Программист, который прошел через Окрестина: Все равно буду выходить на акции протеста

Айтишник рассказал о зверствах лукашистов и мужестве белорусов.

После выборов 2020 года в Беларуси, никого не удивишь, сказав, что кто-то из зна-комых побывал за решеткой за прогулку, автомобильный гудок или поход за хлебом. Не говоря об участии в мирной акции протеста. Каждый день, на протяжении двух месяцев, белорусы и весь мир наблюдают за непрекращающимся беспределом со стороны нелегитимной власти и силовых структур.

Сайт Charter97 поговорил с программистом, который прошел печально знамени-тый изолятор на улице Окрестина в Минске.

— Илья, расскажи о том, когда, где и как тебя задержали?

— Меня задержали ночью с 10 на 11 августа в районе Юго-Запад возле «Зубра».

Я возвращался домой с Пушкинской. Я был в таком расслабленном состоянии, что даже не ожидал какого-то подвоха. Я видел, как там была милиция, но потом мне показалось, что они уже уехали. Затем снова подъехала машина, и силовики начали всех хватать. Я попытался убежать, но ОМОН сразу нас окружил. Вместе со мной задержали еще 4-5 человек.

— Как проходила дорога до Окрестина? Пытался ли ты узнать у сотрудни-ков ОМОН, за что тебя задерживают?

— Перевозили меня одного в бусе. Там меня в первый раз избили. Изначально я еще пытался каким-то образом спорить и защищать свои права. Я хотел узнать у силовиков, зачем они так относятся к своему же народу, пытался им что-то дока-зать. Потом один из омоновцев встал мне на голову весом всего тела, и я понял, что с ними лучше не разговаривать. Когда ты молчишь, они практически не трогают. Каждый раз, когда я начинал что-то говорить, мне просто закрывали рот. Молчать, однако же, было очень сложно, ведь нахождение в состоянии, когда уже не чувству-ешь боли, да еще и в наручниках, вызывает только негодование.

— Какое было твое первое впечатление об изоляторе на Окрестина, когда тебя привезли?

— Первое, что я там увидел, была кровь на полу. Силовики сразу же ставили всех лицом в этот же пол и хаотично наносили удары дубинками. Так нужно было стоять часов шесть. Потом нас отвели в место, похожее на актовый зал, в котором тоже нужно было ждать часов пять, пока тебя вызовут и решат, что с тобой делать. Затем отправили в камеру.

— В каких условиях тебя содержали?

—Условий не было никаких. Кроме воды и похода в туалет — и то только после то-го, как просидишь несколько часов лицом в пол. Камера была маленькая. Нас в ней было человек 30-40. При всем этом, по дороге к камере, ты видишь как в коридорах людей избивают до такого состояния, что даже неприятно говорить.

— Рассказывали ли тебе что-то о своем задержании другие?

— Да, многие из задержанных, которые были со мной, рассказывали, что узнавали у силовиков, как можно безопасно пройти, в результате чего их сразу задерживали. Кого-то задержали прямо из автомобиля. Но, в основном, это были те люди, кото-рые, скорее, просто вышли на улицу во время протестов и не совершали вообще никаких радикальных действий. Нельзя было точно сказать, кто из них участвовал в протесте, а кто нет.

— Какие травмы ты получил в результате нахождения в изоляторе? Мы видели множество снимков и видео с увечьями и пытками задержанных во время демонстраций. Было ли что-то подобное с тобой?

— У меня были гематомы на спине, как, наверное, и у всех остальных, кто там был. Также во время задержания, один из омоновцев оставил мне дубинкой синяк под глазом. Ну и, как я уже говорил, омоновец стоял у меня на голове и так отдавил мне висок, что из-за боли в челюсти я даже не мог нормально говорить.

— Кроме всего прочего, омоновцы или сотрудники ЦИП пытались оказать на тебя какое-то психологическое давление для получения показаний?

— У них точно не было задачи выбить из нас показания по поводу участия в митин-ге, но у них, однозначно, было твердое мнение, что всем нам платят. По поводу их психологической обработки был один очевидный и даже смешной момент для меня: когда нас посадили в машину, которая должна была отвезти нас в Жодино, один из омоновцев щелкнул затвором оружия и произнес фразу из какого-то старого амери-канского боевика, что-то вроде «У меня есть пистолет, и самое приятное в этом то, что если я пристрелю им кого-то, мне ничего не будет за это». Монолог, который он сгенерировал, сразу дал мне понять, что искать логики в их действиях не стоит.

— А были на Окрестина силовики, которые не причиняли никому вре-да?

— Порядочные омоновцы тоже были. Какие-то их них могли дать сигарету или даже позвонить. Изначально они все придумывали и озвучивали какие-то внутренние правила, которые мы должны были соблюдать, например, правило, что все заклю-ченные должны сидеть в определенной позе. Потом же, многие из них просто забы-вали про это. Если я молча менял свою позицию на более удобную, меня не трога-ли.

— Сколько ты находился в изоляторе и какое наказание ты в результате получил?

— Сложно сказать, сколько прошло времени, но, думаю, около 12 часов. В резуль-тате меня вызвали подписать предупреждение и отпустили. Когда я пытался узнать, что подписываю, омоновец сказал, что сейчас я пойду обратно и дал понять, что это просто предупреждение. Кого-то из ребят отправляли в суд, кого-то держали даль-ше. Из-за того, что людей было много, они и наказания давали в разнобой.

— Какие вообще твои предположения по поводу ситуации в стране? Бело-русская революция состоится?

— Конечно же, эта власть поменяется. Самое главное, что начало уже было поло-жено. Люди начали организовываться. Отличный пример тому — дворовые чаты. Многие за время протестов поняли, что от сотрудника милиции можно убежать. Я в том плане, что если раньше ты мог сидеть на скамейке, к тебе подходит милиция, говорит, что нужно пройти с ними, ну, ты и следовал за ними без сопротивления. Сейчас люди поняли, что у них тоже есть права и свободы, которые нужно отстаи-вать и защищать. Нельзя ни за что задерживать людей.

— Если бы у тебя была возможность заранее узнать, что с тобой произой-дет, ты бы остался дома?

— Если бы я попался таким же образом, как в тот раз, я бы все равно пошел. Мож-но, сказать, что я отделался парой капель крови и гематомами. Не так страшно как могло бы быть. Я бы все равно вышел, в общем. То, что я пережил, пережить мож-но.

— Твое задержание как-то сказалось на дальнейшем состоянии: придало ли тебе это силы и уверенности в себе, или, наоборот, отбило желание выхо-дить на мирные акции?

— Нет, не отбило, я все равно периодически выхожу. Когда вижу, что в этом есть смысл. Последние разы я был на протестах во время «инаугурации» и Марша пен-сионеров.