«Первое уголовное дело против конкретного силовика станет началом конца системы»

Полковник юстиции рассказал о настроениях в органах.

Оказывается, даже в «черном списке карателей» есть сотрудники, которые до сих пор работают на систему, но не поддерживают режим и считают правыми протестующих. С одним из таких несогласных, до сих пор не уволившимся из СК следователем поговорило «Радыё Свабода». Полковник юстиции, следователь по особо важным делам одного из отделов Следственного комитета Иван Агеев (имя и фамилия изменены по его просьбе) рассказал, сколько сотрудников СК на самом деле против режима, почему до сих пор нет ни одного уголовного дела на силовиков и как он воспринял свое появление в списке «карателей Беларуси».

«Первое уголовное дело против конкретного сотрудника силовых структур станет началом конца системы»

«С самого начала работы в силовых структурах нам говорили: милиционер, следователь должны оставаться вне политики, — говорит кадровый силовик. — Я согласен, но в том случае, если соблюдается основной принцип: каждый равен перед законом. Только при таком раскладе сотрудник может сказать: я вне политики, ведь на страже закона. Не важно, кто передо мной: вор, который что-то украл; или высокий чиновник, или силовик. К сожалению, этот принцип заложенный в Конституции, начал нарушаться, когда приняли новый Уголовно-процессуальный кодекс. Появились касты «неприкасаемых». Имеется в виду особый порядок возбуждения уголовных дел в отношении ряда лиц — депутатов, министров и т. д.».

В том, что закон не для всех одинаков, белорусы смогли убедиться во время драматических событий сразу после президентских выборов. Тысячи административных и уголовных дел против участников мирных акций и ни одной — за беспрецедентное насилие, причиненные увечья и даже убийства мирных граждан силовиками.

«У любого сотрудника должно быть уважение к закону. Без этого не может выполнять свои обязанности ни милиционер, ни следователь, ни прокурор, ни судья. Если считаешь, что имеешь право в каких-то случаях закон нарушить, то это преступление. Многие следователи возмущены действиями правоохранителей. Есть закон об органах внутренних дел, где определено применение физической силы, спецсредств, оружия. Все мои коллеги сидят в телеграм-каналам, видят ролики с разгонов. И если омоновец беспричинно бьет ногой в лицо, это превышение полномочий. В законе, в том числе, сказано: силовик должен стремиться причинить наименьший ущерб здоровью. Если человек не сопротивляется, зачем молотить его дубинкой?».

Так почему покрываются преступления тех, в чьи функции входят совсем другие задачи — защита граждан, а не демонстрация насилия?

«Процессы не начинаются только потому, что руководство страны прекрасно понимает: первая же уголовное дело против конкретного сотрудника силовых структур станет началом конца нынешней системы. Ведь тот, кто будет дальше участвовать в разгонах, уже задумается: «Следующим в судебном конвейере могу стать я». Тем более есть программы распознавания лиц, скрыться от правосудия сложно. Лично у меня очень чешутся руки при наличии состава преступления возбудить уголовное дело по факту насилия со стороны бойцов ОМОН и других подразделений», — отмечает он.

Однако, по словам собеседника, система в буквальном смысле связала руки своим честным подчиненным.

«Существует определенная процедура: любое решение должен согласовать руководитель, — объясняет он. — А с этим нюансы. И, хотя есть некоторые процессуальные хитрости, юридические лазейки, тому же следователю чрезмерная активность и принятие такого решение грозит увольнением или непрацягненьнем контракта. И это уже происходит: в одностороннем порядке прекращаются служебные соглашения, несмотря ни на должности, ни на чины, ни на заслуги — от следователя до заместителя руководителя управления Следственного комитета, такие факты уже есть».

«Караев сказал: «Вам можно все. Не подведите»

Следователь Агеев не верит, что уголовные дела против виновных в насилии при нынешнем режиме возможны в принципе.

По его данным, правоохранители получили полный карт-бланш на применение силы. Соответственно, с точки зрения руководства государства кого-то наказывать за легализованные «неограниченные полномочия» не совсем логично.

«В начале избирательной кампании уже бывший глава МВД Юрий Караев. и его заместители встречались с сотрудниками крупных отделов внутренних дел. Было сказано примерно следующее: «Вам можно все. Не подведите». На тот момент, когда я это услышал, понял немного иначе: все, но в рамках закона, где абсолютно понятно прописано в том числе использование огнестрельного и травматического оружия. В самых крайних случаях и только по ногам, чтобы причинить наименьший вред здоровью. А не прицельно в голову или в грудь. Даже в страшном сне не мог представить, что будет так, как это было в августе и повторяется сейчас. Что «все» — это в буквальном смысле «все».

