«Раньше я охранял Лукашенко, а теперь скрываюсь от уголовного преследования»

Рассказ бывшего спецназовца из военной части 3214.

Два года назад Владимир (имя героя изменено) и представить не мог, что будет просить политического убежища. Но месяц назад силовики избили его так, что пришлось накладывать самому себе шину из пластиковых вилок, а потом на него завели уголовку. Издание kyky.org поговорило с Владимиром.

KYKY: Расскажи про свою жизнь. Ты рос в провинциальном городе?

Владимир: Да, закончил 9 классов школы, по совету родителей пошел в аграрно-технический лицей, после него отработал год на пилораме по распределению и уехал в Россию на заработки – это было в 2017-м. Через некоторое время мне позвонил отец и сказал, что меня разыскивает военкомат. Мне на тот момент было 18 лет. Решил приехать обратно в Беларусь и пойти в армию.

Я служил в Минске, в Уручье – это военная часть 3214, спецназ. Сейчас ребята именно из этой части бегают со щитами, лупят и разгоняют мирное население.

KYKY: Если бы ты сейчас служил, тоже бегал бы с дубинкой?

Владимир: Я бы сидел на гауптвахте за отказ от приказа бегать.

KYKY: Мне говорили, что за отказ можно получить 15 лет.

Владимир: Так или иначе, все заканчивается тюрьмой. Тебя могут избить до полусмерти прямо в части – никто все равно этого не узнает – а потом посадить на гауптвахту, после которой отравят в военную тюрьму. Когда я служил, ребят отправляли на гауптвахту по любой мелочи: покурил не там во время службы, забыл что-то из снаряжения и так далее. Но многое зависит от офицерского состава – мне повезло, я попал в хорошую роту. Командир нашей части действительно заботился о солдатах. Сейчас командир там другой – он уже тогда мог и силу применить, и наорать, и пьяный прийти на работу.

KYKY: Невозможно прийти адекватным человеком и пойти бегать со щитом по городу, избивать людей. Как солдат к этому готовят?

Владимир: Промывка мозгов. В 2018-м году, когда я служил, в Минске праздновали День Воли. За 1-2 недели до этого дня нас начали натаскивать на беготню со щитами. Видела ролики с тренировками силовиков перед 9-11 августа? Нас натаскивали также. И промывали мозги – часами крутили одни и те же видео с Майдана и других протестов, где люди избивают, вытаскивают из цепей сотрудников, кидают в них коктейли Молотова.

Нам постоянно говорили, чтобы на протестах мы были аккуратны, смотрели друг за другом, потому что даже милая 80-летняя бабуля может достать из авоськи коктейль Молотова и закинуть его в толпу ребят со щитами. Поэтому часто рассказывали историю про дедушку, который в кортеж Лукашенко кинул пакет молока – это реальный случай.

Я знаю, что в 17-м ребята выставлялись на БНР-100, мы в 18-м на БНР-101 не выходили. Если бы тогда сказали взять щит и пойти, мы бы пошли, но если бы приказали применить силу, мы бы отказались – понимая, что, в лучшем случае, нас изобьют.

Вообще, у меня служба была специфическая. Мы занимались охраной Лукашенко по маршруту его следования.

KYKY: Стой, как ты из роты попал в охрану Лукашенко? Явно же был некий селект среди солдат.

Владимир: Мы вообще подписывали бумагу о неразглашении...Ладно, войсковая часть 3214 – элитные войска Беларуси. Поэтому этой бригаде с самого начала ее существования всегда доставались самые «ответственные задания». В один из дней моей службы – мы тогда только со «Славянского базара» вернулись – к нам пришли ребята из службы безопасности Лукашенко. В итоге командир бригады отдал нашу первую роту в их распоряжение. После этого мы вместе работали по охране АГЛ.

KYKY:Тебя не смущало, что ты будешь охранять Лукашенко?

Владимир: Да, это признание хорошей службы. Если честно, мы были просто счастливы, что нам дали эту работу. Для солдата чем меньше он находится в роте, тем лучше.

