После июля

Митинги продолжаются, люди не уходят.

Политическая ситуация в России внезапно обрела динамику. Первоиюльское голосование, задуманное для окончательного наведения в стране кладбищенской тишины, пока что имеет иные последствия. Незапланированные властями. Репрессивная волна поднялась в первые же дни жизни по новой «конституции». Это предсказывалось заранее. Но небывало массовый отпор – даже локальный – тут у них явно что-то пошло не так. В России, впрочем, что ни случись, все неожиданно. Зато потом: «Да быть иначе просто не могло!»

Цели голосовательной аферы – обеспечить Путину пожизненное всевластие, переформатировать государственный режим РФ в откровенную диктатуру, закрепить господство номенклатурной олигархии. Все это «через ухо, через задницу» вроде бы удалось. Однако не прошло двух недель, как жалковатый путинский триумф утонул в ошеломительных дальневосточных вестях. Полсотни тысяч демонстрантов Хабаровского края обнулили все.

Вывел хабаровчан на улицы арест губернатора Сергея Фургала. Уроженец соседней Амурской области, врач по первой профессии, в феврале Фургал отпраздновал 50-летие. В жизнь он вступил, получается, уже в постсоветской России, весь жизненный опыт, все жизненные навыки обретал в бурные времена. Многое в ныне происходящем этим и объясняется.

Фургал поработал в районной больнице терапевтом и неврологом. Потом занялся бизнесом. С китайским ширпотребом, лесом и металлами. На Дальнем Востоке. В 1990-е и 2000-е. Вообще-то можно не продолжать. Пацаны, приезжая решать вопросы, даже не всегда представлялись. Все и так знали, от кого они. Это был настоящий авторитет с настоящей популярностью.

Политическое сопровождение предпринимательства привело его в ЛДПР, которая в российской провинции середины 2000-х еще сохраняла репутацию «братковой партии» (хотя в столице Жириновский уже вполне продался «погонам»). Был депутатом Госдумы от ЛДПР. Дважды баллотировался в губернаторы. В 2013 году проиграл, в 2018 году выиграл. Причем буквально разгромил предшественника Шпорта – ранее назначенного Путиным и представлявшего «Единую Россию». За одно это зубокрошево в Кремле было ему гарантировано.

Из 83 административных регионов Российской Федерации 73 управляются «Единой Россией». Из оставшейся дюжины пятеро – беспартийные и.о., двое из «Справедливой России» (партия более едросская, чем сама ЕР), двое коммунистов и трое из ЛДПР. Именно последние позволяют себе чуть больше других. Из этой троицы самой белой вороной смотрелся именно Фургал.

Избрание Фургала произошло на антиноменклатурной и антикремлевской волне. Дальневосточники люди вообще своевольные. Там не любят чиновников и уважают братву (что ни говори, «каторжный край»). Фургал органично вписался и в давнюю традицию, и в современный тренд. Ванька Шиш, разгоняющий царских дьяков – в этом имидже он не совсем притворялся. Новый глава края срезал чиновные оклады, включая свой, отказывался от излишеств чиновного быта, вроде губернаторской яхты, отменял госзакупки на полтораста миллионов. Наконец, он реально общался с народом. Массы принимали губернатора как своего братана, исполняющего вековечную мечту: «Кабы всех приказных побоку и к черту!»

Надо сказать, своего успеха Фургал пугался иногда сам. Президентский полпред Трутнев сурово выговаривал хабаровскому губернатору: мол, как он смеет иметь рейтинг выше путинского?! Губернатор по стойке смирно отвечал, что сам очень этим обеспокоен и постарается исправить это безобразие. Без шуток. Очень переживал, когда Путин не приглашал его на московские церемонии. Догадывался, к чему идет.

Но логика позиции вела своим путем. Фургал значительно ослабил в крае карантинные запреты. А как иначе? Не затем ведь его выбрали, чтобы гробить хозяйство и лишать людей заработка. Наконец, в Хабаровском края получилась скандально низкая явка 1 июля – менее половины списочных избирателей. Это было уж слишком.

Арестован Фургал по обвинению в организации заказных убийств бизнес-конкурентов. Нельзя сказать, чтобы в это совсем никто не верил. Но репутация российской «правоохранительной» системы такова, что официальные обвинения отторгаются априорно. А в случае Фургала слишком бьет в глаза мотив политической расправы.

