Как сейчас живет крупное предприятие.
«Завод поставлен на колени. Цехам давно нужен ремонт, выжимают последние соки из оборудования. Много людей увольняется, но это не афишируется», — написал в редакцию один из работников жлобинского БМЗ. Заводчанин рассказал «Сильным Новостям», как активисты пытаются создать независимый профсоюз, чтобы защищать свои права, и как сейчас живет предприятие.
Алексей (имя изменено по просьбе героя) 15 лет работает на БМЗ. Мужчина говорит: за столько лет былого могущества у завода почти не осталось.
— Когда-то это было престижное предприятие с большими зарплатами. Даже простым работником на БМЗ было трудно попасть. Теперь куча вакансий, а люди не хотят идти: зарплат толком нет, работа тяжелая, вредность большая. Завод в огромнейших долгах. Оборудование — на последнем дыхании. Закупается все самое дешевое и некачественное. Электроинструменты уже неисправны — ремонтируем сами. Элементарных болтов у механиков нет, иногда сами покупаем, чтобы день нормально отработать.
Все это сказывается на соблюдении техники безопасности.
— Например, ручной инструмент почти сутками в работе. Может искрить что-то, ломаться — а другого нет! При инженерах по технике безопасности все прячется, а в ночную смену обратно достается: работать же надо. Да и редко они вникают, как устранить опасную для производства проблему. В основном смотрят, например, кто без рабочей куртки, чтобы выписать талон за нарушение и лишить премии. При этом мы всю 12-часовую смену и до, после нее ходим в обуви, ношение которой рассчитано на 9 часов. На это нам ответили, что обувь, рассчитанная на большее время, дорогая.
Алексей говорит, в последнее время выходит много брака, нужна модернизация, а на нее «не выбить даже минимальные финансы»:
— Для модернизации нужно какое-то обоснование. Тогда надо показать Министерству, что у нас есть брак, а это запрещено: брака на заводе быть не должно. Поэтому отчитываются, что все хорошо, и мы ничего не можем сделать.
Протесты
10 августа, рассказывает Алексей, на БМЗ была небольшая остановка мелкосортного стана — так металлурги показали свое несогласие с результатами выборов, массовыми задержаниями и избиениями людей. Официально руководство отрицало, что на заводе проводятся акции протеста, но общаться с людьми тогда приехал гендиректор. Обстановку сгладили.
— Люди возмущались точечно, многие заговорили про забастовку. Мешало непонимание, сколько человек может поддержать: если выйдешь один, тебя просто уволят, — вспоминает мужчина. — 14 августа пытались собираться на территории. Узнало руководство, угрожали увольнениями, лишениями премий, раскидывали всех по местам. Потому решили собраться на улице.
К заводоуправлению, по словам Алексея, снова вышел гендиректор, пообещал привезти для диалога губернатора. Назначили вечером встречу в центре города.
— На праздниках столько людей не собирается! Губернатор не приехал, вышли мэр, начальник милиции. Рассказывали, что выборы прошли честно, никого в городе не били и прочие сказки, что все хорошо. Люди злились на эту откровенную ложь. Разговор не вышел.
Первые забастовки
Тогда решили бастовать. Написали обращение, что 17 августа остановят оборудование на несколько часов, а если требования не будут выполнены — 20 августа весь завод. До утра собрали 2000 подписей, в том числе начальников, мастеров, инженеров.
— 17 числа собрались у заводоуправления. Пришли и городские, пострадавшие, и те, у кого детей избили. Тот же разговор: «На заводе политические вопросы не решаем». И люди пошли на предприятие. Никто не препятствовал. Остановили сталеплавильные печи: преградили путь машинам, которые возят к ним металл. Сразу приехал следственный комитет, начали опрашивать людей. Якобы нашли организаторов, хотя люди сами сплотились. Показательное наказание, чтобы другие боялись. Хотя все работают как положено, никто не наносит вред заводу.
