указа»-2018 и замену его декретом, переносящим выполнение нацпроектов и достижение «национальных целей» с 2024-го на 2030-й, часто объясняют обнулением путинских президентских сроков. Но это больше повод, чем причина. Уже к началу поправочной кампании, совпавшей с первыми всплесками эпидемии, треть шестилетки 2018—2024 осталась позади, и полная ее неудача была совершенно очевидной. Не тем, так другим способом суперпланы пришлось бы отменить или, что почти то же самое, перенести в далекое будущее.

Хотя новый указ начинается с привычных громких слов («В целях осуществления прорывного развития Российской Федерации…»), большая часть прежних торжественных обещаний, вроде выхода на пятое место в мире, из него удалена. Но и оставшиеся вполне утопичны. В том числе и главный пункт: «улучшение жилищных условий не менее 5 миллионов семей ежегодно и увеличение объема жилищного строительства не менее чем до 120 миллионов квадратных метров в год».

Как и все наши руководители за последние сто лет, Владимир Путин обещает снабдить народ доступным жильем. «У нас есть исторический шанс в обозримые сроки, может быть, впервые за всю историю России решить, кардинально решить жилищный вопрос», заявил он на днях. То, что вождь повторил собственное предписание, провозглашенное в далеком 2012-м («У нас есть исторический шанс впервые за много десятилетий создать реальные условия для решения жилищной проблемы в России»), лишь подтверждает его непреходящий интерес к жилищной проблеме. Следовательно, нынешний перенос ее решения на очередные шесть лет — точно не последний.

Немаловажна и красота подачи нового комплекта посулов. Наше поколение видело «Стратегию-2010», а потом и «Стратегию-2020». Утопичность первой из них выявилась при попытках реализации, а осуществить вторую даже не пробовали. Обещания-2030 логично и, я бы сказал, элегантно продолжают этот славный ряд.

2. Среднесрочные планы. Сочинены, но не рекламируются

Общенациональный план восстановления экономики (2020—2021) был составлен правительством и вчерне одобрен вождем еще в июне. Публике его не особенно показывают, но, судя по косвенным признакам, он официально принят к исполнению. Выступая этими днями в Думе, премьер Мишустин не раз давал это понять, хотя в детали и не углублялся.

Но из пересказов мы и так знаем, что план рассчитан на два года, разбит на три этапа, включает 500 мероприятий, обойдется в 5 трлн руб. и будет увенчан (во второй половине 2021-го) началом процветания: «выходом на траекторию устойчивого долгосрочного экономического роста, сокращением бедности и увеличением количества граждан с доходами выше прожиточного минимума». Давно знакомые и прекрасные слова, не тускнеющие от многократного повторения.

Впрочем, премьер не так уж рвется все это повторять и подробности общенационального плана, особенно его хронологическую разбивку, вовсе не рекламирует. И это мудро. Первый вице-премьер Белоусов вместе с Минэкономразвития и прочими прогнозирующими ведомствами выполнили высочайший приказ и сочинили требуемый документ. Но как все пойдет в реале, никто, разумеется, не знает, да и не может знать.

Ведь многое придется на ходу решать заново, и сотни мероприятий, торжественно записанных в перечень, будут заменены другими, продиктованными меняющейся обстановкой. Среднесрочные планы менее фантастичны, чем долгосрочные, но воображать, что страна два года будет по ним жить, может только особо наивная часть наших начальников.

3. И, наконец, третий слой — текущие управленческие решения. Их и стоит принимать всерьез

Чтобы понять логику капитанов российских финансов и экономики, надо посмотреть, что происходило во втором квартале этого года, на пике кризиса.

Нефтегазовые доходы федерального бюджета сократились против того же отрезка 2019-го почти на 60%. Это объяснялось не только падением цен, но и сокращением добычи и экспорта, предписанных договоренностями с саудитами. Выручка от нефтеэкспорта вышла на 16-летний минимум, а от экспорта газа — на 18-летний.

При этом бюджетные расходы во втором квартале выросли на 38%. Круто увеличились медицинские траты и трансферты регионам, собственные доходы которых резко упали. Начали слегка экономить даже на военно-охранительных расходах. При этом финансирование того, что называют «социальной политикой», выросло несильно. Господдержка потерявших доходы граждан была (и сейчас остается) очень скромной. Даже по официальным подсчетам, реальные располагаемые доходы россиян упали во втором квартале на 8%. А фактически, видимо, существенно больше.

При этом общегосударственные индикаторы даже в эти месяцы оказались не так плохи. Сальдо счета текущих операций (отображающее в первую очередь экспорт и импорт товаров и услуг) во втором квартале осталось положительным (+$1млрд). Отток частного капитала оказался довольно умеренным ($12 млрд). Российские международные резервы (включающие в себя и Фонд национального благосостояния), хотя временами и колебались, сегодня даже выше, чем в начале года — соответственно $574 млрд и $551 млрд.

То есть подкрепленная колоссальными резервами макроэкономическая устойчивость, являвшаяся для Путина абсолютным приоритетом во все годы его правления, сохранена и на этот раз. Ценой оставления без поддержки тех, по кому апрельско-майский локдаун ударил с особой силой: занятых в «сером» секторе, а также и во вполне «белых» торговле и обслуживании.

Никому не известно, быстро или медленно они теперь будут приходить в себя — а это десятки миллионов людей и миллионы замороженных бизнесов. В отличие от «общенационального плана», в котором все гладко, реальное управление в предстоящие месяцы будет иметь дело и с этими, и со многими другими проблемами, включая такие, которые сегодня никто не предвидит.

Экономические власти, скорее всего, намерены действовать том же духе, что и раньше. То есть жертвовать рядовыми людьми, сберегая резервы и пуская их в ход лишь в крайнем случае и по минимуму. И, конечно, с замиранием сердца следить за нефтяными ценами, надеясь, что они не будут так низки, как в апреле.

Исходящий из этих правдоподобных предположений (и сорокадолларовой цены на нефть) прогноз Центра развития ВШЭ обещает в этом году бюджетный дефицит величиной 4,8% ВВП (т.е. больше 5 трлн руб.) при федеральных доходах 16,6% ВВП и расходах 21,4% ВВП.

Предполагается, что дополнительные траты пойдут на поддержку Пенсионного фонда, добавочное финансирование регионов и так называемые антикризисные меры, в основном адресованные большому окологосударственному бизнесу. Обо всем прочем станут заботиться лишь постольку-поскольку, если вообще станут. А бюджетный дефицит профинансируют ростом госдолга, расходованием так называемых остатков на счетах и лишь в совсем уж критической ситуации небольшими зачерпываниями из ФНБ.

Как глубоко в итоге упадут экономика и реальные доходы в 2020-м, можно только гадать. Все это похоже на хирургическую операцию, осуществляемую группой людей различной степени грамотности, преследующих разные цели.

Большинство экспертов считают, что экономика России в этом году потеряет процентов пять или шесть. Но ученые часто меняют свои предвидения. Ничто не мешает надеяться на скорое возвращение в благодатный 2019-й, но шансы, по-моему, невелики.

Тем более — при трехслойной экономической политике, обязанной одновременно обслуживать интересы казенных миллиардеров, алчность хранителей госрезервов, ведомственные плановые мании и «прорывные» высочайшие грезы.

Сергей Шелин, «Росбалт»