Кроме того, безотносительно даже к личности Фургала, следует учитывать особенности российской социальной культуры. Уголовник – это нарушитель государственного порядка, ненавистного народу. Русский человек всегда на его стороне в противостоянии с начальником. Это вложено от рождения, принято от предков и передано потомкам. Конкретные обвинения могут быть где-то справедливы. Но о них задумываются уже во вторую очередь. Показательно, что одно из первоочередных требований протестующих – судить Фургала в Хабаровске, а не в Москве.

Хабаровские протесты начались на следующий день – в субботу 11 июля. Их никто не организовывал – люди сговаривались сами, промоушн акции шел через соцсети. 35 тысяч в Хабаровске, 15 тысяч в Комсомольске-на-Амуре, еще несколько тысяч по другим городам края. Никто не подавал заявок – то есть выход на улицы был незаконен и подлежал разгону. Год назад в Москве за такое ломали кости и сажали на реальные сроки. Но в Москве выходили несколько тысяч, а в Хабаровске – несколько десятков тысяч. Полиция не приближалась к толпе. А если приближалась, то лишь затем, чтобы подмигнуть: мол, мы с вами. То же повторилось неделю спустя, 18 июля – 85 тысяч, но уже в одном Хабаровске. Тенденция к нарастанию. Движение перекидывается в иные регионы, митинг поддержки Хабаровска прошел во Владивостоке.

Среди плакатов на демонстрации были не только «Свободу Фургалу!», «Фургал – наш выбор!», «Я/МЫ Сергей Фургал». И даже не только: «Это наш край!» Довольно скоро появилось «Путин вор!», «Единая Россия» – вон с Дальнего Востока!» А чуть позже: «Сжечь Москву – спасти Россию!» Лозунги и речевки говорили сами за себя. Однако насилие не применялось ни с той, ни с другой стороны.

Хабаровчане насилия не хотят. Власти – опасаются. «Эти твари понимают только числительные», – меткая фраза Виктора Шендеровича наглядно подтверждается реалом. Хабаровская полиция нескрываемо сочувствует землякам. Но изо дня в день поступает информация о стягивании в Хабаровск подразделений ОМОНа и Росгвардии (иногда говорятся даже об армейских частях). Усиливается информационное давление, особенно в плане запугивания коронавирусом. Готовится возобновление в регионе карантинных мер – именно и только для гашения уличных протестов. Но здесь произошло столкновение с Кремлем – там-то, ради проведения голосования, объявили о победе над пандемией. И как будут выглядеть теперь? Песков уже прокричал о недопустимости.

ФСБ объявила о предотвращении в Хабаровске исламистского теракта. Это выглядит примитивным спектаклем: зачем бы террористу взрывать протестующих? Не говоря о таскании в рюкзаке взрывчатки, присяги ИГИЛ и флага «запрещенной организации». На какую же степень тупости рассчитывают авторы?

Краевая администрация растерянно благодарила земляков, но упрашивала разойтись и не нарушать законов. Вновь прилетел Трутнев и провел закрытое совещание с региональными силовиками. Жириновский поначалу поднял в Думе дикий крик, требуя освободить Фургала и угрожая чуть не революцией. Его быстро заставил замолчать председатель Володин, и ЛДПР отмежевалась от протестов. Но нельзя исключать, что в низовых парторганизациях (а такие в ЛДПР встречаются) повернется иначе. Кое-где в регионах законсервирована традиция 1990-х. Которая в новой обстановке может пересилить волю «босса Жирика». В кадрах новой генерации, сгруппированной вокруг местных Фургалов. Может быть, под иными названиями или вообще без названий.

По стране покатилось: «Заря встает с востока». Защита своего выбора, каков бы он ни был. Требование автономии от центральной бюрократии. Бунт против чужого чиновника – пусть даже за своего братка. Более мощного демократического движения Россия не видала с 1991 года. И – опять, как всегда, совершенно для всех неожиданно. Даже для самих участников.

«Всякое дуновение ветра в Париже вызывает больше интереса, чем провозглашение Германской империи», – писал Карл Маркс в дни Парижской коммуны. На хабаровском фоне кому остались интересны путинские поправочные извороты?

