Наставник «Витязя»: Сейчас у каждого спортсмена есть уникальный шанс сказать что-то своему народу

Как гандбольный «Витязь» стал самым протестным клубом Беларуси.

«Витязь-Леон», пожалуй, самый протестный клуб не только в белорусском гандболе, но и спорте в целом. 14 августа команда объявила о бессрочной приостановке тренировок из-за ситуации в стране, 10 сентября провела идейный домашний матч со звездами протеста на трибунах, а 30-го — отказалась выходить на игру из-за ареста Елены Левченко. В итоге БФГ сняла «Витязь» с чемпионата, а несколько дней спустя гандболисты еще и лишились тренировочного зала.

Tut.by поговорил с главным тренером клуба и активным участником Свободного объединения спортсменов Константином Яковлевым о молчании спортивного сообщества, санкциях и вере в новую Беларусь.

«Мы тот клуб, который позволяет игрокам высказываться, а не закрывает рты»

— Как так получилось, что «Витязь» стал не только самым протестным клубом белорусского гандбола, но и спорта в целом?

— «Витязь» — это абсолютно неангажированная команда без господдержки. Клуб был создан молодыми 30-летними ребятами, которые не взяли ни одной копейки из госбюджета ни на зал, ни на инвентарь, ни на игроков.

Мы до сих пор существуем только за счет спонсорской помощи и рекламных контрактов. И это та модель, к которой должны стремиться все в нашем спорте. А то у нас все сидят на госфинансировании и не мотивированы двигаться вперед.

Мы тот клуб, который позволяет игрокам высказываться, а не закрывает им рты. У наших парней нет больших контрактов, им никто не говорит: «Сиди и помалкивай», поэтому мы все открыто обсуждаем.

Когда в августе в стране сложилась такая ситуация, то мы вместе с директором клуба Александром Опейкиным решили: с командой надо обсудить происходящее, вместе принять решение, как себя вести и какие публичные заявления делать от имени клуба. Мы всегда за диалог: руководство говорит свое мнение, но при этом спрашивает: а что думают остальные?

— 14 августа вы решили приостановить тренировки. Почему?

— Вспомните августовские события: тогда сложно было чувствовать себя в безопасности. Мы проводили тренировочный сбор в зале БНТУ на Богдана Хмельницкого, где я работал преподавателем на полставки. Заканчивали тренировки в девять-полдесятого вечера и должны были думать, как добраться домой в условиях, когда транспорт не ходит, а прямо у зала, за кинотеатром «Октябрь», стоят автозаки.

Я переживал за ребят: как им доехать в условную Кунцевщину, если нет собственной машины и денег на такси? У нашей команды нет дополнительных средств или господдержки, как у других клубов, чтобы нанять автобусы для развоза, как мне советовал председатель БФГ Владимир Коноплев. А ходить по улице было элементарно небезопасно. Я не знал, что скажу матерям и женам наших парней, если не дай бог с ними что-нибудь случится.

Представьте, выходит вечером из зала группа крепких парней в одинаковой экипировке и нарывается на автозаки. Не исключено, что их бы скрутили и отдубасили, потому что ситуация показывала: разбираться, кто ты и почему здесь оказался, никто не будет. Мы пять дней не могли связаться с одним из игроков нашей команды, которого, как позже выяснилось, чуть не приняли. Ну вот как в таких условиях тренироваться?

К тому же после выборов мы все почувствовали себя обманутыми. Это не добавляло мотивации и концентрации тренировочному процессу.

— Сколько времени вы провели без тренировок?

— Несколько дней. Важно подчеркнуть, что мы не собирались совсем прекращать тренировки — мы их приостановили. В тот момент мы действовали, как слепые котята, не понимая, как себя вести.

За пару дней осмотрелись, обдумали ситуацию и поняли, что нам все равно предстоит играть в чемпионате, поэтому решили вновь собраться, когда на улицах стало потише.

«Если спорт вне политики, то зачем вызывать на матч ОМОН с автозаками?»

— Решения о приостановке тренировок и позднее бойкоте матча принимались коллективом единогласно?

— Насчет приостановки тренировок все были единодушны. Что касается бойкота матча с «Машекой» после ареста Елены Левченко, то два-три человека в команде колебались, но не потому что они за режим, а просто потому, что их позиция такая: я хочу продолжать играть, выступать, а не влезать в политику.

