Известный белорусский режиссер рассказал как над ним и другим издевались после задержания

Режиссер Максим Швед проснулся знаменитым после выхода фильма «Чистое искусство», который был посвящен судьбе художника Захара Кудина. 

Уже после премьеры тот покончил с собой: у него не было денег на жизнь. 

После выборов Швед был задержан. В интервью TUT.BY он рассказал об издевательстве в автозаке и РУВД и собственном освобождении, а также как силовики оправдывают собственную жестокость.

«К тому времени парня избили так, что он был еле живой, он обмочился. Выяснилось, что парень несовершеннолетний»

Перед выборами Максим снимал фильм «Предвыборное настроение».

— В день выборов я вместе с героем пришел к школе, где он голосовал. Мы вместе ждали протокол, но его так и не вывесили. 9 августа я должен был закончить фильм и приступить к монтажу.

Но глазах творилась живая история, поэтому Максим продолжил фиксировать события: он снимал героя уже за рамками фильма.
— 10 августа весь вечер снимал для себя в районе станции метро «Пушкинская». Вечером люди стали расходиться. Герой моего фильма смог уйти, а я не успел.

Максим стоял на остановке под стеклянным навесом у станции метро «Пушкинская». Рядом никого не было. А со стороны «Пушкинской» на нас двигался ОМОН в ряд со щитами.

— Они бренчали, как положено. Рядом стояла машина, похожая на жука. Скорее всего, водомет. Я зачарованно смотрел на нее: это выглядело как «Звездные войны». Я снимал омоновцев. В какой-то момент они побежали. Думал, что не будут меня трогать. Я был ярко одет, до этого крутился в разных местах, но меня не трогали. Думал, что у них есть своя задача. Они будут захватывать участников акции, а я же к ним не отношусь. Но в какой-то момент понял, что они бегут за мной. Тут я пожалел, что позволил себе расслабиться и так близко стоять.

По словам Шведа, его задержали очень грубо

— Избили, заломали руки, головой — в землю. Второй раз избили, когда «паковали» и закинули в автозак. Некоторых людей при мне били электрическим шокером.

— Почему именно им?

— Многие люди попали в автозак абсолютно случайно. Кто-то шел к магазину за сигаретами или к подруге. Они не понимали, что происходит. Они пытались объяснить, что вы что-то попутали. А те в ответ очень агрессивно: «Заткнись» и с матами. В итоге их избили, и они замолчали.

Другого парня избили за то, что он якобы кидал бутылку с зажигательной смесью. Потом кто-то из омоновцев пришел и сказал, что не он. К тому времени парня избили так, что он был еле живой, он обмочился. К тому же выяснилось, что парень несовершеннолетний. Судя по всему, омоновцы немного испугались.

— Сможешь сам дойти? — спросили у него.

— Смогу.

— Ты воняешь, проваливай.

И выкинули его из автозака.

Но, по словам Максима Шведа, чаще всего лупили просто так: не так стал, не так посмотрел.

— Вдруг звучит вопрос: «У кого есть жена?» Не понимаю, к чему этот разговор, молчу. Кто-то наконец-то говорит, что есть у него. «А я свою жену уже полгода не видел, все из-за вас, дебилы». Звучало еще одно оправдание жестокости: «Мол, вы, демонстранты, убили нашего парня, кого-то из омоновцев, вы — враги».

«Ты лежишь, словно распятый, а у тебя спрашивают: «Давай, признавайся, что ты в Польше делаешь»

Наконец автозак приехал в Октябрьское РУВД. Шведа обыскали и нашли у него баллончик.

— Ага, говорят, это ты писал о 3% на стенах, иди сюда.

— Они завели меня за угол и собирались бить, — вспоминает Максим. — И тут кому-то пришла светлая идея покрасить мне голову. Сделали, потом вернулись и поржали. Какие, мол, мы приколисты.

Затем у меня взяли паспорт и увидели польские визы.

«Ага, может, ты знаешь Степу, который NЕХТА?»

А я не знаю, что говорить. Очень страшно, видишь же, что делают с другими людьми. Тут уже страх завладевает полностью.

Милиционеры завели руки Максима за спину, надели наручники, голову заставили опустить на пол, согнули ноги — и начали избивать.