Объявленные итоги голосования по путинским конституционным поправкам – почти 78% «за» при явке в две трети – мало кто принял всерьез. Демонстративно беззаконная, нарочито комичная процедура, избирательные участки чуть не в помойных ямах заранее «обнулили» любой результат. Независимые опросы и экспертизы зафиксировали серьезные, далеко за пределами статпогрешности, расхождения с официозом. По максимальным оценкам, на голосование около 60% избирателей, из которых те же 60% проголосовали «за». Есть и иные подсчеты – менее чем половинная явка, немногим более половины ответивших «да». Количество сторонников режима по арифметическим показателям оценивается от четверти до трети взрослого населения России. Фактор административного принуждения снижает эту цифру примерно на треть. Лоялистское ядро, готовое действенно поддерживать власть Путина, составляет порядка 15%. Это примерно соответствует доле привилегированных слоев, их разнородной обслуги, убежденных приверженцев диктатуры и имперства. Это же демонстрирует выветривание «крымской» эйфории, ослабление пропагандистского влияния на массы. Между тем, именно тотальное зомбирование ТВ-агитпропом являлось главным инструментом режимного контроля над страной.

Первая причина – резкое ухудшение социально-экономической ситуации. С апреля 2020 года, за период карантинных мер объемы промышленного производства снизились почти на 10% по сравнению с теми же месяцами 2019-го. Наибольшее падение, до 20%, отмечалось в полутора десятках регионов Поволжья, Сибири, Дальнего Востока. Еще в полутора десятках, включая Петербург и Подмосковье, происходило снижение заработков абсолютном цифровом выражении. Реально эта тенденция гораздо шире, но в большинстве случаев статистические манипуляции еще позволяют это скрывать.

Росстат озвучил официальные данные: во втором квартале 2020 года реальные доходы россиян снизились на 8%. Безработица достигла 4,5 миллиона, превысив показатель 6%. За чертой бедности пребывает около 18 млн человек, 12% населения. Тут цифровая достоверность сомнительна: действующий с начала года МРОТ составляет 12310 рублей, средняя зарплата по стране немногим превышает 50 тысяч (с учетом налоговых вычетов), тогда как стоимость потребкорзины достигает 60–80 тысяч. При этом очень велик региональный разброс. Относительно высокие показатели достигаются за счет крупных финансовых центров и сырьедобывающих территорий. До которых ускоряющаяся рецессия докатывается в последнюю очередь.

Критически обостряется проблема закредитованности. Как и во всем другом, положение значительно ухудшилось за период пандемии. Долги россиян по банковским потребительским кредитам приближаются к 20 трлн рублей (не считая более 40 трлн задолженности компаний). Почти четверть должников тратят на выплаты до 80% заработка. В целом долговая нагрузка поглощает почти более 10% доходов. Ее нарастание связано не столько с новыми кредитами (три четверти заявок банками уже отклоняется), сколько с падением реальной зарплаты. Суммы в 8,5 трлн отнесены к категориям «сомнительных», «проблемных» и «безнадежных» кредитов. «Идите на…, я вас всех пожгу!» превращается в типичный разговор с банковскими служащими и коллекторами – при том, что последние завоевали более чем бандитскую славу жестоким выколачиванием долгов. Несколько реальных поджогов уже отмечались в разных городах России. Массового характера это еще не приняло. Однако размышления в духе «первыми гореть – банкам» становятся общим местом.

Характерно, что судебные приставы, обязанные соблюдать хоть какой-то декорум, стараются перевести стрелки на беспредельщиков из коллекторских агентств. С другой стороны, чиновники проявляют снисходительность к должникам – государство реально опасается социального взрыва, но и не может покрывать долги частным банкам или допустить коллапс банковской системы. Ситуация остается «провисшей», но так не может быть вечно.

Осложнилась и криминогенная ситуация. Официальная статистика МВД фиксировала некоторое снижение уличной и насильственной преступности при значительном росте мошенничества и кибер-афер. Однако, по ряду оценок, это снижение достигнуто элементарным сокращением регистрируемости. Информсводки и в особенности соцсети полнились сообщениями об уличных нападениях и магазинных грабежах. Возник новый вид преступности – отъем еды.

