Белорусский чемпион мира по кикбоксингу рассказал, как отправил силовика в нокаут

Алексей Кудин вышел мирно выразить протест, но не стерпел.

Алексей Кудин исчез в день начала судебного заседания по своему уголовному делу утром 19 ноября. На пороге дома он попрощался с женой и отправился к зданию суда. Однако через полчаса супруге бойца Татьяне позвонили оттуда и стали выяснять, где ее муж. Девушка отвечала, что ушел в суд, пишет «Трибуна».

Неоднократного чемпиона мира по кикбоксингу обвиняют в том, что он 10 августа в Молодечно во время акции протеста против фальсификации выборов оказывал сопротивление сотрудникам милиции и применял к ним силу. В частности, когда к бойцу подбежали омоновцы, распылили газ и принялись избивать дубинками, он ответил. Да так, что одного из них, как утверждало провластное медиа, Кудин нокаутировал.

Задержали бойца вечером по дороге в больницу. Его машину подрезали, бросали под колеса светошумовые гранаты, избивали и даже стреляли в упор. За решеткой Кудин провел почти две недели, после чего «покаялся» в сюжете на СТВ (говорил, что виновен и так далее), за что был отпущен под домашний арест. Инкриминировали Алексею 2 часть статьи 363 Уголовного кодекса Беларуси («Сопротивление сотруднику органов внутренних дел или иному лицу, охраняющим общественный порядок»). Максимальный срок по такому обвинению – до пяти лет ограничения или лишения свободы.

В октябре у Кудина был еще один суд – по популярной нынче административной статье 23.34. Просто за участие в акции 10 августа спортсмен получил штраф в 25 базовых величин – 625 рублей. До 19 ноября Кудин был дома: нянчился с детьми, тренировался, колол дрова и готовился к более серьезному делу. А утром вышел и исчез. Спустя несколько часов его объявили в розыск – безрезультатный.

Местонахождение бойца до 1 декабря оставалось неизвестным, пока он не опубликовал фото в своем инстаграм. Алексей сообщил, что находится в полной безопасности и что ему никто не угрожает. Если верить геолокации, которую выставил спортсмен, то свой пост он разместил, находясь в Париже.

Вскоре после этого Кудин рассказал, что с ним произошло 10 августа на площади, как его задерживали и что было за решеткой, и немного о том, как покидал Беларусь.

– 9 августа я, как многие жители нашего города, пришел на центральную площадь, чтобы высказать свою гражданскую позицию по итогам прошедших выборов, которые были сфальсифицированы. На площади перед людьми стояли сотрудники городского РОВД. Их было человек 30. Они просто молча стояли, потому что перед ними было несколько тысяч человек. Когда люди уже собрались расходиться, приехали машины с ОМОНом. И тогда началось то, чего я за свои 35 лет еще не видел. Как только приехало подкрепление, у сотрудников молодечненского РОВД вдруг пропали страх и дрожь в коленках. Они сразу кинулись на людей. Стали их хватать и бить. Я видел, как в сторону людей полетели шашки с газом. Были слышны хлопки от светошумовых гранат. Все стали разбегаться. Было темно, люди разбегались в панике. Я не побежал, а спокойно направился в сторону дома со своим другом.

Когда уже почти ушли с площади, увидел, что в мою сторону бежит несколько сотрудников. Они кричали: «######## [разошлись] по домам, суки». Я сделал шаг им навстречу и сказал, чтобы назвали звание и фамилии. Трое или четверо резко развернулись и побежали в другую сторону, а тот, который кричал матом, остановился в нескольких метрах от меня и сказал, что я уважаемый человек в городе и мне лучше идти домой. Я еще раз попросил его назваться, но он развернулся и убежал.

По дороге домой периодически мне на глаза попадались сотрудники со щитами. Они бежали на меня, но за несколько метров до разворачивались или просто меняли траекторию. То ли узнавали меня как спортсмена, то ли им становилось некомфортно при виде того, кто мощнее и больше их. Видимо, срабатывал инстинкт самосохранения. Домой я пришел с четким пониманием, что так нельзя, что надо что-то менять. И что завтра я снова пойду высказывать свою позицию против фальсификации и насилия.

