Интервью с лидером профсоюзного движения, который 30 лет назад остановил «Гомсельмаш».
Три десятка лет назад Александр Бухвостов стал известен на всю страну. Будучи председателем профкома «Гомсельмаша», он организовал на заводе забастовку, возглавил первый в Беларуси стачечный комитет и сумел провести марш рабочих из Гомеля в Москву, главное требование которого было принятие мер по ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС.
Спустя годы, несмотря на свои 75 лет, Александр Бухвостов по-прежнему в строю. В настоящее время он возглавляет Свободный профсоюз металлистов. В интервью «Сильным Новостям» профсоюзный лидер рассказал о своем видении происходящих в стране процессов.
— Александр Иванович, в интернете можно найти список из нескольких десятков предприятий и учреждений, которые бастуют.
— Да, на многих предприятиях есть группы людей, активисты, которые пытались или пытаются организовать забастовку. Там, где есть сильные профсоюзы, относящиеся к Белорусскому независимому профсоюзу, как, например, на «Беларуськалии» или «Гродно-Азоте», действительно были забастовочные моменты. На отдельных предприятиях ситуацию можно расценивать как предзабастовочное состояние. Например, на Минском тракторном заводе есть группа людей, заявившая о создании стачкома, на ряде других заводов аналогичная ситуация с элементами так называемой итальянской забастовки, но пока нет единого организующего начала.
Мы тоже участвуем в этом процессе и хотим в первую очередь добиться, чтобы люди в знак протеста выходили из Федерации профсоюзов Беларуси (ФПБ) — официального профсоюза. ФПБ — это опора Лукашенко.
— Забастовки в Беларуси 30 лет назад проходили под экономическими требованиями. Сегодня ситуация совершенно иная — нет экономических требований, исключительно политические. Получается, что люди перестали думать желудком? Что произошло?
— И сегодня есть определенные пересечения с прошлым. Когда мы в 1990 году на «Гомсельмаше» объявили забастовку, мы тоже исходили из политического подтекста — нам не говорят правду о катастрофе на ЧАЭС и последствиях. Почему люди поднялись сегодня? Их лишили голоса на выборах, они тоже хотят знать правду. Но есть и существенный нюанс. Мы использовали закон о разрешении трудовых споров. Тогда в СССР этот закон только приняли и мы его, наверное, первыми в стране применили. У нас был большой список требований к власти, в том числе и экономические.
С тех пор многое изменилось, речь даже не о законодательстве, изменился сам характер людей. За 26 лет лукашенковского правления рабочего человека придавили так, что у него нет желания организовываться, было утрачено чувство солидарности, только сейчас на этой волне протестов оно начинает проявляться. И то не в полной мере. Вот, например, арестовали председателя стачкома завода. Каким должен быть ответный шаг по логике? Предприятие должно остановиться, люди выходят на улицу и требуют его освобождения. Пока таких акций не видно, ибо в сознании людей нет однородности оценки ситуации. Поэтому и сложно организоваться.
А политические требования уже сформулированы: отставка Лукашенко в связи с фальсификаций выборов и новые выборы. Требования политические, ведь экономических не выдвигают, но противоречия в сознании рабочих есть. Именно экономическая сторона останавливает многих от решительных действий. Вопросы: а будет ли 13-я зарплата, будут ли «овощные», если я выйду из ФПБ, и т д. Не так все просто для рабочих. Они, прежде всего, заинтересованы в решении трудовых проблем, они продают свою рабочую силу и получают зарплату.
— Но ведь и 30 лет назад были репрессии, активистов рабочего движения задерживали, отправляли на сутки и увольняли. Два года назад в одном из интервью вы обронили такую фразу: «Мельчает рабочий класс». Это был ваш ответ на вопрос, почему люди молчат после переписывания Трудового кодекса не в пользу наемных работников, введения контрактной системы с возможностью увольнения без объяснения причин и так называемой пенсионной реформой, которая свелась к увеличению возраста выхода на пенсию.
— Как бы ни критиковали советскую действительность... Я 20 лет отработал на «Гомсельмаше», потом работал в профсоюзном движении и могу сказать, что рабочие в те времена и сегодняшние — это разные люди. В 80-е годы на том же «Гомсельмаше» рабочий был практически хозяином. Он мог провести собрание, принять решение и озадачить начальство. Расценки срезали! Мог тут же остановить станок и с бригадой пойти к директору за объяснениями. И никто его не увольнял. Рабочих всегда не хватало.