У нас играет много молодых ребят, студентов, на которых так или иначе пытались давить, просили не высовываться и не высказываться.

Хотя любое высказывание в личных соцсетях — инициатива конкретного спортсмена. Еще на старте августовских событий мы сказали ребятам, что никогда не будем диктовать им: этого делать нельзя, а вот это нужно. Мы всегда подчеркивали, что плюс нашей команды — полная свобода выбора: хочешь — иди на марш, не хочешь — сиди дома.

— При этом публичные заявление от имени клуба так или иначе накладывают отпечаток на всю команду. Были конфликты на этой почве, когда игроки просили, чтобы их не втягивали в политику?

— Тех, кто выступал жестко против каких-либо заявлений, не было. Как я уже сказал, было пару человек, которые говорили: «На фиг нам все это надо, мы хотим просто играть». На что я отвечал: я хочу играть больше всех вас вместе взятых.

В этом сезоне я настолько хотел, чтобы команда выстрелила! И мне очень обидно, что так произошло [«Витязь» сняли с чемпионата]. Мы нацеливались замахнуться на третье-четвертое место в сезоне и очень усердно готовились.

Поэтому странно слышать: «Мы хотим играть», — все хотят играть. Но как это делать в обстановке, когда твои мысли постоянно направлены в телефон и интернет? Сконцентрироваться просто невозможно.

Ты думаешь не о тренировках, а сопереживаешь людям, которых избивали, и соболезнуешь родным и близким тех, кто пострадал и погиб [во время протестов].

— Ваш домашний поединок с «Мешков Брест» прозвали чуть ли не матчем протеста.

— Мы анонсировали ту встречу как матч солидарности — никто не собирался устраивать каких-то провокаций, болельщики не носились с бело-красно-белым флагом и не кричали: «Жыве Беларусь!».

Правда, сама федерация настороженно ждала этого матча: что же они там сделают? Они повторяли нам заученную фразу о том, что спорт должен быть вне политики. Думаю, они боялись, потому что федерации пришлось бы отвечать перед высшим руководством, почему в их виде спорта есть инакомыслящие люди. Поэтому они так пристально и следили за нами.

Перед матчем с Брестом мне даже звонил председатель федерации Коноплев, но я готовился к игре и не снял трубку. Всеми вопросами в тот день занимался замдиректора клуба Сергей Свирков.

Знаю, что Коноплев хотел поговорить с командой, причем неоднократно, и мы были не против — у ребят тоже было много вопросов о том, что происходит. Тем более все знают, что Владимир Николаевич был чиновником первого уровня. Но в итоге встреча так и не состоялась.

— Как вам игралось в атмосфере, когда ко входу подогнали автозаки?

— Накануне игры ребята начали скидывать в группу фотки, где было видно, что к спорткомплексу подъехали автозаки с омоновцами. Нормально так, вообще, настраивать команду на матч?

У меня возник встречный вопрос на фразы руководства федерации о том, что спорт вне политики: если мы с вами занимаемся спортом, то зачем здесь ОМОН? Оказалось, это подразделение вызвал главный судья БФГ Сергей Кот. На вопрос зачем он ответил: «По положению вы должны обеспечить на матче присутствие милиции, вот я за вас это сделал».

Но я искренне не понимаю, зачем надо было вызывать людей, которые себя дискредитировали избиениями своих сограждан. Вы знаете, как сейчас дети реагируют на ОМОН? Они боятся людей в масках. И вот они идут с тренировки или на игру и видят у входа автозаки. Разве это нормально?

В результате матч прошел хорошо и спокойно. Никаких провокаций никто не устраивал. Думаю, федерация убедилась, что ничего плохого «Витязь» делать не собирался — мы лишь консолидировали людей вокруг нашего вида спорта.

«Сейчас у каждого спортсмена есть уникальный шанс сказать что-то своему народу»

— После матча с Брестом директор «Витязя» Александр Опейкин поблагодарил «мешковцев» за молчаливую солидарность. Как вы относитесь к такой тихой поддержке?

— Я никого не агитирую и не призываю высказываться. Каждый сам решает, что ему делать. Но мне сложно понять, как в сложившейся ситуации, после всего случившегося, после ареста Ленки [Левченко] можно молчать.