Около семи вечера 10 августа я вышел из своего дома. Я живу в частном секторе и до площади добрался минут за 40. Там уже было очень много людей. Увидел шеренгу солдат в защитной форме со щитами и дубинками в руках. А перед ними на коленях 15-20 человек, которые что-то им говорили. Я подошел поближе к фонтану, который находится перед площадью, и услышал что люди просят солдат уйти и никого не трогать. Позже я узнал, что это были солдаты внутренних войск войсковой части 6713, которая базируется в Бобруйске. Именно эти ребята охраняют ИК-2 в том городе.

Возле фонтана встретил друзей и знакомых. Мы стали обсуждать вчерашние события и параллельно наблюдали за тем, что происходит на площади. Многие говорили, что ОМОН уже хватал людей, которые двигались в сторону площади, чтобы не дать собраться. Через несколько минут после того, как я подошел к фонтану, солдатам была дана команда вытеснять людей. Тех, кто стоял на коленях, стали поднимать и тащить в автозак. Кто не хотел вставать, били дубинками. На моих глазах одному худощавому мужчине двое солдат нанесли несколько мощных ударов по спине. Он даже не успел подняться. Его взяли под руки и просто поволокли. Часть меня понимала, что надо уходить, но другая часть говорила, что мы же мирно стоим. Никто ничего не скандирует, не проявляет агрессии к силовикам. И тогда я спросил себя: почему я – человек, который принес стране столько медалей высшей пробы – должен бежать от каких-то «вертухаев» с дубинками?

Неожиданно шеренга солдат оказалась передо мной на расстоянии пары метров. Они сомкнули щиты и были в боевой готовности. Люди рядом со мной подняли руки и сказали, что просто мирно стоят. Я сделал шаг навстречу солдатам и также поднял руки, показав, что у меня ничего нет. В ту же секунду позади шеренги появился солдат и распылил в мою сторону струю газа из баллончика. Я успел отклониться, повернулся боком и хотел отойти, но почувствовал удар дубинки в область головы и шеи. Как впоследствии мне сказали те, кто стоял позади и сбоку от меня, бил прапорщик Константин Яндола. Я развернулся к нему лицом, вырвал щит у него из рук и на автомате нанес ему хорошую пощечину тыльной стороной ладони область шлема. В то же мгновение я почувствовал еще один удар по голове дубинкой. Теперь уже с левой стороны. Я увидел что этот сотрудник в другой амуниции. Он был весь с черном и довольно рослый. Когда он замахнулся снова, я поднырнул под дубинку и ударил его. Пытаясь вырваться из этой цепи, развернулся в правую сторону, но навстречу мне двигался еще один сотрудник, он уже замахивался дубинкой. Позже я узнал, что это был подполковник ГУБОП Андрей Зорин. Я оттолкнул его левой рукой и хотел уходить, но мне снова прилетело дубинкой в область спины. Когда обернулся, увидел еще одного сотрудника в черном, который пытался ударить меня дубинкой. Я снова сделал уклон в сторону и ударил его. После чего развернулся в сторону парка и стал бежать, но на моем пути появился еще один сотрудник в черной амуниции без опознавательных знаков. Он сделал взмах дубинкой, но я ударил ладонью под шлем – и он упал.

Я отбежал в парк метров на 200 от площади и там встретил своих друзей и знакомых. Все были в недоумении, зачем в нас было распылять газ и начинать бить? Люди же просто стояли, ничего не скандировали. У нас даже не было национальной символики. У меня немного болела голова и горела спина. Снял майку и попросил ребят посмотреть что там. Ребята обалдели – спина была исполосована. А я в состоянии аффекта даже и не почувствовал, когда они успели столько раз попасть.