Второе – массовое раздражение откровенно «оборзевшими» властями. Некоторые опросы отметили такой феномен: немало консервативных и прорежимных избирателей были готовы голосовать за поправки. «Брак – союз мужчины и женщины», упоминание Б-га, «русские – государствообразующий народ» и т.п. – такое их привлекало. Но отказались – из-за обнуления сроков Путина. Демонстративная противозаконность процедуры и настрявшая фигура «Вована» стали оскорблением даже для его сторонников. На таком фоне взрыв возмущения в Хабаровске удивления не вызывает.

Властный авторитет Путина непоправимо поврежден совершенно «нехозяйским» поведением в пандемию. Невооруженным глазом виделся мнительный страх за себя. Российская же культура – если не повторять слащавых стереотипов – по сути весьма «арийская». Слабость презирается, трусость не прощается. В социологическом опросе исследовательской Группы Сергея Белановского приведены многочисленные цитаты: «ненавижу», «им лишь бы править и жрать», «придется им уходить», «пусть молятся, чтоб их не линчевали». Встречается даже слово «Гаага». Обозначением враждебной власти сделалось понятие «бункер».

Все это – участившиеся, но лишь крайние проявления. Раздражение не означает решимости. Говорить о революционной ситуации пока не приходится. Однако в обществе распространяется массовый страх перед «возвращением девяностых». Осведомленные источники «не для печати» прогнозируют резкое ухудшение уже предстоящей осенью. Ожидается резкий взлет стоимости жизни, обвальное падение доходов, веерное закрытие предприятий, криминальное захлестывание российских городов. Вектор массового политического настроя при этом вполне предсказуем.

Растет недовольство и в ближнем олигархическом кругу. Здесь, конечно, иные претензии: пандемия и карантин затормозили прежние темпы роста миллиардных доходов. Путин вынужден искать ресурсы для компенсаций. Единственно возможный путь – жесткие антисоциальные меры, ожидаемые осенью.

Правящий класс РФ – номенклатурно-силовая олигархия. Его основные слои – генералитет карательных органов, начальники президентской администрации, высшие чины госаппарата, функционеры публичной политики, форейторы государственного агитпропа, руководящие менеджеры госкомпаний, путинские личные друзья-магнаты, владельцы формально частных «прикремленных» магнатских систем, финансово-бюджетные распорядители и экономические эксперты. Условно эти группы можно соответственно персонифицировать фигурами Патрушева и Золотова, Вайно и Кириенко, Мишустина и Собянина, Володина и Матвиенко, Соловьева и Киселева, Сечина и Чемезова, Тимченко и Ковальчука, Усманова и Потанина, Силуанова и Набиуллиной, Кудрина и Орешкина. Особое место занимают спецагенты «для особых поручений» типа Кадырова и Пригожина.

Каратели, агитпроповцы, политики и спецагенты относятся к «партии войны». Финансисты и эксперты причисляются к сторонникам «системного либерализма». Администраторы и менеджеры по большей части аполитичны и послушно следуют за доминирующей группой.

Глухая грызня происходила всегда. В нынешних условиях она серьезно обострилась. Самый заметный раскол пролегает между высшим госчиновничеством, особенно силовым (тип Патрушева–Бортникова–Сечина) и «частными» магнатами (тип Ковальчука–Тимченко–Ротенбергов).

В либерально-оппозиционных кругах давно и вожделенно жаждут «раскола элит». Пожалуйста, он происходит на глазах. Но его даже не замечают, потому что никаких политических различий между грызущимися нет. Как писал в свое время Солженицын, «если и бывает в политбюро борьба, то чисто личная». Противоборство основано исключительно на конкуренции за первоочередные компенсации. Никаких резонов сближения с оппозицией ни одна из сторон не имеет.

Из профильных подразделений президентской администрации осуществляются «фейковые» информвбросы на тему «Путин скоро уйдет» (рупорами служат диванные аналитики и псевдополитологи; особенно отличается этим профессор Соловей, чьи предсказания производят уже комический эффект). Доходит до публичных – и абсолютно беспредметных – обсуждений будущего преемника. Ложная повестка создает пустые иллюзии, отвлекает от реальных событий и действий.

