Топ-гандболистка готова отказаться от игры за сборную Беларуси из-за ситуации в стране

Для себя Карина Ежикова все решила, осталось поговорить с тренером.

Белорусским протестам против фальсификации выборов скоро три месяца, а они и не думают затухать. Люди по-прежнему выходят на улицы, а спортсмены продолжают подписывать открытое письмо за честные выборы и против насилия. Под документом уже более тысячи фамилий.

Гандболистка сборной Беларуси Карина Ежикова подписалась еще в августе. Полусреднюю российской «Астраханочки» шокировало происходящее на белорусских улицах, и она решила таким образом поддержать простых людей и спортсменов.

В интервью Андрею Масловскому из «Трибуны» девушка рассказала о своем восприятии августовских событий в Беларуси, наставничестве мамы и своем отношении к расставанию сборной с также подписавшими письмо Натальей Петраковой и Константином Грибовым.

– Открытое письмо против насилия вы подписали одной из первых. Как узнали о нем и как принимали решение ставить свою подпись?

– Когда начались события после выборов, когда пошло насилие, общество стало возмущаться. И нас, спортсменов, как действующих, так и нет, добавили в группу в одном из мессенджеров и предложили как-то отреагировать, объединиться. Ну и появилась идея сделать такое письмо. Мы хотели, чтобы о нем узнало как можно больше людей и оно нашло отклик. Никто тогда и предположить не мог, что все это затянется на такой долгий срок.

Не скажу, что я долго думала над подписью, но понимала, что это серьезный шаг. Но решила подписать, потому что была в шоке от того, что происходит [в Беларуси]. И это было единственное, что я могла сделать для народа на расстоянии. Пусть и таким образом, но я поддержала и простых людей, и спортсменов.

Мама очень сильно переживала, что я это сделала. Но я для себя приняла четкое решение. Родители меня всегда учили, что надо иметь свое мнение и не идти за толпой. И то, что я подписала письмо еще в августе, как раз и говорит о том, что иду не за толпой. Это мое взвешенное решение.

– Мама переживала уже после того, как подписали, или вы совещались?

– Вообще сперва она увидела наше гандбольное видео против насилия, а потом нашла мою фамилию среди подписантов. Позвонила и задала мне только один вопрос: «Осознаешь все последствия?» Ответила: «Мама, это мое мнение и мое решение. Я поступаю так». Как и любой родитель, она переживала за то, что может быть со мной. Одних увольняют, на других давят.

– Были готовы к подобному?

– Конечно. Думала, что такое может быть. И я была готова это принять, да и сейчас тоже готова. Я согласна со всеми пунктами, которые есть в письме. Я против насилия, я против того, что происходит сейчас в Беларуси. Есть там и пункт о национальной команде (в случае невыполнения требований спортсмены заявляют возможность отказаться от выступлений за сборные – Tribuna.com). Я это прекрасно понимала и принимала.

Конечно, хотелось верить в то, что, подписав письмо, ты, как и обычные люди, которые бастовали и выходили на марши, сможешь как-то повлиять на события в стране, что найдется компромисс. Но пока ничего этого нет. И в голове такое бессилие от того, что люди стараются найти столько рычагов, чтобы разрешить конфликт мирным способом, но не выходит. Именно мирным способом. Думаю, все уже заметили, чем отличаются события в Беларуси. Они мирные. Со стороны тех, кто против, практически нет каких-то [агрессивных] действий. Хоть в госСМИ все и переворачивается с ног на голову, но на дворе XXI век, у каждого есть интернет, и всего не скрыть. И я не представляю, как можно смотреть на это другими глазами.

До выборов я была очень аполитична и не копалась в политике особо глубоко. Но мама, например, пыталась понять суть происходящего, а заодно и мне присылала много видео, ссылки на статьи, интервью людей, которые разбираются в ней. Она всегда говорила, что нужно заниматься тем, что ты лучше умеешь. Согласна, политика – совершенно не мое. Но в таких условиях просто невозможно оставаться в стороне! Я не могу находиться в позиции «моя хата с краю» и делать вид, что не замечаю, что происходит. Я очень люблю Беларусь, я хочу после окончания карьеры вернуться домой. Я играла в Европе, и многие у меня спрашивали, хотела ли я там остаться – всегда отвечала отрицательно. Я белоруска от пальцев на ногах до кончиков волос. И у меня сердце кровью обливается от того, что я вижу. Это беззаконие.