Работа была несложная. Нам нужно было ходить по определенному маршруту и высматривать подозрительные лица, чтобы они не устроили диверсию. Фиксировать подозрительные предметы, взрывчатые вещества и так далее. И сообщать сотрудникам службы безопасности о нахождении на маршруте людей с символикой, с БЧБ. В тот год как раз в Куропатах построили ресторан, около которого собиралась оппозиция с плакатами, и, как говорила служба безопасности, иногда и с камнями.

Мы работали с охраной Лукашенко год. Лично я никогда не видел, и не говорил с Лукашенко. Но за это время успел выучить его полное расписание передвижений. Каждый вторник-четверг (могу ошибиться в днях) у АГЛ был «день хоккея», поэтому он ездил во Дворец Спорта на игры или тренировки. В остальные будние дни посещал Дворец Независимости и периодически мог куда-нибудь вылететь из частного аэродрома. Не помню, где находится тот аэродром – мы выставлялись там не очень часто, точно где-то за городом.

KYKY: Сколько людей охраняют Лукашенко, когда ему нужно доехать из точки «А» в точку «Б»?

Владимир: Человек 25 солдат, ОМОН и служба безопасности. Я не знаю точную цифру, но это большое количество людей.

KYKY: Как ты уходил из армии? Тебе явно предлагали продлить службу.

Владимир: Предлагали работать на контракте. Были предложения остаться в бригаде, пойти в ОМОН, в милицию, вербовали в службу безопасности президента. Но у меня не было желания связывать жизнь с госорганами, хотя там обещали и зарплату, и квартиру – все. Сопоставил плюсы и минусы, и минусов оказалось больше. Тебе нельзя культурно-массово отдыхать. Чтобы выехать в отпуск, тебе нужно писать заявление, а подтвердят его или нет – неизвестно. И даже если ты уедешь куда-то, тебя могут вызывать в любой момент по учебно-боевой тревоге, и ты будешь обязан явиться. Как собачка, ты становишься заложником системы.

После армии, мне уже было 20 лет, вернулся домой, пошел работать курьером. От армии у меня остался только навык мало спать и высыпаться, быть продуктивным – всё. Нас, конечно, учили в части «убивать людей», но «машиной для убийства» я не стал – вешу 70 килограммов (смеется).

KYKY: У тебя есть сослуживцы, которые сейчас разгоняют протесты?

Владимир: После дембеля половина наших ребят пошли в ОМОН и в другие органы. Я общался с парнем, который и сейчас работает омоновцем, но его роту не привлекали к разгонам – он не бил никого дубинкой и говорит, что ему повезло.

Я могу понять срочников, которых сейчас отправляют на протесты, – ребятам страшно. Если им прикажут бить, но они откажутся и сложат щиты, народ их, конечно, поддержит. Но вечером они вернутся в бригаду и их там уничтожат. А потом еще посадят в военную тюрьму – и полностью сломают жизнь.

KYKY: Но ты же сам говорил, что солдатам придется возвращаться не только в казарму, но и к семье.

Владимир: Это диссонанс. Страх против человечности. Страх не обычный, а лютый. Вот если целая рота сложит щиты, может, всех и не будут наказывать, иначе ситуация выльется в большой скандал. Но это возможно только в том случае, если в роте появится инициатор, у которого есть авторитет. Самый идеальный вариант развития событий – если прикажет офицер. Тогда срочники будут в безопасности. Но офицеру...

KYKY: Как из человека вне политики ты стал тем, кто ходит на митинги?

Владимир: Этим летом я работал аниматором – был лучшим человеком-пауком своего города и его окрестностей. Политикой и правда не интересовался, но в эту избирательную кампанию все изменилось. Я с самого начала знал, что 9 августа пойду голосовать против Лукашенко – и пошел. Я устал и хочу перемен. Мне 22 года, кроме него я никого на президентском посту больше не видел.

Впервые я вышел на митинг, когда представители Тихановской приехали в мой город, сама Светлана приехать не смогла. Ну, и потом уже не смог быть в стороне.

KYKY: Расскажи, как и за что тебя задержали?

Владимир: 9,10 и 11 августа я выходил на протесты. Первые два дня вместе со всеми выкрикивал лозунги, потом перестал. Пытался в местном телеграм-канале умерить агрессию людей по отношению к силовикам – говорил людям, чтобы они не выкрикивали в их адрес нецензурные оскорбления и не хватались за камни, ножи и палки. Даже если тебя избивают дубинкой, бить в ответ – это неправильно. Всем потом с этим жить.