Возросла напряженность в местах лишения свободы. Для России это традиционно важный индикатор. Положение в тюрьмах и на зонах четко, грубо и зримо отражает социальные и политические тенденции.

Нельзя не признать: все годы путинского правления количество заключенных в России неуклонно снижается, и ныне составляет менее полумиллиона человек. Это значительно меньше не только советских, но и ельцинских, и раненепутинских показателей. Больше всего заключенных – в совокупности более половины – отбывают сроки за наркотики (статья 228 УК РФ именуется в массах «народной»), убийства и кражи.

Демонстративный отказ от амнистии к Дню Победы, да еще в юбилейный год, вызвал сильнейшее недовольство в данной социальной группе. Настроения усугубились из-за отказа от смягчений в связи пандемией коронавируса (заключенные в курсе, что в других странах проведены массовые освобождения). И на этом фоне началась кампания «перекраски зон». Речь идет о подавлении неформальных «черных» авторитетов и установлении «красного» беспредела администраций и подментованного актива. В середине апреля эти действия привели к крупному восстанию в ангарской ИК-15 строгого режима. Бунт подавлялся спецподразделениями, сожжен производственный комплекс, около трехсот человек отправлены в СИЗО, один заключенный погиб. Событие получило серьезный политический резонанс. Любопытно, что вору в законе Тюрику, на которого возлагалась ответственность за бунт, пришлось публично отнекиваться.

Принимаются меры к изоляции авторитетных заключенных, воров в законе, лидеров ОПС. Ужесточаются условия содержания. Уголовный кодекс дополнен статьей 210.1: «Занятие высшего положения в преступной иерархии» (кстати, по грузинскому образцу ненавистного Саакашвили). Новация понята однозначно: бюрократия объявила войну авторитетам теневых сообществ. По элементарной причине: нас и без вас много. Всего на всех больше не хватает. Последующие события – особенно аресты главвора Шишкана, красноярского авторитетного бизнесмена Толи Быка – этот вывод вполне подтвердили.

Новая обстановка способствует быстрой политизации российского криминалитета. Причем в опасном для власти радикально-оппозиционном направлении. Ранее криминальные боссы старались дистанцироваться от политических конфликтов и склонны были взаимовыгодно сотрудничать с властями (что, кстати, вопиюще противоречило традициям советского и российского уголовного мира). Не то теперь. Появляются сообщения об авторитетных сходняках, на которых ставятся задачи устранения власти «чекистского быдла».

Обвал путинского рейтинга выводит на первый план силовую составляющую режима. Социальные протесты типа «голодных бунтов» представляются на верхах вероятными, потенциальные масштабы – небывалыми. Но разрозненные очаги власти могут нейтрализовать по отдельности. Разными мерами – от денежных выплат до бросков Росгвардии (давно и не случайно тренируемой в промзонах).

Однако неизбежность такого всплеска побуждает режим к окончательной зачистке оппозиции. Возможность соединения политического протеста с социальным выжигают на корню.

В законотворческом плане Госдумы сотни актов «в развитие» конституционных поправок. Запланировано качественное ужесточение, уже с тоталитарными элементами. Характерен проект министерства пропаганды. В еще большей степени это касается правоприменительной практики.

Официальные власти РФ не признают факта политических репрессий (как не признавались они в СССР). Но правозащитный центр «Мемориал» определяет количество российских политзаключенных цифрой 322. Из них 259 человек – жертвы религиозных преследований, обычно мусульмане и Свидетели Иеговы. За оппозиционные политические выступления осуждены 63 человека. Еще 337 человек преследуются, но пока не отданы по суд. И еще 85 считаются «вероятными жертвами политических репрессий» – по ним правозащитники не могут определиться, считать ли их политическими или уголовными. Итого 744 человека по всей России. На полумиллионную массу осужденных.

При этом надо учесть – правозащитники признают политзеками лишь тех, кто реально ни в чем не виноват. Кого посадили за только за веру, обряды или выражение взглядов. Люди, перешедшие к активным действиям, в эту категорию не включаются. Достаточно обвинить оппозиционера в нарушении уголовных статей – типа хулиганства, порчи имущества, хранении оружия или взрывчатки – и он не будет считаться политическим. Не говоря о повстанческом или диверсионном насилии. Или даже призывов к таковому. Самых активных выключают из правозащитного поля. (Отсюда, кстати, странное понятие «вероятных жертв».)