Мы еще немного постояли в парке, а затем увидели, как в нашу сторону направляется шеренга силовиков. Они зашли в парк, остановились метрах в 50 и сомкнули щиты. Мы отошли немного назад, но они снова приблизились ровно на столько, на сколько мы отошли. Потом, из уголовного дела, я узнал, что своими пощечинами нокаутировал пару сотрудников, в том числе прапорщика Яндолу, из-за удара которого все и началось. Если бы не он, я просто отошел бы назад и ничего этого не было.

Именно поэтому солдаты внутренних войск пытались меня выманить из парка, чтобы задержать и хорошенько избить. Когда мне изменили меру пресечения под домашний арест, мне написал один солдат, который служил в нашей части. Он рассказал, что в тот вечер эти солдаты пришли в расположение очень озлобленные. Нелестно выражались в мой адрес. Говорили, что если бы они меня тогда поймали, убили бы или покалечили.

Тем не менее мне удалось попасть домой. Голова сильно болела – на ней были гематомы от ударов дубинками. Дома никого не было, я взял с полки ключи от машины и решил направиться в больницу, чтобы сделать КТ. Боль в голове меня очень беспокоила.

Как узнал позднее, за мной уже следили. Даже вызвали СОБР, чтобы задержать. Видимо у местных силовиков не хватило духу мне просто позвонить и сказать, что при моей самообороне пострадали сотрудники. Мой номер прекрасно знают многие сотрудники нашего РОВД. Старший брат моей жены (царство ему небесное) 22 года отработал начальником финансового отдела милиции нашего города и района. Если бы мне в тот же вечер позвонили из РОВД и сообщили, что произошло, то, поверьте, я тут же пришел бы к ним и дал все объяснения. Тем более есть видео, которое снимали сами сотрудники. Они прекрасно знают, кто начал всю эту заваруху. Но они решили сделать показуху и вызвали СОБР.

Как только я отъехал от дома метров 200-300, мне навстречу проехали три машины с включенными маячками. Я и подумать не мог, что это ко мне. Спокойно с ними разминулся и направился в сторону больницы. Но метров за 300 до отделения на пешеходном переходе меня подрезали и бросили под мою машину светошумовую гранату. Вокруг было много прохожих, им кричали, что работает СОБР. Я успел заблокировать машину, но стекло передней двери было опущено. Когда два сотрудника подбежали к водительской двери, я поднял руки и положил их на руль. Спросил, что случилось, но вместо ответа меня стали бить кулаками в голову. Один из ударов попал в височную кость с левой стороны. Я стал закрываться руками, говорил, что сейчас спокойно выйду из машины. Попытался открыть дверь, но мне не дали этого сделать и выстрелили практически в упор три раза из травматического пистолета. Прямо в грудь. После чего я все-таки сумел открыть дверь и вышел из машины. Удары дубинками не прекращались. Когда я лег на землю, один из сотрудников назвал меня по имени и сказал, что я «завалил мента». И поэтому им дали команду меня жестко задержать. Я его сразу узнал. С Мишей, как и еще парочкой бойцов СОБРа, мы вместе тренировались. Ребята прекрасно знали, кого едут задерживать. Поэтому им и довели информацию, что я якобы кого-то убил. Хотя прапорщик Яндола уже через 40 минут после моей пощечины пришел в себя. Его жизни ничего не угрожало. Но органы решили принципиально жестко наказать меня.

*

– После задержания меня доставили в РОВД и посадили в камеру. Одного. Были мысли, что сейчас будут бить и мстить. Но с того момента ко мне ни один сотрудник не применил физического воздействия. Даже в Жодино отношение было уважительное – в мой адрес не было сказано ни одного грубого слова. Может, опять уважение к спорту. Ведь начальник корпуса тюрьмы довел личному составу информацию о том, кого и за что к ним доставили. Может это и сыграло некую роль в отношении ко мне. Но тогда, когда меня только посадили в камеру, я дал себе четкую установку: будут бить – буду бить в ответ жестко и бескомпромиссно. И будь что будет. Готовился к худшему сценарию.