Забегая вперед, когда меня уже избивали в ИВС, я просто лежал и терпел. Недавно сидел и думал, почему в тот момент не подорвался и не дал отпор, ведь мог же нанести сотруднику травмы, несовместимые с жизнью. В голове появилось два ответа: не смог бы этого сделать по моральным причинам – я слишком хороший (смеется), и, видимо, понимал, что живым из ИВС после такого не вышел бы.

12 августа у меня был рабочий день до обеда. После я пошел в кофейню, где надеялся встретиться с единомышленниками из местного телеграм-канала. Заказал себе лимонад, минут через 30 зашли сотрудники в форме и, не представившись, сказали, что надо пройти с ними. Причем не только мне, но и еще одному гостю – больше в кафе никого из посетителей не было. Нас посадили в гражданскую машину. Парень, которого явно взяли по ошибке, пытался задавать вопросы, я ехал молча, понимал, что пришли именно за мной. Плюс, как бывший сотрудник знал: чем больше вопросов – тем труднее будет потом.

Нас привезли в РУВД, завели в коридор, где нет камер, положили лицом в пол и начали бить дубинками ниже пояса, требуя пароли от телефона. Парень моментально разблокировал свой телефон, я немного посопротивлялся. Помню, когда меня избивали, еще сказал им: «Ребята, я служил в войсках – там нас били сильнее». Правда, после этого мне прилетело еще ударов по пятой точке и ногам. В какой-то момент я машинально прикрыл задницу рукой – и удар пришелся по среднему пальцу.

Тогда увидел, что у меня перебито сухожилие и передняя фаланга пальца деформирована. Подумал, что если и дальше буду просто лежать, такое может случиться со всеми пальцами, и не только с ними. Поэтому я дал пароль.

KYKY: Ты же мог просто сказать, что служил в войсках – ведь знал, что начнут бить еще сильнее.

Владимир: Ты знаешь, это даже немного смягчило дальнейшую приемку для меня – силовики более лояльнее ко мне начали относиться.

Так вот, после меня отправили на допрос. Часа два задавали вопросы вроде «Кто организатор?», «Сколько за тобой человек стоит?», «Сколько тебе платят?», «Сколько ты платишь людям?». Они думали, что я координатор и пытались выбить из меня то, что хотели услышать. У них на столе была распечатка диалогов из нашего телеграм-паблика.

Во время допроса я лежал лицом в пол. В комнате было человек восемь оперативников. Некоторые стояли у меня за спиной, чтобы в случае чего меня еще раз отмудохать. В итоге меня не били, сотрудники пришли к единому мнению, что я – никто и зовут меня никак, и отправили в «страну для жизни». Хотели еще пропустить через «ручеек», но передумали.

«Страна для жизни» – одноэтажное здание около РУВД, где нет камер. Туда отправляли всех, кого задерживали с белыми лентами и символикой. Меня тоже. Ты смотрела фильм «Человеческая многоножка»? Мы лежали в такой же позе лицом в пол и нас тупо избивали. Мужики били дубинками, женщины – ногами (кстати, эти девчата уже долгое время не появляются дома по месту прописки, потому что их данные обнародовали).

Били минут 20-30, потом ко мне подошла одна из женщин, присела на корточки и милым голосов сказала: «Ну вот за что вы милицию не любите? Мы же призваны вас защищать, и ничего плохо делать с вами не хотим, а вы нас обижаете». На что я заметил, что пять минут назад она могла меня фактически убить, но она промолчала.

Дальше снова был допрос. Открыли дверь к следователю, сказали: «Заползай». Я по-пластунски прополз. Женщина, которая до этого била меня, снова начала бить меня ногами, ходить по мне. Я даже был не против, потому что это походило на массаж. Девушка просто миниатюрная, килограмм 50 весит.

Когда допрос закончился, мне дали протокол. Я его подписал, хотя в одном из документов мои показания исковеркали, и поехал в ИВС. Там к задержанным относились лояльно, никого не били, даже сигареты выдавали и не оскорбляли. Я не знал, сколько времени проведу в изоляторе – мне никто этого не сказал. На следующий день был суд. Милая, общительная женщина посмотрела мое дело и присудила мне 15 суток, потому я ходил аж на три митинга подряд – а это уже много. Но через четыре дня меня выпустили.