Если сказать прямо: политических репрессий при Путине меньше, чем даже при Брежневе. Важное, правда, уточнение: пока что меньше. До сих пор режим воздерживался от масштабных карательно-силовых преследований. Хватало пропаганды, административного контроля и экономических рычагов. Предпочитали брать, что называется, на мандат, бабло и глотку. Но времена меняются.

С 1 июля бетонируется всякая возможность серьезных оппозиционных выступлений. Активизируется применение уголовных статей, касающиеся исторической политики, защиты территориальной целостности, экстремизма, оправдания терроризма и разжигания социальной ненависти. При возможностях – а они в России широки – политические репрессии осуществимы и по уголовным статьям.

Одиночный пикетчик будет постоянно рисковать реальным сроком. Уже возбуждены несколько уголовных дел по «оправданию терроризма» за записи в Фейсбуке. Особенно жестко будут караться попытки уличного протеста. Самую жесть обрушат на тех, кто способен к установлению связи и агитации в «глубинном народе». «Пролы», «ватники», аполитичная масса, уголовная «последняя штольня». Опасность видится больше оттуда, нежели от оппозиционного актива. Декларации оппозиционеров власти не воспринимают всерьез. И увы, правильно делают.

Еще до обнуления были проведены показательные расправы по «делу «Сети». Обвиняемые анархисты-антифашисты не совершили ровно ничего. Но они много о чем успели поговорить. А некоторые еще и происходили из «аполитичного простонародья» или полууголовной среды. Что и стало их главной виной, достойной многолетних сроков.

После же 1 июля вообще взяли с места в карьер.

Признана виновной и приговорена к полумиллионному штрафу псковская журналистка Светлана Прокопьева. За статью, квалифицированную как «оправдание терроризма» – о взрыве в Архангельском УФСБ. Совершил это несовершеннолетний анархо-коммунист Михаил Жлобицкий и тут же погиб на месте. (Кстати, прежде Жлобицкого сходный акт совершил несовершеннолетний неонацист Антон Конев – застрелил двух сотрудников ФСБ и погиб в перестрелке. Произошло это не где-нибудь, а в Хабаровске…)

Пятнадцатилетнего срока требует гособвинение для историка Юрия Дмитриева, исследователя сталинских репрессий. Поводом избрана «педофильская» статья, рассчитанная на разрушение репутации. Характерный момент: преследование Дмитриева идет как бы даже вразрез с официальной доктриной. Террор сталинского периода пока еще вроде не оправдывается. Сам Путин временами выступает с ритуальными осуждениями. Однако личные пристрастия конкретных генералов госбезопасности оказались в данном случае весомее. Верховная власть не будет настаивать на своей позиции. Понятно ведь, кто ей ближе.

Арестован за «шпионаж» бывший журналист-расследователь Иван Сафронов. На момент ареста – пиар-советник директора госкорпорации «Роскосмос» Рогозина. Фабула обвинения мутная и почти неоглашаемая (по версии следствия, обвиняемый передавал секретную информацию чешской спецслужбе). Известно зато другое: Сафронов отличался откровенно путинистскими, державно-имперскими взглядами. Вспоминается саркастично-издевательское выражение последних лет: «Тех, кто любит Путина, не любит даже сам Путин». Но как «честный офицер вермахта» Сафронов обличал коррупцию. Симпатизирующие Сафрнову коллеги и оппозиционеры уверены: его преследуют за расследования прежних лет по злоупотреблениям в ВПК. Говорят об абсурдности обвинения, требуют освободить, выходят на акции. Где тоже попадают в автозаки.

Идет погром ходорковской «Открытой России». Обыски в офисах и у активисток Ольги Горелик и Юлии Галяминой, задержание координатора Андрея Пивоварова… Формально – аж по «делу ЮКОСа» почти двадцатилетней давности. Но приурочено было к подготовке в Москве и Петербурге протестных митингов против «обнуления» 15 июля. В согласовании отказали. На несанкционированной акции в столице полиция повязала без малого полторы сотни человек. Но в Москве и Петербурге собраны несколько тысяч подписей против поправок.