Интересно, что адвокат рассказала, что на следующий день после моего задержания возле РОВД собралось много людей, которые скандировали «Свободу Кудину!» Но меня к тому моменту отправили в Жодино. Потом стало понятно, что это сделано, чтобы снять резонанс и чтобы я успел немного зажить, так как адвокат требовала провести независимую экспертизу моего состояния здоровья, потому что мое состояние ухудшалось. Из рваной раны на руке была видна трубчатая кость мизинца, голова пульсировала и болела, с трех отверстий от пуль на груди текла кровь. В РОВД меня везли, заломив руки за спину. Я чувствовал как под ногами хлюпает кровь. Супруга рассказывала, что когда она с моим младшим братом забирала машину, салон весь был в крови. Ребята с мойки, когда взяли ее на химчистку, думали, что машина после аварии.

Активничало и бойцовское братство. Все бойцы мирового уровня, все, кто меня знает, поддерживали, заступались. Постили слова поддержки в соцсецях, помогали давать максимальную огласку моему делу. Если бы этого не было, меня бы могли и не выпустить под домашний арест и конкретно бы упаковали. Знаю, что многие ребята из федерации, тренеры тоже делали все, что в их силах.

На теле были гематомы: одна большая в области сердца, на груди следы от резиновых пуль. Одна пуля попала в мечевидный отросток, другая – в сердце, а третья в центр грудной клетки. Прошло уже четыре месяца, но боль в груди еще осталась. Кроме того мне разорвали мизинец до кости – наложили семь-восемь швов.

Несколько раз в камере я съезжал по стенке, пару раз отключался. Было сильное сотрясение, подташнивало и все кружилось. Снял майку и обмотал ею руку, чтобы хоть как-то остановить кровь. Где-то около часа ко мне даже никто не приходил. Хотя под потолком висела камера1 и на мониторе было видно, что я упал на пол. Никто даже не открыл дверь и не спросил про мое самочувствие. Даже когда я подполз к двери и постучал. Потом услышал слова одного сотрудника обо мне. Мол, чего-то он там валяется. Тогда дверь открыли, я сказал что очень сильно болит голова и сердце. Сотрудник ничего не сказал и закрыл дверь. Через некоторое время я постучал еще раз, но реакции никакой.

Затем дверь открылась и на пороге камеры возник подполковник Вадим Пригара – начальник РОВД. Он и руководил всеми действиями силовиков в Молодечно. Сам видел и слышал, как он отдавал приказы бить и разгонять людей. Он спросил меня о состоянии, я рассказал, и он ушел. Через некоторое время приехала скорая. Врач тут же сказал, что меня надо везти на КТ и срочно зашивать. Но сотрудники не хотели отправлять меня в больницу. В итоге на месте мне замерили давление, перевязали руку, раны на груди, сделали пару каких-то уколов и дали таблетки. Но доктор сказал: «Если вам здесь нужен жмур, то я снимаю с себя ответственность». В итоге меня под конвоем отвезли в больницу.

Сначала меня вывели через центральный вход РОВД, где я увидел свою супругу. Подмигнул ей и улыбнулся, чтобы она не переживала. Только меня посадили в машину, как из отделения выскочил какой-то ошалевший начальничек и начал кричать, что меня надо оформить под протокол. Меня снова достали из машины и вернули в камеру. Потом снова вывели. Пристегнули наручниками к сотрудникам, выдали им оружие и направили следом за нами еще одну машину сопровождения. В итоге со мной в больнице было человек пять милиционеров и еще несколько человек на улице. Сопровождали, как местного Пабло Эскобара :)

. Где-то даже было приятно. Сейчас вспоминаю с юмором.