KYKY: У тебя все это время болталась фаланга пальца, или в ИВС помогли медики?

Владимир: В ИВС сидел парень, который за день до моего прихода попытался вскрыть себе вены, чтобы его перевезли в госпиталь. Его оставили в изоляторе, выдали вату и бинт, чтобы он сам себе перевязки делал. Мази не дали, поэтому у него начала подгнивать рука. Что было со мной: местный фельдшер осмотрела мой палец – и все. Сказала, что в ИВС нет ничего, чем можно было бы мне помочь. Спасибо, парни в камере помогли сообразить шину – взяли пластиковые вилки, поразламывали их и бинтом примотали к пальцу.

KYKY: Я знаю, что на тебя завели уголовное дело, когда ты сам о нем узнал?

Владимир: Когда был в ИВС. Ко мне пришел следователь и сказал, что на меня завели уголовку по ч.1 ст. 342 – организация преступления, порча имущества сотрудников и еще куча всего, что наказывается тюремным заключением до трех лет. Кто-то забросал милицейскую машину камнями – силовики решили повесить это дело на меня.

Меня снова допрашивали, первый раз один на один со следователем, второй – в присутствии государственного адвоката и под видеозапись. Этот адвокат… Попросил ее передать моей маме, что со мной всё хорошо. В воскресенье меня уже отпустили, а она позвонила родственникам только в понедельник. Поэтому я нашел себе платного защитника.

KYKY: Как отпустили, если на тебя завели уголовку?

Владимир: Из ИВС позвонили следователю, который ведет мое дело, и он под свою ответственность приказал меня отпустить. До этого никакие подписки о невыезде я не подписывал. Сразу из изолятора я поехал снимать побои, в тот день в городе был очень большой марш, как будто все жители вышли – помню, как смотрел на все это и чувствовал огромную гордость за свой народ.

Когда снял побои и приехал домой, мне снова позвонил следователь и пригласил на беседу. Оказалось, его не обрадовало, что я ездил фиксировать травмы: «Расклад такой, – говорит следователь. – Я тебя выпустил раньше срока под свою ответственность, а ты снял побои и собираешься писать заявление. Если ты это сделаешь, завтра мой начальник скажет отправить тебя досиживать». Мне пришлось написать отказ от побоев.

Со мной все время работали правозащитники, успокаивали и советовали искать доказательства моей невиновности. Я прислушался. Напротив места, где якобы я закидал машину камнями, есть бар, у которого висит камера на входе. Там разрешили посмотреть записи. Но, как оказалось, все видео с того дня стерты. Это мог сделать и следователь, и человек, который настраивал камеры. Так что доказательств у меня фактически не было.

Через неделю домой пришли с визуальным обыском – ничего не трогали, просто осмотрели квартиру и забрали мой ноутбук. Еще через неделю я встретился с адвокатом, которая сказала, что хороших новостей нет, и вот-вот должно начаться мое судебное разбирательство. Правозащитники тоже говорили, что ситуация складывается для меня печально, и начали советовать уезжать из страны. Мол, это самый лучший вариант для меня.

KYKY: Как быстро решил, что будешь бежать из Беларуси?

Владимир: Сразу же после общения с адвокатам и правозащитниками. Собрал чемодан, в три часа ночи мне позвонил мужчина из варшавского Центра солидарности и сказал, что надо ехать, пробовать пройти белорусскую границу. Был план сначала сделать визу, но решили, что на это нет времени.

KYKY: То есть ты ночью поехал в Польшу с белорусским паспортом, в котором нет визы?

Владимир: Ехал действительно без визы и карты Побыта (ВНЖ в Польше), но утром. Из-за чего в Бресте меня отказывались брать на рейсовый автобус до Варшавы. В итоге упросил их довести меня до беларуского КПП. Перед тем, как пойти пешком через погранпункт, я решил снять с пальца гипс – мне его наложили, когда побои снимали – чтобы наши погранцы не задавали лишних вопросов, их и так было много. У меня спрашивали, куда я еду, почему перехожу границу пешком и как собираюсь попасть в Польшу без визы. Я ответил, что у меня есть карта Побыта, просто забыл ее в Варшаве. В итоге меня пропустили, но сказали, что пешком нельзя – мол, иди к началу границы и ищи, кто тебя к себе в машину подсадит.

