История 61-летней Нины Приваловой, которая ходит на Марши

Женщина была далека от политики, но ее жизнь изменилась 11 августа.

Нина Привалова — пенсионерка, мама и бабушка. Ей 61 год. Большую часть жизни она проработала в опеке. Свой опыт воспитания детей-сирот она обобщила в статьях для журналов и газет, а еще написала книгу, в которой рассказывала о людях, которых встретила во время своей трудовой деятельности.

Недавно женщина вышла из жодинской тюрьмы. Она провела в заключении 12 суток, а после освобождения попала в больницу с COVID-19. Очередная, но от этого не менее важная история личного протеста одной женщины, на tut.by.

Нина Владимировна была далека от политики, но жизнь изменилась 11 августа. Она поднялась из метро к остановке ст. метро «Грушевка» и увидела, как неизвестные в балаклавах грубо задерживают парней на проспекте Дзержинского.

— Несколько молодых ребят стояли без флагов, без лозунгов недалеко от меня — и тут подлетели бусы. Водитель при этом очень старался — он открыл двери на ходу. Человек 5−6 подлетели к одному из парней, повалили его и стали бить — он упал на землю.

Я закричала: «Что вы делаете! Вы же его убили!». «И ты ща получишь», — ответили они мне. Молодых людей закинули в бусы и увезли. Я была в шоке. Впервые в жизни я увидела такое не в кино, не по телевизору, а своими глазами.

Дальше женщина начала активно интересоваться событиями, поддерживать протестное движение. Узнала она и про активистку Нину Багинскую, которой очень восхищается.

— 11 октября я пошла на общий митинг, чтобы найти Нину Багинскую, подарить ей свою книгу и выразить восхищение. Книга вышла небольшим тиражом, в ней я собрала истории людей, которых встречала в жизни. С книгой я и пошла к Стеле, там встретила своих знакомых. Мы стояли недалеко от пригорка, со стороны гостиницы «Планета».

Все те, кто приходил, доставали свои флаги, транспаранты, кричали «Жыве Беларусь!». Атмосфера была нормальная, никакой агрессии. Людей становилось всё больше и больше. Потом стали приезжать бусы и автозаки, оттуда начали выскакивать силовики. Они начали бить молодежь дубинками и ногами, по 5−10 человек налетали на парня. Мне стало так больно! Ведь на месте избитых может быть кто угодно!

Мы стали с женщинами в сцепку и двинулись к нему, чтобы защитить. Он лежал в крови, не двигался. Его флаг и рюкзак тоже были в крови. Дальше его закинули в бус и увезли, мы не смогли ему помочь. Я подняла рюкзак, повесила на куст акации, а какая-то девушка подняла флаг, прижала к груди, на нем была кровь. Одна женщина предложили дать пакетик, чтобы завернуть флаг, но девушка отказалась. Она держала флаг и плакала. Это невыносимо тяжело: я всю жизнь учила детей (своих и подопечных), что не бывает в жизни безвыходных ситуаций, но это была как раз таки такая. Ужасное чувство, когда ты ничем не можешь помочь людям, которые страдают.

Потом подъехал еще один автобус. Мы с женщинами стали в сцепку, чтобы защитить молодежь, кричали: «Что вы делаете? Не трогайте наших детей!». И в этот момент я получила в глаза, в лицо и нос из баллона… Я сначала не поняла, что это было, но после выяснилось, что у меня химический ожог роговицы и дыхательных путей (Документ есть в распоряжении редакции. — Прим.).

После люди стали расходиться. Мои подружки, как потом выяснилось, ушли к Немиге, а я пошла к Кальварийской, в сторону дома.

Около кладбища Нина и женщины, которых она встретила по пути, снова столкнулись с бусиками и автозаками.

— В этот раз я подняла руки и стала громко кричать: «Господи, почему ты не видишь, что наших людей убивают! Помоги». Еще кричала, что все убийцы, садисты, насильники и подонки должны «сдохнуть», — признается женщина. — И тут меня схватили и потащили в бус.

В бусе уже было пять омоновцев и задержанные мужчины. Потом к нам еще забросили девушку. Оказалось, что это художница Лена из Могилева. К ней они были очень жестоки, один из силовиков бил ее по лицу. Как я поняла, девушка сопротивлялась при задержании или что-то в этом роде.

Я пыталась говорить с ними, чтобы был какой-то диалог, чтобы они отвлеклись и не били больше никого.