После процедур в больнице, меня вернули в отделение, оформили документы и оставили до утра в ИВС. Заснуть не могу. В голове все кружится, раны дико болят… Вдруг меня резко выводят из камеры и говорят, чтобы я быстро подписал какие-то листки. Я подписал, не читая – не то состояние. Помню только, что на первом было написано «Акт о задержании» или что-то такое. Копии дали в камеру. Уже немного погодя, когда чуток полегчало, я прочел бумаги и понял, что мне впихнули доки, где я признаю себя виновным по статье 364 УК РБ. Типа я пришел на площадь и стал бить сотрудников, мило стоящих и охраняющих граждан от насилия.

По закону я должен быть просидеть в камере до трех суток, после чего мне должны предъявить обвинение, а прокурор должен вынести меру пресечения. Но меня ночным этапом с 11 на 12 августа отправили в Жодино. А после восьми дней там привези обратно в Молодечно и начали работать. В первый день со мной работал следователь. Была встреча и с «потерпевшими», которым даже в глаза мне было стыдно смотреть. Яндола так вообще сидел поникший и смотрел в пол. Такое ощущение, что это он был под стражей, а не я. Подполковник Зорин дрожащим голосом говорил, что знал меня и никогда в жизни не ударил бы меня дубинкой. Были и еще два свидетеля. Скажу, что это было жалкое зрелище – смотреть на «офицеров», как они жалуются и ноют дрожащим голосом.

Солдат-контрактник, который пришел на очную ставку, чтобы меня опознать, надел бейсболку и маску. И все время смотрел в пол. Я же смотрел и улыбался ему в лицо. Видел, как он подрагивал от страха. Он был в майке без рукавов. Поэтому я видел, как по его рукам пробегала нервная дрожь. Я еще тогда думал, если ты делал «бравое дело» – разгонял наркоманов и проституток, – чего ж ты под маской. А потому, что сцыкотно в глаза смотреть! Я был уверен в своей правде. Потому и смотрел с улыбкой. Даже, когда в Жодино во дворик выводили гулять, я, идя по коридорам (кто бывал, тот знает), напевал разные песни и частушки. Конвоиры еще спрашивали, почему мне так весело. Я им ничего не говорил. Толку им что-то объяснять. Я знал, что за мной правда. Я пришел мирно высказать протест против насилия и против таких выборов. Меня же «траванули» газом, начали бить дубинками. И я как нормальный мужик дал отпор. Это была самооборона. Я знал, что никого специально первым не бил. И мне лицо прятать не за чем. Каким-то боевиком или преступником я себя не считаю.

На следующий день после описанной мною работы со следователем меня снова вызвали на разговор. Только беседовали уже сотрудники ГУБОП. Оба в звании подполковников. Один из Минска, второй – наш, начальник криминальной милиции Молодечно. Скажу честно, оба адекватные люди. Никакого давления. Как я понял из допроса, они думали, что я некий координатор и организатор движения за свободу в Молодечно. Я, конечно, был польщен такой славой, но ответил им, что вышел сам. У меня спросили, знаю ли я, какие суммы платят тем, кто выходит на акции. И тут я говорю, что слышал об этом… Они сразу напряглись, а я добавляю, что слышал это в СИЗО от «продольного», который ходит по коридору изолятора. Его имя я уже не помню, но помню, как он открыл «кормушку» и сказал: «Пацаны, слыхали, что в Минске тем, кто в первых рядах, платят по 200 долларов. А в Молодечно – по 50 евро». Много спрашивали они меня и о наших фанатах. Допрос длился около трех часов. Поговорили по душам в общем.

Затем ко мне пришел подполковник или полковник из милиции собственной безопасности. Точнее, меня привели к нему. Я думал, будет допрашивать на тему, как со мной обращались и почему так жестко задержали. А он меня давай допрашивать на политические темы. И еще пытался втирать про каких-то зверей, которые рвутся к власти, про то, как у нас все круто и хорошо в стране. На четвертый день нахождения в молодечненском ИВС меня опять дергает подполковник ГУБОП и говорит, что могу выйти под домашний арест, но надо снять видео в кабинете начальника и извиниться. Сказать, что не хотел причинять вред сотрудникам и попросить спортсменов не бить их. Ну и сказать, что я не политический. Чтобы резонанса не было. И еще одно условие выхода – никаких интервью, на акциях не появляться. Тогда статью 364 («Насилие либо угроза применения насилия в отношении сотрудника органов внутренних дел») поменяют на 363.

