Почему протесты Беларуси не прекратятся

Пять причин для победы.

И в Минске, и в Хабаровске, и повсюду на послесоветском пространстве группы, незаконно удерживающие власть над странами, надеются, что их признают, что с их властью согласятся, как с властью большевиков, что их будут считать настоящими «всамделишными» президентами, министрами, генералами, бизнесменами. Они видят, что против них ширится протестное движение, что пожар вспыхивает то здесь, то там. Но они всё надеются, а вдруг людям надоест, а вдруг они испугаются, а вдруг устанут и вновь будет тишь да гладь. Воруй народное добро, фальсифицируй выборы, демонстративно трави или сажай за решетку немногих прозревших, а большинство всё также будет хлопать глазами перед экраном телевизора, веря хорошо проплаченным агитаторам власти.

А этого всего больше нет, ни в Беларуси, ни в Хабаровске, ни в Куштау, ни в доках Владивостока, ни в Бишкеке — нигде.

Да, люди могут устать протестовать, но взгляды их от этого не изменятся. Скорее наоборот. Поняв, что по-хорошему захватившие власть разбойники не уйдут, люди будут искать иные методы борьбы. Инициатива в их руках.

На какое-то время протест может уйти с улиц на кухни, чтобы при первой же слабине или ошибке властных разбойников, вновь выйти на площади с удесятеренной силой. Одновременно недовольство будет размывать защитников режима. Стоять на страже государства естественно для силовиков, а вот стоять на страже ненавидимой народом клики бандитов?

Понимание сути нынешней власти будет озарять ум всё большего числа граждан, и вскоре режиму уже не удастся созвать достаточного числа сообщников на защиту. Все почти потихоньку исчезнут перед презрительным взглядом своих соседей, односельчан, коллег.

А почему же в большевицкое время не исчезли? Тут целый набор неповторимых факторов.

Во-первых, большевики лживо провозгласили популярную идею социальной справедливости в обществе, страдавшем от давней социальной несправедливости. Поэтому за ними пошли многие. О какой социальной справедливости могут говорить нынешние? К чему апеллировать? К Навальному?

Во-вторых, на первых порах большевики стали делиться награбленным с большей частью народа — прирезки земли крестьянам и т. п. Очень многие польстились и попали на крючок соучастия в грабеже. Эти не только не делились, но готовы были выдавливать последнее из ими же обворованных людей. И потому — всеобщая ненависть.

В-третьих, из этих, прельщенных и повязанных круговой порукой убийства, большевики формировали свои силовые структуры. Ныне нет ни прельщенных, ни повязанных кровью в таких масштабах, как нет и сотен тысяч убитых от руки чекистов. Нынешний силовой блок, в отличие от большевицкого, ненадежен и черпает свои силы в ностальгии по прошлому столетней давности, а не в надежде будущей счастливой жизни под солнцем мудрого вождя.

В-четвертых, нынешних вождей мало кто считает мудрыми полубогами. В них видят главарей шайки даже свои, а главарей меняют легко.

В-пятых, интернет в принципе уничтожил монополию на правду. Железный занавес сдан в металлолом в лихие 90-е вместе с медными проводами и высокоточными станками. Теперь каждый может черпать ту информацию, какую захочет. Революции ныне делаются не листовками, а телеграмм-каналами. И против них у властных бандитов оружия практически нет. Потому молодежь, живущая в мире цифровых технологий, вся против них, а стариков еще может дурачить Соловьев. Но много ли могут провинциальные старики, тоже лишенные достойных пенсий, медицины и всего прочего?

Поэтому надеяться на сдувание протеста — жалкий самообман власти. Даже если на площадь вместо сотен тысяч станут выходить только десятки людей — ничего стратегически не изменилось. Оставшиеся дома не изменили своих мыслей и не растеряли своей ненависти к тиранам и своего самоуважения. Они просто остались, говоря партизанским языком, на тыловой базе, и обязательно выступят сами и приведут товарищей, когда наступит момент.

А момент наступит скоро. В этом нет сомнения. Власть, которой никто не верит и которую никто не любит, долго существовать не может.

Андрей Зубов, Facebook