Меня подобрал белорус, который ехал на европейских номерах. На паспортном контроле уже другой пограничник снова начал спрашивать про визу. Я не нервничал, отвечал на все уверенно и с улыбкой. В итоге белорусские пограничники сказали: «Счастливого пути».

KYKY: На польской границе тебя встретили?

Владимир: Не встретил никто. К нам подошли поляки-пограничники и парень, который меня подобрал, начал с ними общаться на польском за меня. До этого мне пришлось рассказать ему свою историю, чтобы он взял меня с собой – мне пришлось говорить правду, у меня выбора не было другого.

Я показал пограничникам фото своего тела, протокол об обыске, уголовное дело и они отправили меня в какое-то здание на границе для дополнительного осмотра и беседы. Потом, вместе с еще одним белорусом, нас отвезли на вокзал в Тересполь. Покормили, в магазин сводили, все удобства организовали. После пришли джентльмены из миграционной службы и забрали наши паспорта, чтобы начать процесс оформления статуса беженца, а нам выдали временные удостоверения. Меня в итоге отвезли на карантин в Варшаву. Я здесь живу почти месяц.

Мне очень повезло с друзьями – это они узнали информацию о центрах, которые помогают таким как я, и приложили все усилия, чтобы я остался на свободе. Когда мне удалось попасть в Варшаву, моя подруга (мы из одного города, но она давно живет здесь и тоже помогала с переездом), во время карантина привозила мне все нужное. Вместо меня ездила, решала вопросы с бумагами. А еще устроила мне настоящий праздник – во время карантина я отмечал день рождения. За все это всем добрым людям хочется сказать отдельное спасибо.

Пока у меня нет ни статуса беженца, ни карты Побыта, я не могу официально работать в Польше.

KYKY: Ты же понимаешь, что значит этот статус?

Владимир: Если мне его утвердят, я не смогу вернуться в Беларусь. Но статус беженца оформляется шесть месяцев, за это время может многое поменяться – Лукашенко может уйти с поста и в стране все наладится, тогда и статус этот мне будет не нужен.

KYKY: Знаешь, я тоже сейчас не в Беларуси и понятия не имею, когда вернусь. Правда, не до конца понимаю этого, нахожусь на стадии отрицания и постоянного говорю минским друзьям, что мы скоро увидимся.

Владимир: Понимаю. Я боюсь одиночества, боюсь остаться один. В Беларуси остались мои друзья, семья, девушка...Я могу держать с ними связь только онлайн, хотя для них это тоже небезопасно. С другой стороны, я рад, что уехал, потому что мне все говорят, что здесь больше возможностей. К тому же, параллельно с работой, в Беларуси я учился на заочном. У меня были мысли уехать из страны, когда получу образование, чтобы за границей работать психологом.

KYKY: У меня тоже были мысли уехать. И вот я уехала – бери, живи, пожалуйста, но радоваться этому как-то не хочется (смеется).

Владимир: В теории, в Польше можно построить новую жизнь, но как сделать это на практике лично я не знаю. Непонятно, что вообще дальше делать и как жить.

Когда вспоминаю, что на меня завели уголовку, начинаю пугаться собственной тени. Адвокаты успокаивают, говорят, что в Варшаве меня никто никуда не заберет и в Беларусь не депортирует, но все равно есть страх. Я стараюсь держать себя в руках.

KYKY: Два года назад ты охранял Лукашенко, а сейчас из-за его политики тебе пришлось бежать из страны – думал об этом?

Владимир: В армии я гордился тем, что служу в 3214. Но у нас была информационная изоляция – новости мы получали из государственных газет и ОНТ. Мы верили в то, что делаем правое дело, верили в то, что нам говорят командиры. Сейчас я понимаю, что все то, что нам рассказывали – ложь. Что государство и администрацию беспокоят только их жизни, и жизни их семей. Что им наплевать на народ, а солдаты для них – марионетки.