Сто дней протестов, которые изменили Беларусь и потрясли мир

Мы с вами видим, как творится история.

В стране уже прошло сто дней с момента проведения президентских выборов и начала первых массовых протестов людей, не довольных их официальными результатами. Формы протесты приобрели абсолютно разные: это и массовые акции, собиравшие сотни тысяч человек, и отдельные «диверсионные» вылазки с вывешиванием бчб-флага, забастовки, выступления разных групп белорусов, чаепития во дворах и многое другое, пишет tut.by.

Зарубежные исследователи насчитали к концу октября более миллиона участников протестных акций с момента президентских выборов 9 августа. Причем, судя по всему, Александру Лукашенко поступает совсем иная информация. А лексикон белоруса за это время пополнился значительным количеством новых терминов, которые описывают события и явления новой «протестной реальности».

Воскресные марши

Несколько августовских дней этого года наша страна запомнит уже навсегда: неизвестность из-за отсутствия интернета, стрельба, взрывы, раненые и первые погибшие, а еще пытки. Реакция населения на происходящее — самый массовый митинг в истории Беларуси с сотнями тысяч участников 16 августа, всего через неделю после выборов. С тех пор воскресные марши в Минске и других городах проходили регулярно. Каких-то четких лидеров у акций не было, но маршрут и тематику чаще всего задавал один известный телеграм-канал, который ближе к концу октября признали экстремистским.

Часто акции становились тематическими. Так, в день рождения Александра Лукашенко протестующие направились к Дворцу независимости с «поздравлениями». В середине сентября протестующие дошли до элитного поселка Дрозды, где проживают белорусские чиновники, в том числе глава ЦИК Лидия Ермошина. Постепенно из-за действий силовиков, которые все успешнее не давали людям объединяться в большие группы, маршрут воскресных акций становился все более хаотичным.

Лица протеста: от айтишников до пенсионеров

Все не ограничивалось просто большим количеством людей, собранным в одном месте. Новые подходы призывали к солидарности в едином порыве по признакам, которые делят общество на группы: гендер, профессия, занятие, возраст, дееспособность. Женские акции начались практически сразу после дня выборов, а их участницы стали для всего мира лицом белорусского протеста, а по аналогии с воскресными маршами женским днем стала суббота. Те, кто в силу профессии непосредственно столкнулся с последствиями силового ответа на народное недовольство — белорусские медики — также стали собираться на акции протеста, а потом — на акции солидарности с задержанными ранее коллегами.

Дальше своими собственными протестными акциями обзавелись те, кто, казалось, полностью зависит от государства и потому считался его опорой: пенсионеры (которые стали выходить по понедельникам) и люди с инвалидностью. Не остались в стороне и представители «профессии мечты» — айтишники, которые в последние годы стали символом успеха по-белорусски и выступают витриной прогресса нашей страны.

Согласно параграфам из учебников истории, университеты всегда были «рассадниками» вольнодумства и революционных идей, а студенчество часто выступало движущей силой не одной революции. В Беларуси и здесь все случилось по-своему. Наступил учебный год, в столице и регионах начались первые мирные протесты в вузах. Но и на них власть реагировала так же, как на уличную активность — насилием и отчислениями. В МГЛУ студентов, которые пели «Марсельезу», жестко задержали прямо в стенах университета. Задержания были и в БГМУ, чей ректор даже ездил на Окрестина. В БГУ, БГЭУ, БГУИР, БНТУ, БГУКИ, БГАИ, БрГТУ, ВГМУ, ГрГУ, ГГТУ и других вузах студенты и преподаватели протестовали или выступали с обращениями — где-то акции были довольно массовыми, где-то проходили немногочисленные пикеты.

Накал страстей стал настолько сильным, что выступления начались даже в школах и учреждениях среднего-специального образования. Работники культуры (труппы драматических и оперного театров, работники филармонии), госслужащие и сотрудники множества других учреждений составляли коллективные обращения, записывали видеоролики, выходили на улицы, всегда требуя прекращения насилия и новых выборов.

Катализаторы

Власть часто сама давала поводы для митингов и массовых акций, не считая насилия, которое вызывало всеобщее возмущение. Такими событиями становились в разное время попытка выдворения из Беларуси Марии Колесниковой или задержания сотрудников столичного ОСВОД, которые вытаскивали из реки протестующих, спасавшихся от силовиков. Неожиданная и никем не анонсированная инаугурация Лукашенко 23 сентября также вызвала протестную активность, в том числе в регионах, которую пытались усмирить водометами. Применение спецсредств на марше пенсионеров также вызвало возмущение.

Забастовки

Светлана Тихановская с 26 октября призывала начать забастовку. В горячие августовские дни эта форма протеста начала проявлять себя на флагманах белорусской промышленности, затем перекинувшись и на государственные предприятия помельче. Создавались стачкомы на местах, рабочие требовали остановить насилие и провести новые выборы. Однако полной остановки производства не произошло, а давление властей и руководства предприятий привело к уменьшению активности. Но рабочих скорее запугали, нежели усмирили: на таких предприятиях, как МЗКТ, МТЗ, МАЗ, «Беларуськалий», БМЗ, «Гродно Азот», МЭТЗ, БелАЗ отдельные проявления недовольства и забастовочной активности продолжаются и до настоящего времени.