По словам Алексея, руководство завода обещало, что никого не накажет. Но спустя несколько дней начали массово лишать премий даже тех, кто был на встрече в нерабочее время. Сразу многие испугались, но уже в конце октября люди начали объявлять о забастовках — и их тут же увольняли.
— Кто-то просто боялся: куда еще идти с нашей специальностью? Мы же не продавцы. Кто-то привык за 26 лет, что у нас нет права голоса, кому-то кормить семью. Система убрала инициативу из мысли людей. Те, кому, кроме как на еду, больше ничего не надо, быстро утихли. На местах обсуждается все происходящее в стране. Кто-то готов бастовать, кто-то ищет другую работу, переобучается, например, в дальнобойщики. Многие уволились, только из моих знакомых десять человек. Но это не афишируется. Кто-то уехал, кто-то планирует: при такой власти жить мы спокойно не сможем.
Никакой защиты от репрессий
От местной профсоюзной первички коллектив поддержки не чувствовал. Но выйти из объединения не дают: не принимают заявление, отправляют к начальнику цеха. А там или лишение надбавок, или «в дальнейшем работать не будете».
— Наш профсоюз — это только конфеты на Новый год. Работник объявляет о стачке, и его увольняют через несколько часов, даже если нет нарушений. Пишут задание, он отказывается, составляется распоряжение за невыполнение и увольняют по статье. Хотя по коллективному договору должны уведомить профсоюз, а тот — дать согласие. Но профсоюз за нас не заступается. После остановки одного из цехов часть людей, у кого истекает контакт и кто участвовал в любых протестах, добавили в список — им контракт не продлят, а некоторые на БМЗ по 20-25 лет отработали.
Неравнодушные все равно пытаются «бороться с нынешним беспределом», подавать документы в суд, хоть и понимают, что это «во многом бесполезно». Даже за попытки выйти из профсоюза людей наказывают, рассказывает Алексей.
— Тех, кто не состоит в профсоюзе или выходит из него, хотят лишать надбавок за выслугу лет, премий к знаковым датам. Хотя по закону не может быть неравенства работников, — уточняет мужчина. — Фактически, у такого работника не должно быть бонусов в виде матпомощи, например, но должен действовать коллективный договор, достаточно попросить распространять его действие, написав заявление. Сейчас, насколько я знаю, зарегистрировали документы, по которым действие коллективного договора на тех, кто не в профсоюзе, по многим пунктам распространяться не будет. Некоторых, у кого тяжелое финансовое положение, это останавливает. Но у большинства идет обратная реакция — люди понимают, что в таком напряжении нельзя будет работать, и все равно выходят из первички.
Независимый профсоюз
Активисты пытаются создать на БМЗ независимый профсоюз. Это тяжело и долго: нужно пройти регистрацию в райисполкоме, Министерстве, а могут и не зарегистрировать. Потому решили присоединиться к горнякам «Беларуськалия».
— Уже около 200 человек собрали. Руководство говорит: это незаконно. Хотя в стране человек может состоять в любой партии и организации, которая не противоречит законам и не ведет к насилию. Из троих, кого пустили на общение с гендиректором, через несколько дней двоих объявили в местной провластной группе провокаторами, выложили данные. А вот от руководителей среднего звена есть поддержка. Начальник не может высказать свое мнение: его тут же уберут. Но они гордятся, что у них есть люди, которые осмелились заявить о своей позиции.
Заводских активистов, говорит Алексей, «по надуманным причинам» выставляют организаторами массовых беспорядков. У многих в Жлобине прошли обыски, а в начале ноября на четверых сотрудников БМЗ завели уголовные дела за забастовку в августе.
— Людям дали выбор: или занимаешься деятельностью, или заберем ребенка, сядешь. Есть ли у остальных страх? Мы люди семейные, понимаем, что это может сказаться. Но еще понимаем: если не попытаемся что-то изменить сейчас, дальше жить будет еще тяжелее.
Нельзя уничтожить чувство плеча, которое возникло между белорусами в этом году.