Большинство гандболистов стараются делать вид, что они нейтральны. Как у нас принято говорить: «Я на зарплате, мне же надо кормить семью». Так у меня у самого трое детей и семейные обязательства, поэтому такие аргументы смешно даже слушать.

Я считаю, что сейчас у каждого спортсмена есть уникальный шанс сказать что-то своему народу и не опускаться до клише «спорт вне политики».

Мне кажется, сегодня уже недостаточно просто сфотографироваться с БЧБ и сказать, как сделали футболисты, «мы супраць гвалту». Это всем и так понятно — даже Караев супраць гвалту. Спасибо, но, по-моему, этого мало.

— Вас расстраивает, как мало человек из белорусского спорта четко обозначили свою позицию?

— Мне это неприятно. В такое время важно обозначить свое мнение. Пока хоккей и футбол отмалчиваются, у гандбола есть уникальная возможность стать спортом номер один, встать и сказать: давайте будем жить не по понятиям, а по совести, давайте соблюдать закон. И если он не будет соблюдаться и наших братьев, сестер, детей, матерей продолжат задерживать и бить, то мы не будем играть, не будем участвовать в соревнованиях.

Сейчас часто можно слышать аргумент: мне есть что терять. Но нам всем было что терять. И у меня дети, и у Андрея Кравченко дети, но мы сделали шаг вперед. И должны ли мы сейчас оправдывать тех, кто прикрывается обстоятельствами, бог его знает…

Вот есть Дарья Домрачева — герой Беларуси, народная чемпионка. Она приняла это звание, и теперь на ней колоссальная ответственность. Я как-то зашел к ней в инстаграм и увидел там цветочки, ягодки — ну что это такое! Да, она написала, что против насилия. Но на этом все. И это так смешно и неприятно!

Я испытываю негодование и непонимание ситуации: за тебя же весь народ, тот народ, который избивали. Отбросьте свои личные дружеские взаимоотношения с представителями режима и выскажитесь от имени народа.

— А вы не допускаете, что Домрачева и другие топ-спортсмены, которые пока молчат, могут поддерживать действующую власть?

— Я думаю, если бы они разделяли [взгляды] и поддерживали режим, то как минимум должны были присутствовать на тайной инаугурации или где-то сказать об этом. Режим ведь действует и давит — в том числе и на таких людей, как Мирный, Домрачева, Азаренко.

Наверняка в их адрес уже звучали предложения прийти и посветить лицом рядом с Лукашенко, но они не были там замечены.

— А кто из спортсменов вас, наоборот, неожиданно удивил в эти месяцы?

— Тот же Андрей Кравченко. Он был человеком с погонами при КГБ, но взял и отказался от всего. Это настолько благородный поступок, что плакать хочется. И я счастлив, что живу в такое время, когда могу находиться рядом с такими людьми.

Да и все ребята из Свободного объединения спортсменов вдохновляют меня. Я горжусь каждым из них и хочу подчеркнуть, что мы не высказываем поддержку ни одной политической силе: ни Тихановской, ни Колесниковой, ни Цепкало. Мы просто в каких-то вопросах с ними солидарны, но не собираемся влезать в политику.

«Лена Левченко — мой друг. И играть после ее ареста в гандбол — это слишком»

— Когда вы узнали об аресте Елены Левченко, какая была первая реакция?

— Я был очень сильно расстроен, но не удивлен, потому что мы с Леной обсуждали возможное задержание и в целом были к этому готовы.

— После ее ареста «Витязь» заявил, что в знак протеста не выйдет на матч чемпионата. Вы понимали, какие санкции могут последовать?

— Мы понимали, что мы неугодная и неудобная команда для федерации гандбола. «Витязь» все время был занозой в руке или костью в горле — как угодно. Конечно, мы осознавали, что мешаем, и были готовы к каким-то предупреждениям со стороны федерации.

Но сомнений, как поступить после ее ареста, лично у меня не было. Я сразу созвонился с ребятами из администрации клуба, пояснил, что Лена мой друг и играть сейчас в гандбол — это слишком. Все из администрации поддержали и сказали, что мы однозначно не выходим на игру.