— Ты лежишь, словно распятый, а у тебя спрашивают: «Давай, признавайся, что ты в Польше делаешь».

Я тоже занимаюсь журналистикой. Иногда делаю репортажи для телеканала «Белсат», но не про политику. Просто испугался упомянуть про канал, не знал, чем это закончится.

Затем Шведа отправили на второй этаж к другому дознавателю.

— К тому времени у меня уже была краска на голове. И мне говорят: «Ты что, п*дор?» Мол, накрасился. Когда сказал, что меня покрасили ваши же сотрудники, это вызвало новый поток матов в мой адрес.

При обыске у режиссера нашли телефон и потребовали назвать пин-код.

— Я отказался. «Тогда напишем, что при задержании был поврежден», — сказали мне.

— «Пишите». — Через минуту мне передали телефон сломанным.

Правда, камера и все материалы Максима остались целыми. Когда он выходил на свободу, ему вернули флешку.

— Милиционеры, которые нас охраняли, каждые час-два менялись. Был один, кто разрешил кому — сесть, кому — лечь, в целом устроиться поудобнее. Нам даже удалось заснуть. Но затем пришел другой милиционер, и нам пришлось снова сидеть в неудобных позах. Правда, в туалет выпускали, воду стали давать. Пугали, что до вас тут ребята 8 часов мордой в пол лежали. Мол, мы добрые.

«Вечером в коридорах постоянно звучала попса. «Цвет настроения синий» вынес всем мозг»

В 12 часов дня приехал автозак.

— Нас грубо загрузили и поставили на колени лицом в пол. Это было кошмарно. До Жодино ехать 40 минут, я думал, что сдохну. Но как только мы отъехали, омоновцы говорят: все нормально, можете сесть на пол. Старший по званию, который нам все это разрешил, налил нам воды, дал вафли. Мы со времени задержания ничего не ели.

— «О Боже, тут человек похож на человека», — подумали мы. В нас прямо проснулся стокгольмский синдром. Захотелось встать и обнять этого омоновца, — грустно смеется Максим.

Этот же омоновец вел с задержанными пространные беседы.

«Зачем вам это надо, беспорядки? Вы хотите демократию? У нас с раздельным мусором урны стоят, и все абы как кидают. В голове демократию сделайте, а потом будете делать демократию».

Мы прямо переглянулись. До этого думали, что все они — инопланетяне с другой планеты.

По словам Шведа, в Жодино их уже никто не бил, но издевались по-другому.

— Вечером коридорах постоянно звучала попса. «Цвет настроения синий» вынес всем мозг, «Ya ya ya coco jamboo»… В камерах их было прекрасно слышно. Тебя лупили, ты не спал, а тут еще и песня. Меня содержали в камере без крыши, где совершались прогулки. Там ни сесть, ни в туалет сходить. Правда, ведро приносили.

Потом Максима и других задержанных отправили в камеру.

— Там было 12 мест на 12 человек. Стало 25. Конечно, нам не очень обрадовались (смеется). Пришлось размещаться. Но потом пришли еще люди, и нас стало 36 человек. Поняли, что до этого было еще нормально.

На следующий день состоялся суд.

— Меня судил судья из Борисова. Я получил пять суток, всем до меня дали по три. А вот другой судья давал по пять и по десять суток. Пытались понять логику («признаешь — не признаешь вину»), но я так и не разобрался. Один из парней прямо на суде спустил штаны и показал избитые ягодицы. Даже судья удивился. Но все равно отправил его на сутки.

— А вы признали вину?

— Частично признал вину. Меня обвиняли в «участии в массовых несанкционированных мероприятиях (не связанных с выборами)». Странная добавка в скобках. Я признал, что участвовал в мероприятии, но осуществлял свою профессиональную деятельность.

Максим отсидел свои пять суток и был освобожден.

— С нами общался такой добрячок-следователь, весь свой в доску. Говорил со мной, как будто я его старый кореш. Предложил подписать бумагу, что я осознаю вину, раскаиваюсь и обещаю больше не участвовать в несанкционированных акциях. Там не было ни статьи, ничего. Все это звучало, как пионерская клятва. Я подписал, чтобы скорее выйти. Все равно это филькина грамота.