Врачи БСМП рассказали, что они видели во время акций протеста.
Сотрудники Больницы скорой медицинской помощи Минска работают с большими перегрузками, но не жалуются: это их долг. Помимо того, что они принимают тех, кто пострадал во время акций протеста, и тех, кто пострадал уже после, они внезапно стали «экспертами». И сейчас львиная доля их внимания уделяется тем, кто пришел засвидетельствовать свои травмы. Что делать, комитет судмедэкспертиз их не принимает, а без освидетельствования ты не сможешь доказать, что к тебе применялось насилие. В БСМП кто-то хочет говорить открыто, кто-то хочет говорить, но анонимно. Но все твердят об одном: такого быть больше не должно. Мы не спрашивали про политические предпочтения, просто выслушали и записали. Три истории трех абсолютно разных врачей и в дополнение — рассказ медбрата, побывавшего на Окрестина и в Жодино, пишет (tut.by - https://news.tut.by/society/696854.html).
Взрывные травмы и «огнестрел»
Дмитрий Юшкевич — заведующий хирургическим отделением № 4 (диагностическим). Это означает, что тут не только поставят диагноз, но и прооперируют при необходимости. Дмитрий Валерьевич уже неделю в отпуске, но работал в ночь с 9 на 10 августа, работает и в эти выходные. Видя недоумение, спрашивает: «А вы бы в такое время отсиделись в отпуске?»
Он рассказывает о том, с какими пациентами пришлось ему работать в ночь после выборов. Взрывные травмы — это последствия от светошумовых гранат, а также огнестрельные ранения.
— Но пули же были резиновые.
— А какая разница? Это оружие. Принцип стрельбы резиновыми пулями также построен на порохе, поэтому все такие ранения считаем «огнестрелом». В ту ночь были пациенты с ранениями резиновыми и пластиковыми пулями.
В память ему врезались два пациента. Одному мужчине после взрыва светошумовой гранаты пришлось ампутировать часть стопы. Второй мужчина был в сознании, без видимых травм, но не говорил. Юшкевич предполагает, что он был в состоянии шока.
— Мы сработали на 20%. Я имею в виду, что для таких чрезвычайных ситуаций наша больница максимально подготовлена: моментально организуются дополнительные места, у нас отличный персонал, и у нас очень богатый опыт. Например, после взрыва в метро в 2011 году у нас были самые лучшие показатели по выживаемости и выздоровлению. Но в ночь с 9 на 10 августа к нам поступала часть пациентов. Многих отвозили в военный госпиталь, там центр по лечению огнестрельных ранений и минно-взрывных травм. Но мы бы справились не хуже, — уверен Юшкевич.
Но и так работы хватало. Всего в ту ночь через него прошли 12 пациентов.
Свое отношение к происходящему Дмитрий Валерьевич формулирует четко и сжато.
— Не секрет, что там были люди в состоянии алкогольного опьянения, мы это фиксировали. Не секрет, что там были и маргиналы. Но там было и огромное количество обычных людей, против которых применяли оружие и светошумовые гранаты. Есть базовые потребности человека — еда, питье, туалет. Вот акция, они стоят один час, второй, кричат, проходит время, и расходятся: рано или поздно им надо пить, есть и в туалет. Я считаю, что применение силы было не то что ненужным — чрезмерным, не укладывающимся в голове.
Врачи циники и готовятся к самому худшему, в глубине души надеясь на лучшее. Юшкевич не может давать прогнозы, что будет сегодня или завтра.
— К нам по-прежнему везут людей с Окрестина и из Жодино. Когда это закончится, будет и повторная волна — уже последствия травм, полученных там. Но этот поток можно как-то предсказать и спрогнозировать.
Врачи БСМП готовы к большому наплыву пациентов.
— Но в этом случае мы будем должны сосредоточиться именно на спасении и лечении людей. И оказывать помощь по освидетельствованию (поскольку в комитете судмедэкспертиз пройти освидетельствование и получить заключение о тяжести телесных повреждений невозможно даже на платной основе, люди обращаются в БСМП. — Прим. TUT.BY) мы сможем в меньшем объеме или не сможем вовсе. Только за вчера через нас прошли 160 человек. Мы понимаем, что нет другого выхода, и пусть наш осмотр не является официальным документом — мы же не эксперты, но наша справка — это хоть какая-то гарантия для человека защитить свои права.
«Во врачебном сообществе мы расцениваем действия силовиков как жестокие, чрезмерные и необоснованные»
Николай Маркевич, реаниматолог-анестезиолог отделения реанимации и интенсивной терапии для пациентов нейрохирургического профиля. За последнюю неделю он ночевал дома дважды и шутит, что скоро его оттуда выгонят за непосещаемость.