– Какая была реакция после того, как вы подписали письмо?

– Я много общалась с теми гандболистами и гандболистками, которые также подписали письмо. С той же Аней Ящук мы очень близки.

И мы знали, что федерация была не очень довольна тем, что кто-то из нас есть в этих списках. И последние события – непродление контрактов с Натальей Петраковой и Костей Грибовым – следствие. С Костей мы из одного города, когда были маленькими, вместе тренировались. Могу даже назвать его своим другом. И когда я увидела его фамилию в списке, не была удивлена.

Самое интересное, что перед аттестацией мне позвонил Костя и сказал, что, скорее всего, их снимут со ставки. А незадолго до этого была информация, что на ставку планируют поставить всех легионеров. Те, кто играет за границей, от сборной никаких денег не получали, просто приезжали и играли, и федерация планировала это исправить. Но Костя тогда сказал: «Карина, не очень хорошие новости. Тебя на ставку не поставят, потому что «как можно ставить на ставку человека, который против власти и подписал письмо». При этом, возможно, в сборную вызывать меня будут. Но в этой ситуации я, конечно, больше расстроилась не из-за этого факта (много лет играла и без денег), а из-за того, что с ребятами не продлили контракты. У нас не так много отличных специалистов, чтобы ими было так легко разбрасываться.

Я говорила с ними. Они понимали, на что идут. Очень надеюсь, что и у Натальи, и у Кости все сложится и они найдут дальнейшие варианты с работой. Они настоящие профессионалы своего дела, и мне было обидно, что за них никто не заступился. Они должны знать, что мы их поддерживаем и гордимся ими. Несмотря на давление, а я знаю, что с ними говорили об отзыве подписи, они остались при своих. И могу сказать, что если мне предложат, я свою подпись тоже не уберу. Считаю, мы живем в такое время, где каждый имеет право высказывать свое мнение.

– Вы вообще ожидали такого решения Минспорта по Петраковой и Грибову?

– Была уверена, что с ними будут разговаривать. И знаю, что Наташу вызывали на беседу. Она рассказывала, что это был просто разговор, на котором не говорилось о каких-то мерах воздействия. А то, что приняли такое решение… Это указание сверху. Тут я не удивлена. Как и допускаю, что что-то подобное могут сделать и со мной.

– А вы после такого готовы приезжать в сборную?

– Знаете, всегда приезжала в сборную с большим желанием. У нас долго не получается пробиться на топ-турнир. Это наша мечта, в которую мы верим: вот-вот, сейчас точно попадем. Но то с жеребьевкой не везет, то сказываются другие причины. Но наш коллектив живет этой мыслью. Мне даже карьеру хотелось закончить после какого-то крупного события, связанного со сборной – попадания на чемпионат мира или Европы, например.

Но события в Беларуси могут повлиять на то, что я не буду приезжать в сборную. Впрочем, сперва я хотела бы поговорить об этом лично с главным тренером Томашем Чатером, иначе будет некрасиво. Понимаю, что федерация сама поступает некрасиво со всеми, но мне очень хочется с ним переговорить. Хотя для себя я решение уже приняла.

– Петракову и Грибова почти никто из команды не поддержал. А те кто хоть что-то говорил в прессе, признавались, что у них в контрактах прописано, что надо молчать и никуда не лезть.

– Не поддержали публично. Знаю, что многие лично смогли высказать слова поддержки. На мой взгляд, главное не показать, что ты поддержал, а поддержать. Да и причины непубличности у каждого свои. Мне, например, сложно выкладывать что-то в интернете, я не очень люблю эту медийность и все такое. Но сейчас я стараюсь в какой-то степени переступать через себя. Не могу промолчать.