Реальные сроки запрошены гособвинением на откровенно провокационном процессе «Нового величия» – организации, целенаправленно созданной агентом ФСБ. Сотня обысков, десяток задержанных, двое избитых под автоматами при массовой облаве на иеговистов в Воронеже (конфессия запрещена, как в средневековой религиозной войне). А ведь все это пока прыжки на месте. Отработка новой карательной доктрины. Репрессивная волна демонстративно выводится на новый уровень.

Российская оппозиция практически перестала существовать. Нет ни дееспособных оргструктур, ни четкой политической программы, ни популярных деятелей, ни заметной поддержки. Иногда даже не очень понятна озлобленность властного добивания.

Статусные люди из экспертно-политологического сообщества подумывают об эмиграции – если не буквальной, то внутренней. Приспособление и пережидание превращаются в девиз добродетели. Конфликтов постараются избегать, от острых тем уходить.

Основные формы деятельности либеральных групп – пикеты и интернет-посты – сведутся к осторожному минимуму под постоянной угрозой уголовки. Пока они концентрируются на антиобнулительном негодовании и выступлениях в поддержку репрессируемых. Что, однако, характерно: с особой душой защищают представителей своего культурного круга: режиссера Кирилла Серебренникова, журналистов-Иванов Голунова и Сафронова. Упор делается на их невиновность перед режимом… Прекрасно, что защищали Светлану Прокопьеву. Но лучше не думать, как бы они повели себя, окажись под судом сам Жлобицкий. Создавший предмет для ее размышлений.

Всем заключенным, вглубь народа, помогает «Русь сидящая» и аффилированные с ней активисты. Но она уже записана в «иноагенты», отрезана от финансирования и стоит на грани закрытия.

Вероятно, сохранится движение Алексея Навального. По единственной, но веской причине – его привыкли использовать во внутриноменклатурной борьбе (те же «шубохранилищные» разоблачения сыграли заметную роль в устранении Якунина). «Кремлевским проектом» Навальный не является. Но на ситуативное партнерство с теми или иными «башнями кремляди» явно идет. За ним сохранят расследовательские возможности, но с улиц будут жестко отжимать. Осенние расчеты Навального на выборы и «умное голосование» можно уже не обсуждать. Вероятно, для разъяснения новизны наступивших дней устроены обыски в его квартире и в офисе ФБК – по вызывающе бессмысленному уголовному делу о «клевете на ветерана в видеоролике». Так или иначе, движение Навального остается сильнейшим элементом российской оппозиции, и его перспективы во многом зависят от лидерской решительности.

Сохраняют и даже усиливают активность движения типа «НЕТ» и «Бессрочный протест». Структуры общедемократического антирежимного характера, без идеологических акцентов, взяли на себя инициативу уличных акций. Обычно – солидарности с политзаключенными и протеста против властных «обнулендумов». Здесь налицо энергия в реале, новый молодежный актив, готовность к рискам противостояния. Но велика и вероятность тупо-репрессивного подавления.

С другой же стороны, расширяются перспективы иных организаций. Идеологически радикальных на ультра-грани. Активных в уличной практике. Жестко антиэтатистских и антиноменклатурных. Иногда они существовали годами. Иногда только что возникли. Как непонятная «комиссия конституционной безопасности» – призвавшая перед 1 июля «сходиться в группы своего порядка, затыкать и перехватывать власть». Как антиимперские националисты «Нации и Свободы». Как эсеры наших дней – Ассоциация народного сопротивления, организовавшая акции не только против путинских поправок, но и в солидарность с бунтом заключенных ИК-15. Ведь недаром почти сразу по АНС прошлись штурмом и обыском. Власть и ее каратели тоже понимают дух времени.

Трудная внутренняя ситуация в России обещает скорое ухудшение. Это, казалось бы, должно гарантировать от внешней агрессии. Нужно заняться своей страной. Нужны энергичные действия во внутренней политике, в экономике и социалке. До войны ли при таких делах? Так рассуждали бы пусть антинародные, диктаторские, но рациональные государственные деятели (например, правители СССР).