Пошел в камеру, лег… Думаю: говорить или все-таки упереться и взять срок. Но ответственность за семью и детей (их у нас пять) не позволила показывать характер холодной системе. Подумал, скажу по-минимуму – и на этом хватит. Видео записали – и меня обратно в камеру. Записали в 13:00, а в 19:00 ничего не происходит. Думаю, обманул подполковник. Но в 19:20 открывается дверь: «Кудин, с вещами на выход».

*

Затем мне сказали, что необходимо возместить ущерб пострадавшим и что это может повлиять на ход моего дела. Мы с адвокатом решили, что компенсируем «ущерб». Правда на нашей стороне, а закон, увы, нет. Прапорщик Яндола запросил 15 000 рублей за нокаут от чемпиона мира, подполковник Зорин – 4000 рублей за отколотый зуб. Хотя на очной ставке оба кричали, что они офицеры и им денег не надо. Они официально подписали все документы, что не имеют претензий и ущерб возмещен в полном объеме. Я думал, может, дело закроют по примирению, но нет – дело все равно довели до суда. Теперь очень жалею, что заплатил им. Что интересно, когда Яндола звонил моему адвокату, он был очень сильно выпивший. Говорил, что готов взять деньги. Когда жена привезла ему на следующее утро нужную сумму, он был с хорошим перегаром. Говорил, что начальство ему запретило брать деньги, но в итоге взял.

Компетентные люди разузнали и рассказали мне, что поеду я за правду годков на пять и буду ждать амнистии или смены режима. Как только дело передали в суд, я понял, что судебная система сгнила в нашей стране полностью. Правды нет. У меня был суд по административному делу. Это был просто цирк. И я просто стебался с судьи, которая зачитывала мне, что я что-то скандировал, махал национальной символикой, кричал что-то в адрес власти и так далее. Хотя в уголовном деле четко написано, что я просто стоял и смотрел в сторону площади. Даже не был на ней. Маразм!

В общем, стал готовиться к отъезду на «сборы». Сказал жене, что хочу на суде выглядеть хорошо. Купили рубашку, хороший пиджак. Заказал дровишек и каждый день работал на участке: колол дрова, садил туи, подстригал газон. В общем вел обычную жизнь. Максимально быстро закончил доделки по дому, которые жена сама не сможет сделать. Говорил ей, что если закроют, то ненадолго, но надо успеть кое-что закончить, чтобы ей легче было. Она расстраивалась и плакала, когда речь заходила о суде, но я не мог ничего сказать о своих планах. Понимал, что «сотрудники» могут насесть, а она и дети могут проговориться. Думаю, она меня простит за это.

Сам посуди, какой у меня был выбор? Стать жертвой гнилого режима, сидеть в тюрьме и тянуть на себя деньги из многодетной семьи, которая живет без кормильца, или уехать за границу, восстановиться физически (для профессионального бойца у меня закат лучших лет карьеры) и провести несколько громких боев, подраться за титул в европейских промоушенах и помочь семье финансово. Я выбрал второе.

Всех нюансов своей переброски за кордон я раскрыть не могу, чтобы не подставлять людей. Но все было четко, чисто и профессионально. Я им очень благодарен за это. По этим же причинам не могу раскрыть свое местоположение. Но обещаю, что скоро будут новости.

Вернусь домой, как только это будет возможным, еще более сильным духом и телом. Очень скучаю по семье, по родителям. Хочу поблагодарить всех, кто помогал и переживал за меня. Я получил большую моральную поддержку от большого количества людей. Хочу пожелать всему белорусскому народу единства, процветания и мира!