Что касается этих пунктов в контрактах, то это ненормально. Но я прекрасно понимаю ребят и девчонок, которые сейчас играют в Беларуси. Их активность может повлиять не только на вызов в национальную команду, но и на карьеру в целом. И я не имею права осуждать кого-то из-за того, что они не высказываются. Ребята находятся в стиснутом положении. Не знаю, как бы я себя вела, находясь дома. Точнее, скорее всего, знаю. Но некоторые решения пришлось бы принимать сложнее.

Высказывать свое мнение – наш вечный страх. А тем более сейчас, когда любое мнение, которое не соответствует государственным стандартам, наказуемо. И у людей страх за свои семьи, карьеры, за то, что могут потерять все. Кто-то, несмотря на это, предпринимает что-то, совершает поступки, а кто-то – нет. Но если мы будем давить на тех, кто молчит, чем мы будем отличаться от власти? Давайте помнить, что люди имеют право на позицию. Поэтому я не осуждаю кого-то из нашего или другого вида спорта, кто побоялся подписаться. Мы не можем знать всех нюансов, почему они это не сделали. Возможно, они других взглядов, и они имеют на это право.

Сейчас встречаются люди, которые говорят: «Ну и чего вы добились этим письмом? Ничего не меняется». Но я считаю, что если ничего не делать, то ничего и не поменяется. Если есть маленький шанс, что подпись письма, выход на марш или любое другое действие поможет, это надо делать. Борьба как раз и состоит из маленьких крупинок.

У людей есть единая цель. Мы хотим быть услышанными.

– А вы видите, чтобы что-то менялось?

– Вижу, что растет количество подписавшихся спортсменов. Правда, пока их только отчисляют. Говорят, что протесты сдуваются, но людей [на улицах] не меньше. И сейчас у протеста нет возраста. Раньше знакомые в России говорили: «Ваша молодежь протестует». Но сейчас выходят и пенсионеры. Выходят все, кто понимает, что это ненормально, что так жить нельзя. И я всем это говорю.

Правда, к сожалению, я не вижу, чтобы происходили кардинальные изменения – полной остановки насилия нет. Хотя к этому все призывают.

– Что вас поразило в первые дни после выборов?

– Все. Мы находились с молодым человеком в Астрахани и просто сутками сидели в телефоне. Подписались на все каналы, которые постоянно показывали, что происходит. Страшно было то, что мы не могли связаться с родственниками и друзьями. Страшно было думать, что кто-то из них пострадал. Каждый раз, когда вижу новые события или новые задержания, мне не верится, что это происходит у нас. Словно смотришь кино с не очень хорошим концом.

Как можно допускать насилие над простыми людьми?! Некоторые из них просто возвращались с работы. Люди оказались незащищенными в своей стране. Это ненормально. Они боятся выйти на улицу или возвращаться поздно вечером домой. У меня очень много друзей и знакомых за границей, и после того, как я выкладывала в инстаграм видео [насилия], они писали мне один вопрос: «Как так-то?» Белорусы всегда отличались тем, что мы мирные, что у нас не происходит каких-то диких событий, а тут такое. Все были в шоке. Спрашивали, неужели это происходит. А я порой не находила слов, чтобы объяснить и сказать: «Да. Все, что вы видите, происходит у меня дома».

– Рушилось миропонимание?

– Да. Летом я была в отпуске дома, гуляла. Знала, что приближаются выборы, и замечала, что они, наверное, пройдут не так, как обычно. Как-то к этому все шло. Люди ожидали, что что-то должно произойти. Но что это будет в таких масштабах, с таким количеством крови… Думаю, этого вряд ли кто-то ожидал.

– Понимаете причину насилия со стороны силовых структур?

– Не понимаю. Поэтому у меня даже были мысли, что это не могут быть белорусы. Не верю, что можно быть настолько запрограммированным. Они ведь живут с нами в соседних домах. Как они могут выходить на улицы и делать такое?! Да еще и с таким зверским отношением. Люди лежат на газонах, на асфальте, а их добивают в прямом смысле этого слова! Понятно, что по национальным каналам говорят о провокациях, но это не так. Бьют людей, которые ведут себя мирно. И этому я никак не могу найти оправдания.

