Протесты доказали: белорусы — гении солидарности.
В понедельник утром минчанка Марина Эль Фадель разрешила своему сыну-семикласснику Данику не идти в школу. Вместо уроков они вместе поехали на проспект Победителей и заняли очередь в кофейню O’Petit, которую накануне разгромили тихари в штатском за то, что сотрудники позволили спрятаться внутри нескольким участникам демонстрации, убегающим от дубинок и наручников.
Один из тихарей в штатском, правда, был опознан благодаря фотографиям: это Николай Карпенков, руководитель Главного управления по борьбе с организованной преступностью и коррупцией (ГУБОПиК), в прошлом — командир милицейского спецподразделения «Алмаз». В качестве командира «Алмаза» в 2006 году он лично стрелял по машине активиста Юрия Радзивила, члена инициативной группы кандидата в президенты Александра Козулина.
Когда Радзивил подал заявление в прокуратуру с просьбой возбудить дело в отношении неустановленных лиц — Карпенков и тогда был в штатском, — дело возбудили против самого Радзивила. По статье «сопротивление сотруднику милиции». Три месяца Юрий провел под стражей, не понимая, почему посадили именно его, а не того человека, что стрелял по машине. А еще Николай Карпенков лично в том же 2006 году участвовал в избиении кандидата в президенты Александра Козулина, а в 2010 году избивал кандидата в президенты Владимира Некляева.
Так что дверь маленькой кофейни для него — это вообще мелочь. Фигуля на рогуле.
Впрочем, тихари, бьющие лица и витрины, — сами фигули на рогуле по сравнению с минчанами, которые с утра выстроились в очередь, чтобы выпить кофе в том заведении. Оставляли деньги в емкости для чаевых, и не монеты, а купюры. Ехали не только из всех районов города, но и из пригородов.
Марина Эль Фадель с сыном приехали в 11. Перед ними в очереди оказалось больше 20 человек, за ними тоже быстро выстроилось продолжение очереди. Марина — владелица небольшого салона красоты. Она придумала классный лозунг: «Спасение одного малого бизнеса — дело рук другого малого бизнеса!» А спустя два часа приехали представители третьего малого бизнеса, чтобы отремонтировать дверь и вставить выбитые стекла.
Можно много говорить о белорусских протестах. Сравнивать с Майданом. Сначала с первым, потом со вторым. С Грузией. С Арменией. Можно рассуждать о том, чего не хватает белорусам, прогнозировать репрессии и российскую помощь нелегитимному режиму, сожалеть о том, что в первые дни не действовали более решительно, а теперь, мол, момент упущен. Иногда мне кажется, что полмира заняты именно этим. Но никто, ни единая живая душа — ни оптимист, ни пессимист, ни реалист — даже не пытается отрицать одну важную вещь: белорусы — гении солидарности. Это действительно увидел весь мир.
В воскресенье 6 сентября, когда началась охота на участников «Марша единства» в Минске, люди, оказавшиеся в районе стелы у парка Победы, просто прыгали в реку. Их доставали из воды, укрывали пледами и перевозили катерами на другой берег Свислочи спасатели из ОСВОД.
Конечно, формально ребята просто выполняли свою работу. Это ведь по инструкции положено: если человек в воде находится в опасности — его нужно посадить в катер и доставить на берег. На какой именно берег — правый или левый, — в должностной инструкции спасателей не сказано. Но именно они вместо спасенных демонстрантов оказались ночью в тюрьме на Окрестина. Шестерых спасателей Минской городской станции спасения на водах задержали и увезли, хотя они не принимали участия в марше и вообще находились на работе.
За то и арестовали — за спасение, за помощь, за солидарность.
Не скажу, что белорусская солидарность вдруг образовалась из ничего, на пустом месте. Ничего подобного: это у нас было всегда, просто не в таких масштабах. В 2006 году на Октябрьской площади Минска после президентских выборов разбили палаточный городок. Он продержался четыре дня. И все эти дни на подступах к площади арестовывали людей, которые несли обитателям палаток еду и теплые вещи.
Тогда не было не то что социальных сетей — мобильные телефоны у большинства имели лишь функции звонка и игры в «змейку». Так что минчане шли на площадь, не договариваясь друг с другом, — просто потому, что не могли не принести туда теплый свитер, или термос с чаем, или пакет с бутербродами. Омоновцы на подходах к площади вычисляли тех, кто с пакетами, и «паковали». Поэтому люди изображали городских сумасшедших, обернувшись пледами и напяливая на себя сорок одежек.