— 9 августа стали привозить пострадавших в столкновениях. Я стоял на «сортировке» у входа в больницу, то есть осматривал и распределял: тяжелых отдавал своим реаниматологам, некоторых — в операционные, кого-то в смотровые. Было очень много работы: к нам поступили около 35 человек, в реанимацию попали пять человек. Процент реанимационных больных небольшой, и слава Богу. Хотя мы готовились, освободили места, и хорошо, что они не понадобились.
Николаю Геннадьевичу запомнился парень, которому, вероятно, осколком светошумовой гранаты вырвало кусок бицепса. Мужчина, у которого было пять или шесть ранений резиновыми пулями, в том числе одно из них в область гортани. И точно врач запомнил 19-летнюю пациентку, возле которой взорвалась светошумовая граната. К сожалению, пациенты с аналогичными травмами были и 10, и 11 августа.
— Смотрите, вот видите (мы точно не понимаем, что видим на снимке компьютерной томографии, который нам показывает Николай Геннадьевич), все это — контузионное повреждение мозга, ушиб мозга, субдуральная гематома.
В последующие дни поток пациентов с массовых мероприятий резко упал, но стали поступать пациенты с тяжелыми травмами после пребывания в РУВД, на Окрестина и в Жодино. Один из молодых ребят говорит, что был избит 12 августа. На момент получения травмы сознание не терял. Диагноз при поступлении — закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга, ушибы мягких тканей головы, туловища, лица, левой нижней конечности. То есть били по голове, грудной клетке, ягодицам и бедру. А кроме того, из-за сильного удара в спину возник пневмомедиастинум (наличие воздуха в средостении. — Прим. Tut.by).
— У многих поступивших пациентов показатели, свидетельствующие о массивности повреждения мышечной ткани, во много раз превышали норму. Что это означает на практике? Если не оказать медицинскую помощь, причем в условиях стационара, это может привести к развитию острой почечной недостаточности со всеми вытекающими последствиями, вплоть до летального исхода, — Николай Геннадьевич эмоционально объясняет, почему гематомы опасны и почему так важно оказывать избитым до синего состояния людям помощь.
Коснулся Николай Геннадьевич и поступающих на освидетельствование.
— Людям надо снять побои, задокументировать. И у нас в приемном покое врачи заняты тем, что документируют травмы и гематомы. А фиксировать надо, пусть мы не эксперты, но у людей должны быть какие-то бумаги, с которыми можно отстоять свои честь и достоинство.
То, что правовая оценка чрезмерного применения силы должна быть, врачи не сомневаются.
— Вот, смотрите, кисть. Два перелома. Вот фотография, вот снимок. Зачем человеку целенаправленно надо было ломать руку? А гематомы эти? Ну это же неправильно, так? А когда в человека стреляют в упор резиновыми пулями и происходит массивное повреждение мягких тканей? А разрывы прямой кишки у мужчин?
Последние дни, признается Николай Маркевич, мирные протесты вызывают у него ощущение праздника. Главное, говорит он, чтобы мы не вернулись к тому кошмару, который происходил неделю назад.
— В ночь на 10 августа я чувствовал ужас. И потом — тоже ужас. Во врачебном сообществе мы расцениваем действия силовиков как жестокие, чрезмерные и необоснованные. Если взяли людей, забрали в милицию — не надо их дальше бить.
В разговор вступают другие врачи, которые делятся своими ощущениями.
— Гнев.
— Сострадание.
— Беспомощность.
— Злость.
При этом, подчеркивают врачи, они не делят людей по политическим, профессиональным и другим критериями — всех лечат одинаково.
«Многие просто молодые и наивные»
Алексей Жуковский — врач-хирург травматологического отделения № 1 (сочетанной травмы). Это очень сложное отделение — сюда могут привезти пациента после ДТП или товарища со сломанной ногой и разрывом селезенки после особо жестокой драки. Ногой должны заниматься травматологи, а разрывом селезенки хирурги, но пациента на два отделения не располовинишь. Поэтому такие пациенты попадают именно сюда: одна бригада занимается травмой живота, а вторая собирает кости.
Хирург нашему неожиданному визиту не рад и этого не скрывает. У него тьма писанины, много пациентов и хроническая усталость. Он сухо отвечает на вопросы.
— После акций протеста в наше отделение в мое дежурство поступали люди в основном с ушибами, кровоподтеками, легкими черепно-мозговыми травмами, сотрясениями мозга, один пациент был с повреждениями от резиновой пули. Большинство из них не нуждались в экстренном оперативном лечении, только двум понадобились операции, часть из них отпустили на амбулаторное лечение.
На вопрос о личном отношении к происходящему Алексей Николаевич не сдержал эмоций.