Гарантии безнаказанности для силовиков «Свабодзе» подтвердил и один из бывших сотрудников центрального аппарата Генпрокуратуры.

Если в начале сентября на должность главы ведомства был назначен Андрей Швед, от его имени был подписан «программный документ», в котором признавалась правомерность насилия и содержался перечень мер для каждого профильного ведомства реагирования на различные формы протестов.

Согласно источнику, там расписано все, что происходит прямо сейчас. Фактически документ лишил возможности инициировать прокурорские проверки типа той, что пытались провести по делу избитых байкеров. Как результат, в знак протеста начали увольняться авторитетные сотрудники прокуратуры. Документ носит гриф секретности, круг доступа к нему сильно ограничено.

«Я прошу прощения перед всем белорусским народом за свое юридическое бессилие»

За почти четыре месяца, начиная от 9 августа, почти 32 тысячи человек задержали за «нарушение законодательства о массовых мероприятиях».

Впрочем, в рамках президентской кампании активистов штабов претендентов и кандидатов начали сажать еще раньше, на этапе сбора подписей и процедуры регистрации.

Цифра рискует стремительно расти и дальше — особенно на фоне «пикетирования на балконах» (вывешивание флагов), инициативах начинать уголовное дело за повторное участие в акции, увеличить вдвое сроки административных арестов и штрафовать на 100 базовых величин за использование «незарегистрированной символики».

«Созванивались с другом, вместе заканчивали академию МВД. Юрист по образованию, он в шоке: уголовка за повторное участие в акции! Что дальше? Система хочет сделать страну строгого режима. Шаг влево, шаг вправо — тюрьма. А скоро, возможно, и расстрел, если будем двигаться такими темпами. С другой стороны, сам себе думаю. Ну вот подпишет изменения в кодекс тот, кто попал на пост президента сомнительным путем, а мне придется привлекать к ответственности человека, который второй раз вышел на митинг. Для честных чиновников это станет последней каплей. И глядя, что происходит вокруг, не удивлюсь, что такие «новеллы» и правда могут принять».

Как отмечает следователь, нынешняя политическая кампания отбросила Беларусь на десятки лет назад, когда были популярны убийства и похищения оппонентов. Родственники по несколько дней не могут найти своих схваченных родных, оружие и спецтехника против мирных граждан превратились в обыденность. А убийство художника Романа Бондаренко стала кульминацией безнаказанности.

«Это ужас… Если даже в небольших городках и местечках возле храмов собираются люди, чтобы зажечь лампадки под портретом Ромы, это свидетельствует о человеческий боль.

Я не знаю, что именно могу сделать в этой ситуации. Но молчать больше нельзя. Меня разбирает злость, когда смотрю на такое беззаконие. И я прошу прощения перед всем белорусским народом за свое юридическое бессилие. Заслужили ли наши люди такие издевательства? К сожалению, мы только по кабинетам и на кухнях возмутительно кричим. Что еще должно случиться, чтобы и следователи сказали свое слово и поднялись?» — задается он риторическим вопросом.

«Как раньше, при этом режиме не будет! Его ресурс исчерпан»

Еще одной отличительной особенностью своеобразного «диалога» власти и общества стала целенаправленная охота на журналистов. Никогда еще в суверенной истории Беларуси не было столько дел по печально известной статье 23.34. Вместо «охранной грамоты» жилет с надписью «Пресса» и редакционный бейдж стали мишенями — десятки сотрудников СМИ оштрафованы, лишены аккредитации МИД, отбыли административные аресты.

«Это же глупость, — констатирует полковник юстиции. — Мол, таким образом народ не увидит, что действительно творится во время разгонов. Уже много обсуждалась и анализировалась, поэтому все прекрасно видят, какая цель: будет меньше правдивой информации и градус активности остынет, протест сдуется и заживем, как раньше. Но не нужно специального образования, чтобы понять: как раньше, при этом режиме не будет! Его ресурс исчерпан. К тому же всегда есть запасные площадки, куда власть сама людей и выталкивает — те же телеграм-каналы. Кроме того, сегодня каждый сам себе и блогер, и журналист, и видеооператор, процесс уже не остановить».

