Минчанка рассказала о двух с половиной днях чистейшего ада на Окрестина

Эту историю должен прочитать каждый.

Cайт Сharter97.org публикует рассказ Марии из Минска. Она рассказала нам о фальсификациях на выборах, протестах, своем аресте, чудовищных пытках и истязаниях в ЦИП на Окрестина. Публикуем рассказ Марии без сокращений, эту историю должен прочитать каждый.

- До выборов я зарегистрировалась как независимый наблюдатель и принимала участие в наблюдении на досрочном голосовании и в основной день выборов. 9-го августа уже к 3-4 часам дня по нашим подсчетам было понятно, что явка уже составила больше 100%. Около 6 часов вечера к участку подъехал белый микроавтобус на красных номерах. Он просто стоял. Не было возможности связаться с соседними участками: интернет был выключен по всей стране.

В 20 часов я пошла на свой участок на Пушкинской. Там я голосовала как избиратель. Нас собралось человек 60-70. Возле нас стоял товарищ майор и без конца кому-то звонил. Ждал, наверное, подмоги в виде автозака, но они все были заняты. Уже в это время в городе начинались протесты.

Мы дождались протокола только через полтора часа. Наш глава комиссии испугался количества людей. Сбегали они через черный ход. Но мы их все равно встретили и поблагодарили за «старательную работу» аплодисментами.

После этого наша толпа двинулась в сторону Фрунзенской территориальной комиссии, а потом мы двинули в сторону Стелы (это было условное место сбора всех людей, не согласных с результатом выборов). Когда мы подошли ближе к точке сбора всех, наша группа уже рассосалась. Люди, которые шли нам на встречу, говорили, что на Стеле творится жесть, ОМОН уже применяет силу. Но мы все равно пошли. Просто потому что не могли не пойти. Пишу это потому, что, несмотря на все издевательства и пытки во время моих суток, я не пожалела ни минуты, что была частью этого действа. Таких красивых, смелых белорусов я не видела никогда. Я несколько раз плакала там от силы эмоций меня переполнявших. Мы на самом деле были Народом.

Когда мы уже хотели идти домой, возле парка Мицкевича попали под гранаты и слезоточивый газ. Побежали на маленькую улицу, где спрятались в дворике. Нас нашли бойцы, но не ОМОНа, а с уручской бригады, ВВшники. Не трогали, просто крикнули, чтобы мы выходили. Нас было пять человек. Не били, не унижали. Но, конечно, не представились и не сказали, за что задерживают. После чего повели в «опорку» на соседней улице.

Я успела отправить два сообщения друзьям и отцу. Но только то, что меня повязали. Куда повезут – я не знала. В «опорке» заставили выключить телефон. Там нам связали руки пластиковыми хомутами и записали данные. Через 15 минут передали ОМОНу в автозак. ОМОНовец, который меня вел, навесил мне на шею мой рюкзак с фразой «Что, я буду твое г**вно таскать?» И за пару минут, что вел меня до автозака, успел сказать следующее:

«Сама иди, я тебя вести не буду. За***лся уже сегодня за вами бегать. Не сиделось же вам, мразям, дома? Вас надо всех посадить на кол и отправить в космос, чтобы вы про свою п****астию там вещали».

В автозаке посадили на колени лицом к сиденью. Тыкнули дубинкой в лицо, когда я повернула голову в сторону ОМОНовца. «Че пялишься? Отвернись». На полу сидели парни: потные, битые. На них все время кричали матом, чтобы держали голову ниже. Один парень пожаловался, что очень туго затянут хомут – ноль реакции. У меня тоже было туго затянуто, но я молчала. Вторую девушку посадили на лавочку, хомут сняли. Так мы ехали по городу долгое время. К нам еще догружали парней. В какой-то момент затекли ноги. Я попросила сесть – разрешили. Вместе с девушкой ехал в автозаке ее муж. омоновец спросил, пришла ли девушка на площадь «за идею» или с толпой. Она сказала, что с мужем. Он спросил, где ее муж? Она показала. Мужу двинули два или три раза по лицу.

Приехали сразу на Окрестина. Дальше начинаются два с половиной дня чистейшего ада. На момент, когда нас привезли (около 3 часов ночи) там уже было много людей. Меня почти не досматривали. Женщина просто спросила меня, есть ли что-то в карманах, проверила обувь, сняли шнурки и отпустили.