«Молодые люди, а если власть изменится, что потом будете делать?» Мне отвечают: «А власть не изменится». Я второй раз спрашиваю: «И все-таки: когда власть изменится, что вы будете делать?». Они засмеялись: «Как работали, так и будем работать».

Нину Владимировну не били. Бус остановился, всех перекинули в автозак. Потом отвезли в РУВД. Там сделали фото, проверили вещи, составили протокол. Спустя 10 часов Нина смогла попасть домой.

— И тут я повела себя не очень ответственно, я положилась на авось. Я была уверена, что у меня «песок» в глазах, в горле быстро исчезнет. Думала, что отмоюсь, что попью чаю — и все пройдет. Но к утру я поняла, что дышать очень трудно, левый глаз не видит, а правый видит, но плохо. Вызвала скорую. Оказалось, что у меня еще высокое давление. Сначала мне оказали помощь в четвертой больнице, потом повезли в БСМП. Там врач сказал, что меня надо оставлять лечиться. Пробыла там неделю, а потом вышла под расписку.

После выписки Нина Владимировна продолжила ходить на марши.

— Почему я продолжаю выходить? Обожаю современную молодежь. Я даже стихотворение молодежи написала, правда пока не публиковала. Может, я прочитаю кому-то на митинге… Я рада, что выросло такое поколение, я за ними вижу будущее. И мы, пенсионеры, должны их поддерживать. А еще у меня есть чувство вины перед молодежью, что наше поколение — оно не такое активное. Если бы мы в свое время были смелыми и решительными, то, может, жили бы в другой стране.

На одном из маршей женщине удалось встретиться с Ниной Багинской, поговорить и подарить книгу.

— Вокруг Нины было много людей, но мне удалось с ней познакомиться. Еще я ей сказала, что очень хочу написать про ее детство. Но сейчас такое время, что спокойно встретиться и с ней поговорить лично невозможно. Думаю, что обращусь к ней позже. Она крепкий орешек, настоящая ролевая модель, а главное — она наконец-то получила признание, которого заслуживает со стороны людей.

На марше 8 ноября Нину Владимировну задержали на перекрестке улиц Немига и Романовская Слобода, когда она размахивала бело-красно-белыми лентами проезжающим мимо машинам.

— Меня увезли в Московское РУВД. Сначала нас держали в актовом зале, допрашивали, составляли протоколы, а на ночь поместили в «обезьянник», без туалета, без воды. Сначала нас было 12, а потом добавили еще четырех человек. Утром повезли в Жодино, сначала нас поместили в четырехместную камеру, где было 17 человек. В течение полутора суток не было еды, спали мы по очереди. Там у меня поднялась температура, я почувствовала себя плохо. Суд тоже состоялся прямо в Жодино, приехал судья из Вилейки.

Потом меня перевели в 8-местную камеру, где было 10 человек. А когда двоих увезли в Минск, мы смогли нормально спать: всем хватило матрасов и одеял. Условия были непростыми, наша камера была очень холодной, потому что окно полностью не закрывалось, не было теплой воды.

Мы очень мерзли и попросили лишнее одеяло, чтобы закрыть дыру в стекле. Спали в куртках, шапках, укрывались как могли. Просили включить батарею. Но в ответ получали: «Дома надо было сидеть»! Там вообще это распространенный ответ. Дайте таблетку — «Дома надо было сидеть!». Сводите в душ — «Дома надо было сидеть!». Но в итоге в душ нас сводили, хотя, конечно, с большой долей усилий с нашей стороны: мы стучали и стучали, просили и требовали.

В камерах люди были разные, постоянно менялись, потому что людям дают разное количество суток. Были среди нас и медики, и преподаватели, и архитекторы — люди умные, образованные и порядочные, те, кто очень хорошо понимает, что происходит в стране. Но попалась и одна сторонница Лукашенко — по крайней мере, она сама так сказала нам. Я даже на суде обратила на это внимание: «Что, — говорю, — вы уже своих стали ловить и сажать?». Вела себя эта женщина очень спокойно, тихо.

20-го ноября Нина Владимировна вышла из тюрьмы и пошла в поликлинику. Оказалось, что она заболела COVID-19, ее госпитализировали. 25 ноября должен был состоятся суд по первому задержанию, но его перенесли из-за болезни.

— Могут еще дать сутки. Мало того, мне звонили из миграционной службы, просят прийти к ним. Дело в том, что у меня российское гражданство, хотя я всю жизнь живу в Беларуси. Может, депортируют? Но я уже ничего не боюсь, буду жить значит где-то в Смоленской области рядом с родной страной, а паспорт белорусский сделаю, когда здесь все поменяется.