Я сразу же поехал на Окрестина и попросил замдиректора клуба поговорить с ребятами из команды. Позже он набрал мне и сообщил, что парни поддержали решение.

— Но вы понимали, что это может быть не просто штраф, а снятие с чемпионата?

— Я не знал всех нюансов, но понимал, что такой расклад возможен. Мы были к этому готовы.

«Не хочу верить, что люди, которые стараются делать что-то для страны, не нужны ей»

— После снятия «Витязя» с чемпионата вас лишили и тренировочного зала в БНТУ. Как объяснили это решение?

— Там ведь какая история была. Последние два года я работал на полставки преподавателем в БНТУ. Был не физруком, а специализировался именно на гандболе. Тренировал студенческую команду вуза три-четыре раза в неделю, а вместе с ребятами занимался и ГК «Витязь». То есть БНТУ был фактически нашей тренировочной базой. Деканат спортивного факультета был в курсе и не запрещал, а даже поддерживал эту идею, потому что «Витязь» выполнял роль спарринг-партнера для студентов.

Отмечу, что от такого расклада выигрывали все: у «Витязя» был свой зал, а у студентов — результаты (команда впервые за 10 лет пробилась в финал четырех Студенческих игр Беларуси). Плюс четыре студента БНТУ даже пробились в основной состав «Витязя». При этом я получал мизер по зарплате — 250 рублей в месяц. Делал все из любви к гандболу.

После снятия «Витязя» с чемпионата мы не собирались прекращать тренировки. Никто не говорил: «Все, расходимся». Мы просто решили переждать какое-то время, продолжить тренировочный процесс, подождать, пока режим падет, и позже войти нормальной командой в новый чемпионат.

В прошлую пятницу планировали прийти по расписанию на тренировку в БНТУ. Но накануне вечером один из студентов вуза сообщил мне, что меня якобы не пустят в зал. При этом в деканате меня заверили, что все нормально. Но за два часа до тренировки перезвонили и сказали, что действительно не впустят.

Я попросил хотя бы провести в зале командное собрание. На что мне снова ответили отказом: «Мы боимся, вдруг эта информация дойдет до ректора или Коноплева и у нас будут неприятности».

В итоге мы встретились с ребятами около Dana Mall, обсудили, как будем жить дальше. Парни не упали духом. На мой вопрос, стоит ли заниматься поиском зала и хотят ли спортсмены тренироваться с нами дальше, они ответили: «Однозначно да». Я сказал, что горжусь такой командой. И очень надеюсь, что ребят, в том числе финансово, поддержит Фонд спортивной солидарности.

— Какие-то предложения по новому тренировочному залу уже поступали?

— Да, сразу откликнулась Наталья Новожилова, легенда белорусского фитнеса. Она предложила заниматься в ее зале. Там, конечно, удастся проводить только тренировки по ОФП, но все равно это уже многое.

Плюс мы продолжаем искать игровой зал, где есть ворота. Но загвоздка в том, что все эти залы государственные. Это усложняет поиски.

— Если бы вам пару месяцев назад сказали, чем для клуба обернется такая гражданская активность, ничего бы не изменили?

— Однозначно нет. Я это и парням сказал. И посоветовал им, молодым ребятам, проживать жизнь так, чтобы им ничего потом не хотелось поменять.

— Вы говорили о том, что многие оправдываются фразами «надо чем-то кормить семью, есть что терять». У вас у самого трое детей, вы лишились работы в БНТУ, клуб сняли с чемпионата. Есть страх относительно своего будущего?

— Да нет, я верю, что вот-вот это все закончится. Я не хочу думать, что люди, которые стараются делать что-то для страны, не нужны ей. Разве это нормально, что наш директор был вынужден покинуть страну просто за свою позицию? Такое не может продолжаться.

Я не переживаю, за что буду жить. У меня как у человека, который за свою карьеру поиграл в разных клубах, остались какие-то финансы для жизни. При этом у меня их гораздо меньше, чем у многих других спортсменов. Но я все равно пошел на этот шаг.

Поэтому мне сложно понять действующих спортсменов с хорошими контрактами во Франции, Германии, Польше, Румынии, которые продолжают молчать. У них же никто не заберет их деньги, а вот народ начнет любить и уважать их еще больше.