— Мое личное отношение? Критиковать проще всего, но только критикуя, ничего не построишь. Критикуя, можно разрушить то, что есть. Пожалуйста, хотите — критикуйте, протестуйте. Но если мы хотим, чтобы было лучше, то давайте работать, строить, придумывать, создавать, а не драться с милицией. К сожалению, часть пациентов, поступивших в первые дни, были в состоянии алкогольного опьянения. И, к сожалению, большинство из тех, кто попал в больницу, они просто не в полной мере отдают себе отчет в том, что происходит. Многие попали случайно, а многие не понимали, чем может обернуться для них эта ситуация. Многие просто молодые и наивные, и им просто интересно посмотреть и поучаствовать. Но можно ли путем конфронтации улучшить ситуацию?
Он предлагает альтернативу любым протестам, пусть даже подчеркнуто мирным: организовать партию, привлечь юристов для решения проблемы, устроить рок-концерт, наконец, — то есть придумать варианты мирных решений проблемы.
— Я против того, что перекрываются дороги: по ним не проедет скорая. Я против того, что кто-то в кого-то стреляет, а кто-то бросает камни: это будущие пациенты. Легко критиковать, но… Давайте все же постепенно строить. Новое. Лучшее. Очень важно владеть собой. Давайте перенаправлять наше возмущение, нашу энергию в мирное русло.
Жуковский признается, что это свойство его характера — он уверен в том, что надо договариваться, а не решать проблемы силой. И это касается и участников акций, и силовиков.
Шел домой, получил 15 суток, сравнил Окрестина и Жодино
Медбрата отделения реанимации и интенсивной терапии для пациентов нейрохирургического профиля Виталия Меховича задержали вечером 9 августа на проспекте Независимости, когда он шел домой. Все было стандартно: остановился автобус, из него выскочили двое в черной форме, один подсек ноги, Виталий присел, его затянули в транспорт и зафиксировали руки за спиной стяжкой.
Поначалу на Окрестина в шестиместной камере оказались 18 человек. Задержанные, пообщавшись, выяснили, что среди них есть несовершеннолетний, сообщили охране, подростка забрали. Через полчаса привели еще шесть человек, а позже одного увели. Когда люди стали стучать в двери и требовать протоколов, из окошка «кормушки» в камеру пустили перцовый газ.
— Вентиляции нет, только маленькое окошко, около часа дышали этим газом. Глаза режет, дышать нечем.
На следующий день задержанных стали успокаивать: «Мы всех отпустим ночью, сидите тихо». Когда за задержанными пришли и всех вывели из камеры, кто-то стал тихо радоваться. Как оказалось, преждевременно: их просто отвели в другую, четырехместную, где уже были люди. И так их стало 45 человек.
— Может, просто примеряли, сколько человек влезет в ограниченный объем пространства? Потому что через пару часов нас вернули в старую камеру. И дали булку хлеба на 23 человека.
11 августа после обеда Виталий, по его собственному выражению, «оказался перед самым гуманным и справедливым судом мира». Он получил 15 суток за участие в несанкционированной акции, на которой якобы выкрикивал: «Жыве Беларусь» и «Ганьба». По такому же шаблону судили и его сокамерников. После суда его отправили в новую камеру, двухместную, — вместе с Виталием в ней было 35 человек.
— Но нам дали ужин! Овсяную кашу, капусту, соленый огурец и сосиску!
А на следующее утро Виталия и других — порядка 250 человек — погрузили в спецтранспорт. При «погрузке», которой занимались омоновцы, парню и прилетело. До этого его не били.
— Дубасили всех, кого принимали. А потом занялись профилактикой: «Чего вы вышли на эти протесты?» Ну это было немного смешно, там были наблюдатели, которых задержали еще до голосования, были задержанные в четыре часа дня в день выборов, когда и акций никаких и не было, кого-то просто у подъезда задержали. Но мы все молчали, уже опытные. По дороге нам рассказывали, что «это все цветочки, вот приедете в Жодино, там звери настоящие работают». Что я вам скажу? Жодино — это курорт. Пусть камеры были забиты, но там были подушки, одеяла! Нас кормили и не били. А через два дня меня просто отпустили.
У ворот его встретила толпа волонтеров. Один из них отвез его в Минск, и уже на следующий день медбрат вышел на работу.
Для Виталия, как для медика, было тяжело столкнуться с неоказанием помощи. В пример он привел пожилого мужчину на Окрестина.
— Ему было за 60 лет, он сердечник, у него на ноге два пальца были сломаны. Когда мы стали просить вызвать для него скорую помощь, ее вызвали. Приехавшие медики сказали, что его надо везти в больницу, делать рентген, но штатный врач на Окрестина отказал, заявив, что «пара сломанных пальцев и так заживет». И его перевели в Жодино.