А потом, в 2010 году, после массовых арестов — тоже без всякой организации и быстрой связи с помощью мессенджеров, — белорусы каким-то образом знакомились, встречались, приходили в офис партии БНФ, где тогда был стихийный пункт сбора помощи. Собирали передачи, покупали игрушки для детей политзаключенных, скидывались на адвокатов и помощь семьям, сотнями писали письма и открытки.
Так что все это было всегда. Просто сейчас эта солидарность стала всеобщей.
Если десять лет назад это было личным делом каждого, то сегодня не быть солидарным, не помогать, не участвовать стало просто как-то стыдно.
Формула «все помогают всем» — это про нас, сегодняшних.
Да еще и пандемия сыграла свою роль. Когда оказалось, что коронавирус официально есть во всем мире, кроме Беларуси, то людям пришлось самим собирать деньги на средства индивидуальной защиты для врачей. Справились. Мобилизовались. Одни покупали, другие на своих машинах развозили, третьи готовили обеды для врачей, четвертые координировали помощь медикам через телеграм-каналы и чаты. В общем, мобилизовались. И это стало генеральной репетицией для августовских протестов.
В первые дни после выборов, когда в городах рвались светошумовые гранаты, шла стрельба резиновыми пулями, а ОМОН вел охоту не только на центральных улицах, но и во дворах, минчане открывали подъезды, чтобы дать возможность спасающимся прятаться. Открывали двери квартир, впускали демонстрантов и поили их чаем. Оставляли на скамейках во дворах бинты, йод, медикаменты и воду.
Интернет был отключен, но счастливым обладателям «псифона» удавалось передавать информацию с улиц телеграм-каналам. А те, кто остался дома, сообщали тем же телеграм-каналам коды подъездов и пароли Wi-Fi. Возле ЦИП на Окрестина появился волонтерский лагерь.
Родственники задержанных собирали информацию не только о своих — они собирали базу данных, которая потом здорово помогала и правозащитникам, и родным других задержанных. Диспетчеры служб такси просили водителей не брать денег с пассажиров, которые едут от ЦИП на Окрестина и СИЗО на Володарского. Частные медицинские центры бесплатно обследовали и лечили пострадавших.
Диджеям перемен — звукачам Дворца молодежи, которые врубили Цоя в Киевском сквере за три дня до выборов и тут же потеряли работу, да еще и отправились на Окрестина на 10 суток, — за день собрали через фейсбук около 30 тысяч долларов.
Выйдя из Окрестина, ребята большую часть этих денег отдали пострадавшим во время протестов.
А самим им пришлось уехать в Литву. Но в одном из минских дворов на Сморговском тракте появился мурал с изображением диджеев перемен Влада Соколовского и Кирилла Галанова. Жители двора даже изготовили табличку «Площадь Перемен» и прикрепили ее к той трансформаторной будке. Каждый день во двор приезжают коммунальные службы и закрашивают мурал.
Каждый день жильцы близлежащих домов, прежде не знакомые друг с другом, собираются, стирают казенную краску и обновляют картину. Придумывают, как вывесить бело-красно-белый флаг, чтобы его не сняла милиция: нужно не на балконах вешать, а натягивать веревку между домами. Это здорово затрудняет задачу.
И вообще, в Беларуси снова появилось соседство — не по формальному признаку, а в качестве братства. Улицы, кварталы, дворы создают свои чаты в разных мессенджерах, чтобы быть вместе и помогать друг другу. На марш одному идти страшно: омоновцы или тихари в штатском очень любят выхватывать людей поодиночке. А вот если идти колонной — это не страшно. И если нападут — своих проще отбить. Так что к месту сбора сейчас мало кто добирается в одиночку: из всех районов Минска идут колоннами.
Я тоже нашла свой уличный чат. Район у нас маленький — две улицы, упирающиеся в парк Горького. Когда-то в семидесятые здесь давали квартиры работникам ЦК КПБ и Совмина, и в народе местность прозвали «районом пыжиковых шапок». Сегодня в нашем чате обсуждали, какой нам придумать символ, опознавательный знак, чтобы мы могли друг друга узнать в толпе и на улице. И, конечно, многие предложили пыжиковые шапки.
Я на секунду представила себе, как по городу идет колонна нашего района в пыжиковых шапках. Вспомнила, как поют вечерами песни в Новой Боровой. Как собираются вечерами на площади Перемен. Как машут флагами Серебрянка и Лошица. Как идет в центр Каменная Горка. Как дежурит Пушкинская у мемориала погибшего Александра Тарайковского. Как преодолевает кордоны Грушевка.
Кто-нибудь еще сомневается, что мы победим?
Ирина Халип, «Новая газета»