Мало того, попытками организовать стандартную забастовку рабочие не ограничивались: приковывали себя в шахте, оставались там до выполнения своих требований или залезали на заводские трубы в знак протеста. Некоторые устраивали одиночные забастовки.

Активности ожидали прежде всего от работников государственных предприятий, но к акциям солидарности присоединялся и частный бизнес. Помимо этого, многие заведения прятали у себя скрывавшихся от силовиков участников акций, за что впоследствии поплатились.

Громкие увольнения

Только промышленностью забастовки не ограничились: пытались бастовать и сотрудники Белтелерадиокомпании, а многие сотрудники написали заявления об увольнении. Ведущие развлекательных и информационных программ, корреспонденты, спортивные комментаторы — такого массового исхода медийных лиц белорусское телевидение не видело никогда.

Вехой в протестной истории деятелей культуры стал уход почти всей труппы Купаловского театра в год его столетнего юбилея. Актеры не смогли мириться с увольнением директора Павла Латушко и ситуацией в стране, но ни Министерство культуры, ни новое руководство главной драматической сцены страны всерьез не пыталось сохранить уникальный коллектив.

Белорусская наука также потеряла уникальных специалистов. Ярким примером стал академик Александр Мрочек, более 12 лет руководивший РНПЦ «Кардиология» — в конце августа он был уволен, причем сами сотрудники связывали это решение Минздрава с тем, что их директор никак не препятствовал медикам выражать свою гражданскую позицию.

Следствием сложившейся в стране обстановки стали увольнения других работников госструктур, в том числе силовиков, сотрудников Следственного комитета и Генпрокуратуры.

Дворовая активность

С помощью телеграм-чатов жители столичных дворов наладили коммуникацию: целые районы объединялись общей активностью с протестной символикой, устраивали чаепития, проводили концерты, мастер-классы, лекции, ставили спектакли, смотрели кино. Мало того, у столичных микрорайонов появились свои собственные флаги. Но власти начали подавлять и такие, казалось бы безобидные, формы выражения гражданской позиции.

Самым известным таким местом стал «двор Перемен», который не единожды приковывал к себе взоры всей страны. В сентябре белорусы следили за противоборством жильцов и властей вокруг мурала с диджеями перемен на трансформаторной будке: одни его регулярно закрашивали, другие не менее регулярно восстанавливали. Вскоре одного из жителей задержали, заведя на него уголовное дело, которое многим кажется подозрительным. Совсем недавно двор вновь попал в новостные сводки: именно там был избит и задержан Роман Бондаренко, смерть которого повергла в шок многих белорусов. А вчера на «Площади перемен» задержали несколько сотен человек (по всей Беларуси более 1100) и разобрали мемориал погибшему.

Формы борьбы

Мы, люди, устроены так, что символы для нас — источник мотивации и основание для надежд. А при серьезных препятствиях для самореализации человеческий ум создает причудливые пути для их обхода. Участники массовых акций обозначали себя с помощью старой государственной символики: БЧБ-флагов и герба «Погоня».

Флаги и ленты соответствующей расцветки стали появляться в совершенно неожиданных и часто труднодоступных местах. Люди стали раскрашивать лавочки, устанавливать знамена посреди водоемов, вывешивать не только флаги, но и одежду подходящих цветов, причем даже белье ручной работы и нетипичных размеров. Появилась даже милицейская формулировка — «одежда политических цветов». В регионах, где по объективным причинам масштаб акций всегда был меньше, для безопасности участники стали организовывать своеобразные вылазки с символикой.

Из-за борьбы с лентами и флагами, закрашивания политических надписей, муралов и рисунков существенно возросли расходы коммунальников, хотя некоторые из них сами признавались, что участвуют в акциях. Некоторые сотрудники МЧС также не в восторге от того, что их принуждают заниматься не спасением жизней, а ликвидацией символов.

Власти все чаще стали говорить о радикализации протестов, приводя в пример случаи блокирования дорог (правда, считали таковым и просто медленное передвижение в потоке), горящие покрышки, установку проволоки между рельсами на железной дороге, поджоги административных зданий и возгорания из-за брошенных «коктейлей Молотова», разбитое окно столичного Центрального РУВД. Все это, а также появление киберпартизан, взламывающих государственные сайты, расширяло для МВД поле для маневра как в информационном, так и в правовом поле. За этим последовали заявления представителей министерства о готовности использовать боевое оружие, причем его обещали применять «гуманно». За меньшие проступки угроза уже не так серьезна — всего лишь уголовное дело, как за надписи на асфальте рядом с местом гибели Александра Тарайковского, первого погибшего за время протестов.

Главным, и гораздо более весомым, результатом этих ста дней стала небывалая солидарность белорусов, появление реального чувства локтя, осознание многими себя как личности, имеющей неотъемлемые права и свободы, и при этом являющейся частью чего-то большего — двора, района, города, всей белорусской нации. Белорусы во многом лишились иллюзий, сохранив и приумножив человечность и сострадание, а главное — во многом повзрослели и стали более самостоятельными.

То, как изменился белорусский народ за сто дней протестов и как он еще изменится, будет определять его путь на долгие годы вперед. А мы с вами видим, как творится история.