Белорусы издеваются над режимом Лукашенко шутками и подколами.
На балконе висят трусы. Три пары. Аккуратно висят, друг за дружкой: белые, красные и снова белые. А над ними — плакат с указанием: «Это не флаг!»
Потом приезжает милиция или МЧС и ворует трусы с балкона. Но такая же картинка висит уже где-то в совершенно противоположном районе Минска. На каждые трусы ментов не напасешься, вот они и мечутся по городу. А белорусы смеются, вывешивая белье.
Коммунальщики с подъемником снимают простыню с надписью «Это не флаг». Скриншот видео TUT.BY
Белорусы вообще никогда так не смеялись, как в последние месяцы своей истории.
Белорус смеющийся — это вовсе не подвид. Скорее это внезапно открывшаяся черта национального характера. Долгие годы ее зачем-то скрывали — до самого 9 августа. А потом будто шлюзы открылись. Так случается: если долго сдерживать смех, пытаться выглядеть серьезным, зажимать нос и рот, чтобы ни единая смешинка не прорвалась наружу, в конце концов повалишься на пол и будешь смеяться так, что заболят все мышцы, и остановиться не сможешь долго-долго. Похоже, именно это и произошло с белорусами в августе.
Впрочем, все началось не в нынешнем августе, а скорее 26 апреля 2012 года. Опередивший время 25-летний Иван Омельченко тогда вышел на «Чарнобыльскі шлях» с самодельным плакатом, на котором было написано «Мусорок» и нарисована стрелка. Пока демонстранты собирались возле академии наук, Иван подошел и встал рядом с «тихарем», который снимал на видео собравшихся. Встал аккурат стрелочкой к тихарю. А тот и не замечал, потому что никаких действий молодой человек не предпринимал — стоял себе тихо и радовал глаз участников акции.
Потом его долго искали те, о ком было написано на плакате. Приходили к родителям Омельченко и требовали выдать местонахождение сына, поскольку его непременно нужно допросить по делу о массовых беспорядках 19 декабря 2010 года. А потом Иван пришел в милицию сам. И в суде устроил еще один перформанс: всерьез убеждал судью, что плакат был на английском и там было написано my cop ok — что-то вроде «моя милиция хорошая». А стрелочка, говорил Иван, указывала в сторону сотрудников в форме, это про них он хотел сказать, что они хорошие. Парню тогда дали 15 суток, а потом еще два раза по десять.
История эта долго еще радовала находящихся с того самого декабря в депрессии белорусов. Как будто этот парень с плакатом всем сказал: веселей, ребята, отставить безнадежность, мы все равно победим. И спустя 8 лет — совсем мало для истории и много для человеческой жизни — на белорусские улицы вышли сотни тысяч таких же, как Иван Омельченко, да с плакатами, которым автор «Мусорка» позавидовал бы.
Если бы я была Лукашенко и в очередной раз сфальсифицировала выборы, я бы застрелилась через пару дней после начала протестов — не от страха перед их масштабами, а от осознания собственной карикатурности в глазах народа. Прежде на плакатах он был Лукашенко или Лукой: «Беларусь в Европу, Лукашенко в жопу!» — один из самых популярных лозунгов на протяжении последних 20 лет. Или попросту «Луку на муку!» — без такого плаката тоже не обходилась ни одна акция протеста. Но на тех плакатах он, несмотря на всю силу людского презрения, был диктатором. А в августе стал просто Сашей.
«Саша, проснись, ты обосрался!» — эти слова на листе ватмана или фанеры можно увидеть каждое воскресенье в Минске. Многие еще и подкрепляют лозунг почти английским вариантом: Sasha, wake up! You obosralsya. Девушки любят выходить с плакатами «Саша, между нами все кончено!» или «Саша, ты хочешь шестой раз? У нас голова болит!». В разных колоннах можно встретить слова «Любовь — это когда Саша твой бывший» или «Хотела сына Сашей назвать, придется Светой». А бывает, что девушка держит большую фотографию толстого рыжего кота с подписью: «Прости, Саша, но у меня уже есть усатый диктатор». Ну и конечно, «Саша, мы купили тебе билет в Гаагу!», написанное на фоне распечатанного посадочного талона авиакомпании CriminalAvia.
Кроме самого Саши, белорусы любят смеяться над пропагандой, утверждающей, будто им платят за выход на демонстрацию. Об этом по телевизору рассказывали много лет (раньше даже таксу называли — 10 долларов за выход), но только в бешеном белорусском августе на улицах появились лозунги «проплаченной оппозиции».
Вот девушка с плакатом, на котором 12-значный номер банковской карты и слова: «Заплатите мне уже за митинг кто-нибудь!». Вот молодой человек с плакатом-просьбой: «Дайте контакты польских спонсоров, Навальный не отвечает!». Вот мужчина, в руках у которого плакат с вопросом: «Я один лох, бесплатно вышел?». Вот красными буквами на белом фоне: «Белорусы ненавидят Лукашенко бесплатно!». А вот без всяких восклицательных знаков, просто утверждение: «Мы здесь бесплатно». И — уже не про деньги — девушка, набросившая на плечи оба флага (государственный красно-зеленый и национальный бело-красно-белый), держит лист с самой понятной надписью на свете: «Мне все равно, под каким флагом тебя ненавидеть».
И конечно, ОМОН. Второй по количеству упоминаний персонаж после Саши. «Первая причина — это ты, а вторая — все твои менты». «Переплавим резиновые дубинки на презервативы!». «Лучше дочь-проститутка, чем сын-омоновец». «Приезжайте в Беларусь, у нас есть: винтилово, шизовый дед, прикольные буквы, автозаки (много)». «Ваш UBER дискомфорт прибыл» — на плакате с нарисованным автозаком. «Стрелять в белорусов может только Купидон!».
У меня два любимых в этом сезоне плаката. Первый в августе был поднят над желтой резиновой надувной лодкой, плывущей по Свислочи. На веслах сидел парень в шортах и панаме, а девушка в тельняшке держала плакат: «Флот РБ с народом!» Второй встречался и летом, и осенью у разных людей демонстративно мрачного вида: «Все настолько плохо, что вышли даже интроверты».
Все действительно было настолько плохо. А стало пусть еще и не хорошо — до этого нам выходить и выходить, — зато весело и потому не страшно.
И это еще одна особенность белорусов, которая оставалась незамеченной до поры до времени даже самими белорусами: способность преодолевать страх смехом. Когда число задержанных исчисляется десятками тысяч, количество сидящих по уголовным делам — сотнями, а о пытках на Окрестина знают даже дети, других способов преодолеть страх и продолжать сопротивляться просто не существует. Только смех.
А еще смех, говорят, продлевает жизнь, и потому мы смеемся так, как никогда прежде. Мы должны продлить себе жизнь минимум на 26 лет — ровно столько мы потеряли с Лукашенко. Простите, я хотела сказать — с Сашей.
Ирина Халип, «Новая газета»