Тысячи сотрудников силовых структур за свой воинственный пыл попали в разные «позорные списки» — от «Карателей Беларуси» до «Черной книги». В том перечне и наш собеседник. Как сказалось на моральном состоянии его нахождение рядом с омоновцами, бойцами внутренних войск, судьями? Сильно ли «зацепило» такое соседство?

«Больше всего беспокоило, что скажется на семье. Коллеги подходили: мол, пиши заявление, начнем проверку. Я отказался, потому что понимаю логику «партизан». Не знаю эффективности тех каналов, но у меня нет на них злобы. Люди возмущены системой в целом. Да и я тоже ею возмущен. К сожалению, она давно перестала работать, как должно. И не я один, в списке немало тех, кто не виноват в том, что им приписывают. Что касается следователей, они в основном там «за компанию». Подавляющая часть прекрасно осознает, что такое нарушить закон. Что касается остальных… Думаю, большинство на «доске позора» вполне заслуженно».

Полковник юстиции говорит, что за последние месяцы круг его контактов существенно сузилась. Прежде всего отвалились те люди в погонах, которые не только не поставили под сомнение силовые акции, а до сих пор считают их «необходимыми» для наведения порядка. Или молча соглашаются.

«К сожалению, многих уже не могу назвать своими коллегами, — категоричен он. — С милиционерами так или иначе приходится контактировать во время работы, в расследовании уголовных дел. И если раньше могли поговорить на личные темы — как жена, дети, дача, рыбалка — так теперь трудно пересилить себя, чтобы даже поздороваться. Мое отношение к ним однозначное: они соучастники преступления власти против белорусского народа. Не преувеличу, если скажу, что, по крайней мере в комитете, много кто разделяет мой взгляд и на события в стране, и на роль в этом наших бывших знакомых из органов внутренних дел».

Сам следователь Агеев во время время разговора склонялся к тому, что день окончания контракта, 31 декабря, будет его последним рабочим днем в Следственном комитете — хотя друзья и уговаривали не не торопиться.

«Волнует прежде всего то, продолжает собеседник, что начнут набирать не очень компетентных сотрудников, так называемых «секретарей», которые, не задумываясь, будут выполнять приказы, а не законы».

Рассматривает ли он возможность уехать из страны, как это уже сделали некоторые чиновники? Внутренние убеждения и гражданская позиция явно известны руководству комитета, а последствия в нынешней ситуации могут быть непредсказуемы.

«Не хочу говорить высоких слов о патриотизме, но это моя страна. Если бы был моложе и видел за границей перспективы, может, и уехал бы. Но я еще могу быть полезным и на родине. Пусть не в правоохранительных органах, есть другая работа, я не чураюсь. С учетом последних событий, безусловно, рассматривал варианты — от публичного увольнения до ухода после окончания контракта или переквалификации. Не боюсь, что брошу комитет и останусь голодный. Не проблема зарабатывать меньше. Больше волнует совесть. Я всегда желал коллегам, чтобы могли сказать: «Честь имею!». Во все времена офицеры были особой кастой — честные, сильные, высокообразованные и культурные. К сожалению, один человек в миг все запятнал».

По словам собеседника, за последние четверть века вертикаль власти полностью разошлась в цивилизационных стремлениях с собственным народом, особенно с его новой генерацией.

«Сегодняшние 25-летние — совсем не те люди, которые его выбирали. Мои родители, которым в 1994-м было столько, сколько мне сейчас, поверили «свойскаму парню», решили, что такой руководитель и нужен. Но время деревенского сленга прошло. Теперь за такого лидера стыдно. Законное желание — чтобы с телевизора произносил не «колхозник», у которого лексикон все больше скатывается на оскорбления, а адекватный человек, который идет в ногу со временем. Понятно, почему он не уступает власть, хотя был шанс спокойно уйти. Сегодня люди уже не простят убитых, покалеченных, брошенных в тюрьмы… Я уверен: пройдет несколько месяцев — и время расставит все на свои места. Честь, совесть и здравый смысл победят», — подытоживает полковник юстиции Иван Агеев.

Многие сотрудники правоохранительных органов, которые бросили вызов системе, попали под уголовное преследование и последующий физический и моральный прессинг. Не исключает для себя подобного развития событий и обеседник — не из разговоров знает о чрезвычайной мстительности силовиков.