«Молчать и ничего не делать — больше нельзя»

Рабочий «Витебских ковров» объявил о забастовке.

Оператор ОАО «Витебские ковры» Вячеслав Телицин 1 декабря объявил о забастовке — с рядом политических требований. Соответствующее заявление мужчина подал гендиректору фабрики. «Главная причина, почему я решился на такой шаг, — насилие над белорусами после выборов. Я и сам с ним столкнулся — 11 августа я вышел в город с бело-красно-белой ленточкой на руке, меня задержали, бросили в бус, а там уже омоновцы измывались, как хотели. Били — и смеялись!» — рассказал tut.by Вячеслав Телицин. Работник «Витебских ковров» стал первым в городе, кто присоединился к общенациональной стачке.

Вячеславу Телицину — 39 лет. У мужчины есть жена и 6-летний сын. Последние полтора года Вячеслав работал оператором на фабрике «Витебские ковры». До этого трудился на заводе КПД Витебского ДСК, но попал там под сокращение.

— Устроился на «Витебские ковры». Зарплата там, по витебским меркам, неплохая — 900 рублей. Но, несмотря на это, я решил бастовать. Потому что смотреть на то, что происходит в стране, и при этом молчать и ничего не делать — больше нельзя, — считает Вячеслав.

В своем заявлении на имя гендиректора ОАО «Витебские ковры» Елены Чеботаревой рабочий сообщил о мотивах, которые побудили его к забастовке: это «правовой дефолт», «беззаконие» в стране, а также «насилие к мирным гражданам».

Телицин выдвинул три требования: уход Лукашенко с поста президента, прекращение насилия к людям со стороны силовиков, освобождение всех политзаключенных и прекращение преследования белорусов по политическим мотивам.

Работник «Витебских ковров» стал первым в областном центре, кто присоединился к общенациональной стачке.

Вячеслав говорит, что еще год назад был «аполитичным человеком».

— Толчком к тому, что я стал интересоваться политикой, стала ситуация с коронавирусом. Весной власти замалчивали цифры по заболевшим и умершим, по госканалам шло одно вранье. А летом стал наблюдать за избирательной кампанией: людей начали задерживать, лишать свободы или же как-то на них давить. На нашем предприятии перед митингом Светланы Тихановской в Витебске прошло собрание. Всех работников предупредили: кто будет замечен на этом митинге — увольнение сразу. А после выборов силовики начали жестоко избивать людей, которые выходили на улицы. Когда 11 августа стал понемногу появляться интернет, я увидел, что происходит в стране, меня переполнили эмоции. Шок, негодование, злость, обида — даже трудно описать, что я чувствовал.

В тот же день, 11 августа, Вячеслав решил выйти в город:

— Родные меня отговаривали, но я все равно пошел. Повязал на руку бело-красно-белую ленточку и шел по Московскому проспекту, показывая знак «виктория». Мне сигналили многие машины. Потом меня остановили сотрудники ГАИ, сказали, что я нарушаю ПДД — иду по проезжей части. Хотя я шел не по дороге, а по обочине. А вскоре подъехал бусик, из которого вышли омоновцы в балаклавах — человек пять.

По словам мужчины, на него надели наручники, завели в бус и стали избивать.

— Удары сыпались в лицо, живот, пах, по спине, ягодицам. Один омоновец поставил мне ногу на шею и таким образом прижимал мою голову к полу. Остальные дубинками меня избивали. А так как мне разбили нос, то я лежал в луже крови. Сложилось впечатление, что они неадекватные: били — и смеялись! Тот, который прижимал берцем шею, бил меня дубинкой во время остановок на светофорах и приговаривал: «Кто твой президент? Тихановская? Вы перемен захотели? На, получи!»

Потом омоновцы передали Вячеслава, по его словам, в автозак, который стоял на площади Победы:

— Там уже были нормальные сотрудники милиции, не такие, как омоновцы. Я почувствовал контраст. Эти милиционеры отнеслись ко мне по-человечески, нормально разговаривали и не били. Автозак приехал в ИВС. Там я пробыл двое суток. Потом был суд.

— Признали виновным по 23.34?

— Нет. Штраф в 54 рубля выписали за то, что якобы шел по проезжей части.

Через несколько дней мужчина почувствовал боль в ноге.

— Пошел в травмпункт, там зафиксировали побои, дали больничный. Вскоре мне позвонили из Следственного комитета, попросили подъехать, дать показания. Им поступило сообщение из травмпункта о моих побоях. Я приехал, рассказал обо всем, что со мной произошло. Потом мне приходили письма с сообщениями: проверка по вашему делу ведется. Последнее письмо пришло 2 ноября. С той поры — никаких известий.

По словам мужчины, на больничном он находился до 30 ноября.

— А 1 декабря я отнес заявление о вступлении в стачку. Долго думал, правильно ли это будет — так поступить. У меня же семья, ребенок. Но решил, что раз я не согласен с ложью, насилием в стране — то должен об этом заявить открыто. Считаю, что и другие рабочие, на разных предприятиях, должны задуматься о том, какую власть они кормят своим трудом.