Именно насилие у меня было на первом месте, когда подписывала письмо. Уверена, без насилия не было бы такого людского ажиотажа. Народ восстал, потому что насилие задевает все струны души. Три дня в августе стали толчком, кнопкой включения. Они показали всем, что мы не имеем для государства никакой ценности. Такого не должно быть априори. Нигде. Ни в какой стране. Тем более в моей. Это невообразимо. И порой просто не находится слов, чтобы выразить свои чувства.

И за народ берет гордость. Он не сдается. Кого-то сажают в тюрьмы, на кого-то давят, кого-то безнаказанно избивают, но люди все равно выходят. И осознание этого пробирает до мурашек. Я смотрю издалека, не могу участвовать, но я восхищаюсь стойкостью духа белорусов. Обычные люди пытаются сделать так, чтобы их услышали. Но их, к сожалению, никто не слышит. И даже не пытается. Это самое страшное.

– Кто должен отвечать за насилие?

– У нас есть власть. Она должна отвечать за все, что происходит. Не могу понять, каким образом ни одно дело об избиениях людей еще не возбуждено. Все «свистится» только в одну сторону: наказывают только тех, кто протестует.

Почему в наше время люди не могут высказать свое мнение? Почему за это должны сажать в тюрьму или избивать? Разве это нормально? Это мне непонятно. Я бы понимала такую реакцию властей, если бы на улицах творился беспредел, но это не так.

Весь мир совсем другими глазами посмотрел на нашу страну. Моя тетя Марина Братенкова (гандболистка сборной Беларуси в 1990-2000-х годах – прим.) уже долгое время живет в Германии. Она рассказала, что немцы всегда нашу страну называли Weißrussland – Белая Россия, если переводить дословно. Но сейчас страну никто так не называет, теперь – только Belarus. К сожалению, подтолкнули к этому такие события.

– Говорите, что понимали, что выборы будут другими. Почему об этом думали?

– На это наталкивали события, которые были летом. От многих знакомых, которые раньше не интересовались политикой, слышала, что они следят за выборами и читают об альтернативных кандидатах, что хотят голосовать за них. И когда их не допустили, поднялась волна людского недовольства. И, возможно, большая часть людей шла голосовать не за кого-то, а против нынешней власти. И поэтому было понятно, что если будет большой отрыв, если голоса не услышат, будут волнения.

– Почему, на ваш взгляд, белорусы проснулись?

– Может, люди просто устали от того, что в стране ничего не меняется. И им просто захотелось того, чтобы все проходило честно.

– Пытались проголосовать?

– Мы могли это сделать только в Москве. Очень хотели, но помимо того, что нужно было ехать в Москву, я с молодым человеком были на изоляции. Поэтому сидели безвылазно дома в Астрахани и наблюдали. С семи вечера и до поздней ночи смотрели эфиры из Беларуси. Нон-стоп практически.

– Нашли белорусское телевидение?

– Нет. На «Дожде» были включения, а также хорошо все освещал канал «Настоящее время». Они начинали с семи часов и периодически выходили в эфир.

– Протесты идут почти три месяца. Что вас больше всего впечатлило за это время?

– Если говорить о спорте, то поразил арест Елены Левченко, конечно. Я давно за ней следила. Всегда восхищалась ее трудолюбием и профессионализмом. И мне было очень приятно, что она активно выражала свою позицию. С ее стороны не было противозаконных действий или агрессивных высказываний, чтобы получить 15 суток. И для всего спортивного мира это был шок. Помню, пришла на тренировку, а тренер говорит: «Блин, я все понимаю. Но зачем злить народ еще больше?»

– Как думаете, что будет дальше?

– Не знаю. Это покажет только время. Каждый день придумывают новые правила, по которым людей можно оштрафовать и сажать за то, что они высказали свое мнение. Но насилие не простится никогда. И не забудется. Разве мама сможет забыть, что ребенок пришел домой в крови?