Большой прорыв

От Нюрнберга до Гааги.

"После Нюрнбергского процесса прошли десятилетия до того момента, когда в Гааге был учрежден Международный уголовный суд. Почему потребовалось так много времени?", - задается вопросом немецкое издание Die Zeit (перевод — inopressa.ru ).

"Даже великие, основополагающие идеи и события - а к ним, несомненно, относится и "Нюрнберг", - не застрахованы от того, что с течением времени их оценка меняется, - пишет историк Норберт Фрай, профессор Йенского университета. - Поэтому на первый взгляд, возможно, не так сильно удивляет то, что намерение развивать международное право, которое с 1945 года было связано с именем древнего имперского города, в течение последних 75 лет вызывало крайне различные реакции - почти во всем мире, но прежде всего среди самих немцев".

"И тем не менее вопрос "Нюрнберга" особенный, ведь с позиций сегодняшнего дня можно сказать, что произошла не меньше чем смена парадигм: город "имперских партийных съездов" (...) считается сегодня "городом прав человека", зал "600" здания суда стал магнитом для посетителей, уже несколько лет в историческом месте существует при поддержке министерства иностранных дел ФРГ Международная академия Нюрнбергских принципов - все это признаки возросшего уважения к международному уголовному праву".

"На самом деле уже вскоре после "процесса столетия" - так называется исследование Брэдли Ф. Смита - все двигалось сначала в противоположном направлении, причем практически на всех уровнях, в течение весьма продолжительного времени", - указывает историк.

"Напряженные отношения между четырьмя руководившими процессом державами (США, Великобританией, Советским Союзом, Францией) и надвигавшаяся холодная война задушили всякую надежду на дальнейшие совместные действия уже в то время, когда заседал Международный военный трибунал (МВТ). Следствием этого стали так называемые последующие Нюрнбергские процессы, (...) которые по факту проводились "только" военными судами США", - говорится в статье.

"Вскоре вполне имевшаяся среди немцев симпатия к уголовной расправе над "главными военными преступниками" превратилась почти в противоположное явление, - повествует Фрай. - В месяцы, когда на скамье подсудимых сидели оставшиеся главы прежнего режима, почти 4/5 всех опрошенных в американской зоне считали процесс "справедливым"; осенью 1950 года в этом не были убеждены даже более 2 /5 респондентов, а почти треть опрошенных считала, что процесс был "несправедливым". Это резко поменявшееся настроение, вероятно, в меньшей степени было выражением позднего сочувствия к Герингу и его сообщникам, а скорее признаком жалости к самим себе и стремительно растущих обид. Ведь к тому моменту пришлось осознать, что претензии оккупационных держав на политическую чистку не заканчивались на МВТ. (...) Денацификация, интернирование, процессы военных судов и не в последнюю очередь изначальные попытки реорганизованной немецкой юстиции вершить суд под контролем союзников противостояли давно витавшему в воздухе самовосприятию уставших от войны сограждан и однопартийцев, согласно которому они были настоящими жертвами Гитлера".

(...) Тот факт, что в начале 1951 года американский верховный комиссар Джон Макклой под постоянным давлением политики и СМИ наконец помиловал некоторых сидевших в Ландсберге военных преступников и преступников национал-социализма (в просторечии "осужденных за военные преступления"), было воспринято немцами как признание вины", - говорится в статье.

"В том числе и поэтому утверждение, согласно которому денацификация якобы оказалась сплошным фиаско, а расправу с национал-социализмом лучше следовало бы доверить самим немцам, стало в последующие годы поддерживаемым справа и слева клише в германском дискурсе о "Нюрнберге", - поясняет Фрай.

"Тем не менее летом 1950 года удалось сделать шаг вперед - сформированная в 1947 году Комиссия международного права ООН облекла сформулированные в уставе МВТ положения в форму "Нюрнбергских принципов". (...) Однако проект основывавшегося на них международного уголовного кодекса "преступлений против мира и безопасности человечества", который представила Комиссия международного права ООН, потерпел неудачу со второй попытки, как и предложение учредить постоянно действующий международный уголовный суд. Холодная война стала ледниковым периодом международного уголовного права", - констатирует автор статьи.

"(...)В конечном итоге прежде чем мысль о создании международного уголовного суда получила новый шанс, пришлось распасться советской империи. Непосредственным поводом для этого стали войны на Балканах и геноцид тутси; события, на которые ООН отреагировала Международным трибуналом по бывшей Югославии (1993) и Руанде (1994)".

В этой связи, спустя полвека после "Нюрнберга", в Риме начались переговоры о статуте постоянного Международного уголовного суда (ICC). "США, Россия, Китай, Израиль и ряд менее крупных государств до сих пор не стали участниками расположившегося в Гааге ICC по военно-политическим соображениям. В то же время есть веские основания трактовать последнее десятилетие XX века как возрождение международного уголовного права и возвращение "Нюрнбергских принципов", - считает Фрай. - Но при этом нельзя упускать из внимания, что многократно и торжественно утвержденный к концу войны в 1945 году принцип "Больше никогда" масштабно нарушался именно в это десятилетие - и продолжает нарушаться по всему миру и в настоящее время".

"С некоторым запозданием относительно гражданского общества положительный взгляд на "Нюрнберг" утвердился в 1990-е годы и в немецкой юриспруденции и политике. Однако горьким выводом остается тот факт, что сохранявшаяся десятилетиями дистанцированность к попыткам союзников вершить суд проложила дорогу германской юстиции, которая слишком долго относилась к преступникам национал-социализма с большой снисходительностью", - пишет Die Zeit.