Давайте дружно усядемся перед голубыми экранами и взглянем на себя их глазами.
Сколько можно стоять в бессмысленных очередях за валютой? Хватит тащить через границу ржавый хлам на колесах, а к ним портреты американских президентов. Хватит сметать золото килограммовыми слитками, сахар упаковками, а подсолнечное масло ящиками. Хватит потреблять памперсы вагонами, сигареты самолетами, а солярку и водку – цистернами.
В землянки все не унесешь.
Теперь, когда мы, по независящим от нас причинам, наконец, принадлежим ко всему остальному человечеству наравне с Нью-Йорком, Лондоном, Парижем, Берлином, Римом и Мадридом, надо оглядеться по сторонам, и, не обращая внимания на привычную надпись на сарае напротив, решить: “Чего нам не хватает для окончательного согласия?”.
Не хотелось вступать в остальное человечество именно так: с воем карет «скорой помощи», сиренами пожарных машин, мигалками милицейских и брызгами слюны по ту сторону экрана. Хотелось по-другому – буднично. На один день можно было бы разрешить салют, танцы, объятия, но потом тихо, сыто, сонно. Без боя курантов, балета Большого театра, и работ скульптора Церетели. Так, чтобы можно было сесть в кресло, вдавить педаль газа в пол и остановиться только тогда, когда солёные брызги начнут бить в лобовое стекло.
Но уж как получилось.
Слава Богу, пока еще в нашу башню на Мельникайте не врезается самолет, никто не захватывает заложников, как в Индии, не требует выкупа, как Японская красная армия.
Консенсус по вопросу, что у нас так же небезопасно, как в Ираке, московском метрополитене или на Северном Кавказе, уже имеется. Осталось только понять, что от нас хотят. Нет, не те, кто взрывает метро. Этих всегда прикрывают богом, идеей, нацией, страной, городом, улицей или опасным психическим расстройством.
Для полного согласия не хватает малого, но власти наотрез отказываются говорить напрямую, что им в нас не нравится.
Смотрят в толстые статистические справочники, изучают таблицы и обижаются, что мы не влезаем в брюки, которые они шьют, не желаем есть супы, которые они для нас консервируют, не хотим ездить в автомобилях, которые они для нас собирают и не служим в армии, которую они готовят к защите своих банков от вкладчиков.
Конечно, мы не сахар, как им бы хотелось, и никуда не растворимся. Какие бы эксперименты на нас не ставили, какие бы директивы не издавали, какие бы указы не подписывали, передовицы не печатали, какой бы процент голосовавших не считали. Утром, как ни в чем не бывало, мы придём в любимую очередь со своим раскладным стулом на перекличку и сверку номеров. Мы выдержим селекторные совещания, кадровые решения, рекомендации, «черные списки», удары железом по стеклу, любую рецептуру борща. Мы – терпеливые, толерантные, работящие, молчаливые. Пережили автомобиль «саманд», референдум по конституции, Сообщество (прости меня Господи!) Россия-Беларусь, переживем гений публициста Гигина, необыкновенный писательский талант Чергинца, нечеловеческую поэзию Рубинова, железобетонный профессионализм Прокоповича, министра дезинформации и всё его министерство, венесуэльские нефтяные танкеры, инвесторов из Корпуса стражей исламской революции и таможенный союз.
Лица станут чернее, глаза – глубже, губы – тоньше и бледнее. Будем передвигаться осторожнее, реагировать на предупреждающие знаки и звуковые сигналы быстрее, носить во внутреннем кармане готовые отпечатки пальцев в нескольких экземплярах и разовые талоны на переход проспекта Незалежности. Будем втягивать голову в плечи, поднимать воротники и быстрыми перебежками, на цыпочках перемещаться от подъезда к мусорным бакам. Привыкнем обедать под одеялом, размножаться с согласия органов и держать голову в специальном ящике с песком.
Но пока этого нет, на всякий случай, еще крепче сплотимся вокруг одного окна, теснее сдвинем ряды вокруг нашей родной многовекторности, защитим ее грудью от посягательств, станем еще более предприимчивыми.