Но теперешняя «кремлядь» – иное дело. Они привыкли к безнаказанной наглости. И вполне способны развязать войну, чтобы отвлечь опасность от себя. Ведь именно так поступили в 2014 году – «перевели стрелки» в Крым и Донбасс. Контрреволюционной агрессией против Украины с тысячами смертей продлили свою власть.

Угрозы такого рода уже прозвучали заявленных претензиях Путина к республикам, вышедшим из СССР. Двоечно-гопницкие рассуждения «уходите с чем пришли, без подарков от русского народа» только на это понимание и могли быть рассчитаны. Для госаппарата – объявление мобилизационной готовности. Для агитпропа – установка на подлую истерию кровавой мрази. Решение еще не принято, но рассматривается как вероятное.

«Гибридное» нападение на Белоруссию, новый виток войны с Украиной – вполне реальные, хотя не неизбежные, перспективы. В первом случае вероятно вмешательство на стороне Лукашенко при явно провальных для него выборах (не обязательно арифметическом поражении, хватит массового протеста). Делегитимизированный и деморализованный «батька» превратится в заложника Путина и вынужден будет склониться перед силовой экспедицией из Москвы. Во втором случае все проще: достаточно под любым предлогом разморозить донбасскую бойню. Метания Зеленского создают для этого подходящий фон.

Опыт показывает: «кремлядь» останавливается только получив ощутимый военный контрудар. Так было в Украине, когда добробаты и армия в 2014–2016 годах оказали на Донбассе неожиданно упорное сопротивление. Так было в Сирии при разгроме американцами и курдами пригожинской ЧВК в 2018 году. Так сейчас происходит в Ливии 2020 года, где пригожинские «ихтамнеты» не выдержали столкновения с беспилотниками Эрдогана.

Но в нынешней ситуации смешать карты может новый фактор – отсутствие внутренней поддержки. Если социальная напряженность перерастет в масштабные конфликты, это станет «упреждающим контрударом» изнутри. Риски сделаются весомее бонусов.

Прежние формы российской политической активности – участие в выборах, пикетирования, митинги, выступления в СМИ – сводятся на нет. Все эти возможности блокируются на общегосударственном уровне. Легальная антирежимная политика ставится под запрет. В этом заключался второй, наряду с пожизненностью путинского правления, смысл конституционных поправок. Смысл третий – превращение РФ в государство тотального бюрократического мракобесия, самого гнилого отстоя. Кладбищенски стабильный покой хозяев. Власть и нажива чекистских олигархов под холуйские фанфары. Этот смысл, наверное, высший.

Конкретно и ярко подтверждаются новые концепции протестного движения. Хабаровские события иллюстрируют перемещение активистского центра в регионы. Разрозненные рабочие выступления – типа разгрома офиса подрядчиков на Амурском газоперерабатывающем заводе – показывают социальный вектор беспорядков. Наличие политического координационного центра могло бы значительно изменить соотношение сил. Но этого фактора еще нет.

В такие исторические моменты на первый план выдвигаются носители социального озлобления. Сплошь и рядом недавние «ватники». А то и представители криминальных или околокриминальных кругов. Именно сейчас назревает момент политизации этой среды. Яростно антирежимной. С трибуны и из Интернета политика перемещается во двор, в «хату», в подсобку, на улицу. От дискуссии и избирательной кампании – к перехвату в грядущем хаосе.

Радоваться здесь нечему, эта тенденция несет серьезный разрушительный потенциал. Но такое положение власти создавали двадцать лет – и получают результат. В конце концов, их не раз предупреждали…

Такой расклад традиционен для России. В конце концов, недаром песней украинской Революции Достоинства звучала: «Мы против бандита пошли на Майдан» – а на российские улицы идут скорее «за бандита». Так уж сложилось исторически. В этом контексте впору подивиться и оценить здравомыслие и порядочность людей, их стремление избежать насилия.

Взглянем еще раз на Хабаровск. Митинги не прекращаются. Люди не уходят. Лозунги прежние. И при этом – желают добра друг другу, а где-то не только другу. Кормят голубей на площади. Улыбаются девушкам-полицейским. Надеются на мирное решение. Может быть, потенциал мирного протеста и впрямь еще не исчерпан? Ведь – смотря ведь кто и как протестует. «С вечной верой в человека»…

Евгений Бестужев, opad.org.ua