Остальные, кого задерживали раньше, снимали всю одежду и приседали. У меня забрали вещи. В рюкзаке были документы, телефон, все карточки, права от машины. Описи никакой не было. Все время на нас кричали матом, все время нам говорили, что мы мрази и что мы продажные. В следующий раз будем знать, за кого голосовать.

Меня отвели в камеру с той другой девушкой. Когда за нами закрылась дверь, нам сказали «Добро пожаловать в страну толерантности, животные». Нас было двенадцать. В камере на шестерых. 100% девушек были наблюдателями, которых задержали в промежутке с 18 до 20 часов. Никто не был на митинге. Все интеллигентные и умные. Микробиологи, учителя, музыканты. У заведующей кафедры БГУИР взяли сына, мужа, отца (72 года). Она сама влезла за ними в автозак. Одну взяли на участке во время голосования, она даже не была наблюдателем. Остальных – на участках. На них просто вызывали ОМОН их главы комиссий.

В камере не было туалетной бумаги. Была только вода из-под крана и все. В соседней камере была девушка из России. Мы слышали, что она требовала посла. Говорила, что ее задержание незаконное. Ей сказали: «Н***й твою Россию и твоего посла». Никого не позвали. Зовут девушку Стогова Олеся Викторовна, 86-го года рождения. Гуляла с парнем возле гостиницы «Виктория». Ее ударили по лицу и несколько раз головой об стол, когда она в который раз попросила посла (это мы узнали позже, когда нас посадили вместе). С нами в камере сидела женщина лет 50 с дочкой. Тоже сама влезла в автозак, не хотела бросать дочь одну. У женщины был сахарный диабет, мы постоянно просили для нее таблетки, наши просьбы игнорировали. У еще одной девушки была третья группа инвалидности, она сидит на гормонах и тоже просила таблетки для себя. В этом ей также отказали.

Всю ночь мы слышали, что приезжали автозаки. Один за одним. Как кричали парни. Слышали, как их били дубинками. За ночь к нам приходили раз восемь. Спрашивали данные, где и во сколько нас задерживали. Я надеялась, что это для списков, чтобы их вывесить для родственников. В итоге мои родители узнали, где я, только на третий день задержания. Никаких списков не вывешивали.

На следующий день нас снова допрашивали. Каждый раз, когда кто-то приходил, на нас кричали и говорили, чтобы мы смотрели в пол. Напоминая, что лучше бы мы сидели дома и пекли пироги.

На следующий день привели еще одну девушку. Взяли во время митинга, но долго держали в РУВД. В этот день мы уже слышали волонтеров за стенами Окрестина, понимали, что люди догадываются, где мы. Они кричали «Списки!», требуя у работников ЦИПа хоть какой-то информации о задержанных.

Нас не кормили. Бумагу туалетную не принесли. У некоторых девушек начались месячные. На просьбы о средствах личной гигиены отвечали «футболкой подотрись». Вечером стало понятно, что опять проходят митинги: мы слышали взрывы, считали автозаки, которые подъезжали. Насчитали не меньше семи.

Кто-то из ребят позвал доктора, я слышала что-то про «кровотечение открылось». Ему сказали «да это твое дырявое очко кровоточит, готовься, я тебе туда дубинку засуну или член. Кровоточит у него». Скорая приехала очень поздно. Не знаю, помогли ли ему.

На нас составили протоколы. Стали вызывать подписывать. На нас кричали. Говорили: «Подпишите, заплатите штраф и пойдете домой; а кто не подпишет – будет сидеть».

Что написано в протоколе давали прочитать не всем. Закрывали рукой, орали, ничего не объясняли. Много девушек все подписали. И протокол был одинаковый у всех «С 22.10 до 22.30 была задержана на Стеле, кричала «свободу Статкевичу», «Жыве Беларусь», «Стоп таракан», сопротивлялась при задержании». И этом при том, что некоторые девушки сидели в ЦИПе уже с 18 часов вечера.

Я протокол не подписала. Везде писала, что не согласна и требовала адвоката. Мне разрешили прочитать все. Я спрашивала, что за статьи там и тут, на что они не отвечали – так и писала.

Потом, наверное, стало уже невозможно размещать людей. За нами пришли и повели на 3ый этаж. Там перед нами открыли дверь и я поняла, что, наверное, тут и будет мой конец. Камера была рассчитана на четыре человека. Там уже сидело 23 девушки. Воздуха не было. Нас было 13. Стало всего 36. Бумаги не было. Еды не было. Вместе с нами были две женщины-алкоголички. От них воняло. Не было, чем дышать. Не было, где спать. На полу была вода. Я спросила, что это. Мне сказали, что когда девушки просили открыть дверь, в какой-то момент дверь открылась и конвойный вылил на пол ведро воды и закрыл дверь.