Потом в перестроечное время начали образовываться независимые профсоюзы, в рабочей среде появились лидеры, способные за собой повести. Да, сегодня такие люди появились, на том же МТЗ, но все быстро глушится репрессиями, отправляют на сутки, увольняют. Сейчас стало, я бы сказал, жестче, чем 30 лет назад. Рабочий класс ослаб. А есть ли рабочий класс вообще в Беларуси? Рабочий класс должен ощущать себя классом, силой, чего не было долгие годы. Памятной стала первая за многие десятилетия акция рабочих МТЗ, когда они колонной прошли от завода до площади Независимости. Было ощущение солидарности, рабочие вышли на улицу, а потом все несколько нивелировалось.
— Причиной стала угроза Лукашенко повесить замки на ворота предприятий, бастующих уволить, а вместо них привезти штрейкбрехеров?
— Это обычная риторика Лукашенко — запугать, проблему решать командой с позиции силы и вселения страха. Это нужно преодолеть. А что касается штрейкбрехерства, то это можно заблокировать. Профсоюзы Украины и России заявили о своей поддержке в этом вопросе. Однако наши рабочие должны сами организоваться. Процесс этот не быстрый, мы же, как представили независимых профсоюзов, не имели возможности работать с рабочими. Нас не пускали и не пускают на предприятия. Да и сами рабочие, скажу честно, не рвались в наши ряды. Очень мало людей интересовались системой защиты своих прав. В то же время сегодня есть хороший признак, что ситуация может измениться. Ведь выступили сегодня в первую очередь молодые рабочие, у них другое мышление и возможности для объединения, в том числе и с помощью интернета. Как дальше этот процесс пойдет? Не исключаю, что политические требования в рабочей среде могут затухнуть.
— Опять же из-за высказываний диктатора, что на заводах избыточная численность работников? Бунтарей можно уволить, что и происходит, и тем самым решить проблему?
— Вопрос в том, что Лукашенко не до конца понимает производство. Есть технологические операции и техпроцессы, где сокращения и увольнения лишь навредят. Мы ведь еще не достигли такого уровня автоматизации, чтобы уволить всех. А с другой стороны, угроза увольнений всегда висит над рабочим. Вопрос в том, что заступиться за него некому. Да, слово «боимся» очень часто присутствует в лексиконе, когда мы обсуждаем эти темы с рабочими. Да, страшно, но страх нужно преодолеть. Тут выбор простой: работай, не участвуй, но не мешай другим отстаивать свои права. Выбор есть у каждого, но не каждый способен его сделать.
Сейчас мы вошли в период неопределенности. Мы сегодня активизировали свою деятельность с предприятиями, где есть люди, желающие выйти из официального профсоюза. ФПБ стала опорой режима Лукашенко, она, как колпаком, накрыла людей, поджала через эту и прочие якобы общественные организации тех же учителей, людей других профессий. Сегодня очевидно, что нужно ломать и менять характер профсоюзного движения.
— Если представить, что старое удастся разрушить, а новое получится построить?
— Все разрушать не надо, разрушить нужно структуру античеловеческого толка. Лукашенко ведь создал такое государство, что у человека нет никаких прав и механизмов их защищать. Очевидно, что он должен уйти, нужны честные выборы президента и парламента. Да, это непростой процесс, есть риски, что не все получится так, как нам сегодня видится. С точки зрения профсоюза и рабочего движения люди должны получить право создавать организации и вступать в них, а государство не должно в этот процесс вмешиваться. Предприятия, конечно же, должны работать.
— Финансовая ситуация на многих крупных предприятиях, мягко говоря, тревожная. Не чужой вам «Гомсельмаш» и другие заводы в долгах, закредитованы так, что если включатся рыночные законы, то они закроются, а люди пойдут на улицу. И тогда речь пойдет не о политических требованиях.
— Думаю, ни у кого нет сомнений, что Беларусь нуждается в политических и экономических реформах. А любая реформа, по теории внедрения новизны, это падение вниз, а потом начнется движение вверх. Появятся безработные, придется перестраиваться, надеюсь, что найдутся люди, которые смогут принимать правильные решения в непростой ситуации. Экономика ведь у нас и так далека от благополучной.
В свое время шведы занимали третье место в мире по производству крупнотоннажных танкеров, а потом не выдержали конкуренции и вынуждены были высвободить 120 тысяч человек. В результате реализации специально разработанной долгосрочной программы ни один рабочий не пострадал. Я это к тому, что в любой ситуации выход всегда есть, новые времена требуют новых людей, новых идей и решений. Мы должны построить солидарное общество, пока об этом говорить рано. Есть один камень преткновения, который нужно убрать, и думать о том, как жить дальше.