Во влажном помещении воздуха не было совсем. Некоторое время мы посидели. У девушки из нашей предыдущей камеры началась паническая атака. Ее начало рвать, причем желчью, так как нас не кормили. Мы попросили доктора. Ноль реакции. Через некоторое время мы стали кричать, и уже было все равно. Открылась дверь, и на нас вылили ведро холодной воды. На всех, кто сидел или спал. Дверь закрылась. Потом стало понятно и этим палачам, что девушка может умереть, они ее вывели на несколько минут подышать. И впустили вновь. Она умоляла их, но услышала только «Не заставляйте нас применять к вам силу». Ее вновь заперли с нами.

Через некоторое время нас согласились вывести в коридор подышать несколько минут (поменялись охранники, заступили новые на смену). Во время стояния в коридоре потеряла сознание одна из девушек, у которой третья группа инвалидности. На тот момент мы уже были в камере несколько часов и полтора суток без еды. Позвали доктора, тот ей что-то дал. Девушку вновь затащили к нам в камеру. После чего выводили еще раз и один раз просто открывали двери.

Наше единственное спасение было в открытом окне и «кормушке» (через которую дают еду). Поэтому был микросквозняк, но это помогало несильно.

В какой-то момент «кормушку» закрыли и мы начали кричать, но через минуту поняли, почему они это сделали. Мы услышали, что из камеры напротив вывели парня и начали дубасить дубиной. Это было страшно слушать. После 3-4 ударов – фраза «а теперь бери и вытирай свое говно. Как тебе вот такая тряпка». Я не знаю, что там точно случилось. Но слушать это было невозможно. У половины девушек в соседних камерах сидели парни, мужи и даже отцы. Это вполне тог быть кто-то из них.

Как-то мы пережили эту ночь, но нужно отметить, что у одной алкоголички началось расстройства желудка. 37 человек. В камере на четверых незакрытый туалет. Бумаги так и не было. Об одном мы не пожалели: хорошо, что нас не кормили. Потому что все вышло бы наружу. Стойкий запах аммиака и этих испарений с футболки не отстирался.

На следующий день над нами начались суды. Маразм был в том, что сначала девушек стали вызывать к судьям Московского района (судьи приехали к нам), а потом тех же девушек к судьям Фрунзенского района. У некоторых получилось по два решения суда с разными данными. То есть, например, один суд дал штраф 10 базовых, а второй - 10 суток. Никто не объяснял ничего, мы были в полном неведении. Мой судья дал мне 10 суток. Хотя за пять минут до меня судья дала парню, с которым меня задержали вместе, 20 базовых. Я спросила - почему? Он пожал плечами: «Не я выносил решение вашему парню». Я чудом успела поговорить с этим парнем в коридоре. Попросила передать родителям информацию о том, где я и на сколько меня посадили. 3 дня о нас никто ничего не знал.

90% наших девочек получили сутки. С нами в камере была семья, мама и две сестры. Их взяли как независимых наблюдателей прямо с участка. Дома осталось два кота. Всем девушкам присудили 10 суток ареста, хотя они умоляли дать штраф хотя бы одной из них, чтобы спасти котов. Что с отцом их, которого тоже повязали, было непонятно. Это справедливость? Как этот судья смотрел им в глаза? За что? Почему всем троим? Мне кажется, по нашему приговору они бросали кости и так решали, что делать.

Всем дали очень большие штрафы. Минимум 20 базовых (200 долларов), максимум - 32 базовых. Самое ужасное: большинство из тех, кому присудили штрафы, были отпущены сразу после вынесения решения. А у нас было двое: та самая женщина с сахарным диабетом и ее дочь, которых после суда вернули в камеру. Им пришлось еще просидеть с нами до утра. А на следующий день дочка, вопреки бумагам от прокурора, что ей присудили штраф, поехала с нами в Жодино. Мать осталась в камере, вроде ее сразу выпустили.

Сразу после суда 3 девушки были освобождены. Еще одну ночь пришлось провести в этой душегубке. Нас стало 33. Однако около 22:00 к нам посадили еще 4 девушек. Среди них была женщина лет 40. Она просто пошла в магазин в свой единственный выходной, чтобы купить еды для своего отца-инвалида, и проходила мимо школы. Ей дали 12 суток. На наши крики, что уже совсем нет места в камере, был дан ответ: «Вы увидите суть позже, что такое «много людей»». Потом выяснилось, что в другой камере на 4-ых сидело 53 девушки. Мы практически не спали, было душно.

Всю ночь на территорию заезжали автозаки, мы насчитали минимум 9. Ребят избивали во дворе. Мы не видели, но все слышали. Избивали и сразу отпускали. В камерах вообще не было места. Их отпускали с криками: «Даю вам 5 минут, убирайтесь отсюда, в суде спросите про свои вещи». Мы видели в окно, как они убегали, хромая и еле переступая с ноги на ногу.

Отдельно про волонтеров. Если бы не их поддержка, мы бы загнулись. По вечерам они кричали нам, сколько времени, кричали, кто кого любит и кто кого ждет. Это была невероятная поддержка.

На следующее утро нам принесли хлеб и первый раз за 2,5 суток мы поели. Нас выстроили на улице. Некоторые остались в камере (те, кого не успели осудить), потом мы узнали, что их выпустили. Девочки просто стояли лицом к стене во дворе. Ребята стояли на коленях лицом к земле. Некоторые только в трусах. Мы видели, какие гематомы у них на ногах. Некоторые девушки плакали. Некоторым стало плохо, одна сразу упала в обморок. Ее облили водой, врача не вызвали. Всем «слабеньким» разрешили сесть. Мы долго стояли так, потом нас начали заводить в автозаки для транспортировки в Жодино. Одна из работниц ЦИПа крикнула вслед «Вас в Жодино закопают». Нас все время унижали и оскорбляли, говорили, что у всех в карманах по 50 евро, что мы продажные, что лучше бы мы, бабы, сидели дома и варили борщи. Слушать было очень тяжело, мы начали спорить, он немного понизил голос, понял, что 99% девушек здесь случайные. Больше не возбухал.

Когда ребят загоняли в автозак, они были вынуждены бежать. У некоторых были очевидные травмы (переломы) ног. Но они были вынуждены бежать. И все это сопровождалось фразами «ох как напуганы, они даже не видят, куда бегут, глядя вниз». В автозаки загружались парни отдельно от девушек, а когда мы вошли, один из омоновцев стал кричать, чтобы мы садились на пол. Но тут подошел еще один, нормальный (насколько это возможно) омоновец. Разрешил всем рассесться, нас накормили хлебом и напоили. По пути он рассказал нам, что происходит в городе. Мы даже немного поговорили о политике. Порешили на том, что мы никогда не сойдемся во мнении.

О тюрьме в Жодино ничего не могу сказать, кроме того, что это были самые добрые, самые честные и заботливые люди за все время наших «приключений». Накормили, принесли туалетную бумагу и даже купили средства личной гигиены. Они разместили списки всех, кого им привезли. Родственники наконец узнали, где мы. Очень человечные и добрые люди. Мы не могли понять, приехали ли вещи с Окрестина с нами, они согласились пройти с нами по всем складам в тюрьме и поискать вещи вместе с нами. Мой низкий поклон адекватным людям, которые в те дни стали настоящим спасением.

В пятницу вечером 14 августа нас всех отпустили, дали на подпись бумагу, что нас освобождают, но мы обещаем не участвовать в подобных мероприятиях впредь. Я не хотела подписывать, я хотела досидеть свои оставшиеся пять суток, но проблема в том, что мне все равно пришлось бы это сделать. И я очень переживала за своих родителей и согласилась. Когда я вышла, мне захотелось плакать. Не из-за того, через что я прошла, а от замечательных волонтеров. Перед нами был настоящий палаточный городок. Они предусмотрели все: еду, воду, сигареты, пледы, психологи. Они «бились» за то, кто поверье освобожденных домой. Я горжусь быть с ними частью одной нации, но я бы поступила так же на их месте на самом деле. Меня встречали друзья.

Я не запомнила ни одной фамилии наших карателей, но помню все лица до одного. Я уже подала жалобу в следственный комитет на предмет возбуждения уголовного дела, мы с девочками будет писать письмо в ООН, правозащитные организации. Потому что то, что произошло, было пытками над людьми. Эту историю должен услышать каждый. Мы не пушечное мясо.

Теперь на мне висят 5 неотсиженных суток. Я, скорее всего, не выездная. И мне запрещено принимать участие в массовых мероприятиях. Потому что следующее задержание - уголовка. Сижу дома, смотрю в окно. Пишу этот текст под непрекращающиеся гудки машин. Мы великая нация, мы будем сильными. Все было не напрасно.