Почему одной из главных сил белорусских протестов стали женщины.
Основой белорусских протестов 2020 года стали женщины. Так получилось еще и потому, что Лукашенко далек от идей феминизма и много раз говорил, что женщина просто не сможет возглавить страну. По итогам года можно сказать, что права протестующих мужчин и женщин сравнялись в одном: их одинаково сильно избивают и часто задерживают, сообщает BBC.
Тренд был задан с самого начала. Единой кандидаткой в президенты от оппозиции скорее случайно стала Светлана Тихановская, которая поначалу просто хотела заменить в этой роли своего арестованного мужа.
Их триумвират с Марией Колесниковой (арестована) и Вероникой Цепкало (бежала из страны) стал символом запроса на обновление власти после 26 лет правления Лукашенко.
Женщины в белых платьях и с цветами стали выходить на отдельные акции, демонстрируя их мирный характер. Женщины брали в кольцо мужчин, пытаясь спасти их от задержания.
Журналисток, работавших на митингах и писавших про них, преследовали как и всех: против них возбуждали административные и уголовные дела.
Из 157 человек, признанных в Беларуси политзаключенными, 23 женщины.
«Мы так верили, что еще чуть-чуть надо побороться»
«После 9 августа (день выборов президента Беларуси - ред.) мы на несколько месяцев забыли, наверное, что мы - хозяйки дома, которым надо готовить и убирать квартиру, - рассказывает жительница Минска по имени Ольга (фамилию она просила не называть, потому что опасается за свою безопасность). - Мы все время были на улице, что-то организовывали, стояли в цепях, ходили на марши, мы так верили, что надо чуть-чуть побороться, еще дожать и победа придет».
«Мы уже никогда не будем прежними», - рассуждает она. Лично ей придется начать все сначала: опасаясь преследований, Ольга бежала из Минска в Литву и теперь ищет работу и съемную квартиру. Ее собственная - с идеальным ремонтом - осталась в Беларуси. Две кошки - пока у друзей.
Ольга не занималась политикой и до 2020 года даже не ходила на выборы. Александр Лукашенко был для нее человеком, который время от времени «говорил смешные вещи по телевизору».
«Мы просто не замечали того, что он правит страной как император, мы все отдали ему своими руками, создали чудовище», - говорит она теперь.
Цепочка политических событий весны и лета 2020-го - арест популярных кандидатов в президенты и выдвижение Светланы Тихановской, да и общий изменившийся настрой привели к тому, что Ольга захотела стать членом избирательной комиссии для подсчета голосов на выборах, но ее заявление не приняли.
«И дальше началась сплошная самоорганизация, нами никто не управлял и не предлагал мне какие-то идеи. Мы просто брали флаг, мы показывали, что мы есть, мы становились в эти цепочки солидарности. На любое действие со стороны государства мы выходили к проезжей части, становились с флагами, улыбались друг другу и смеялись», - рассказывает Ольга.
Сейчас она думает: причиной того, что жители Беларуси молчали так долго была бедность. Небольшие зарплаты, кредиты под 30-40% годовых. Все закрылись в себе и жили в своих квартирах. Не здоровались во дворе и не знакомились даже с соседями. «Мы все ходили с опущенными головами и ничего вокруг себя не видели», - говорит сейчас Ольга.
13 сентября Ольга вышла на очередной марш протеста.
«У дома собралось человек 50, мы пошли и присоединились к более крупной колонне. Нас было 500 человек, мы шли и мирно пели песни, слушали музыку», - вспоминает она.
На проспект Дзержинского возле гостиницы «Ренессанс» въехало около десятка автобусов с ОМОНом. Начались задержания, люди побежали. Оставшиеся на свободе вернулись в точку сбора и пошли к резиденции Лукашенко в Дроздах. А потом стали разъезжаться по домам. Ольге и ее соседям надо было вернуться домой. Они слышали, что в городе используют светошумовые гранаты и попросили незнакомого человека подвезти их.
Почти сразу их автомобиль стали преследовать силовики. Ольга вспоминает, что когда микроавтобус поравнялся с их автомобилем, она увидела бойца в балаклаве, он целился из оружия в пассажиров.
Пассажиров положили на землю и начали избивать. Ольга получила сильный удар по голове.
Ее отвезли в отдел милиции и посадили в камеру. Она попросила вызвать ей скорую, жалуясь на сотрясение мозга, но ее просьбу проигнорировали.
В три часа ночи Ольгу отпустили, подруга забрала ее к себе домой. На следующее утро врачи констатировали у нее закрытую черепно-мозговую травму, сотрясение мозга и контузию глаз.
Вскоре Ольга узнала от своих попутчиков по той поездке, что водителя жестоко избили, он в больнице, и там от него требуют сознаться в подготовке теракта. О возбуждении дел против белорусских протестующих по террористическим статьям не известно, но чаще всего их обвиняют в призывах, участии и организации массовых беспорядков, максимальное наказание за которое - 15 лет тюрьмы.
В начале протестов государственное телевидение несколько раз показывало неизвестных людей, в том числе судимых, которые на камеры признавались в том, что хотели дестабилизировать обстановку в Беларуси за деньги, также полученные от неизвестных. Дальнейших новостей о том, что стало с этими людьми, нет.
«Мы видели этих «террористов» по телевизору и не хотели стать одними из них», - говорит Ольга.
Она взяла все самое необходимое и уехала в Литву.
Там ей помогли: поселили во временном жилье, выделили человека, который помог освоиться и оформить документы.
«Я не знаю, почему женщины вышли на передний план, - вспоминает она первые недели протестов. - Просто надели белые платья и взяли цветы. Мы не боялись: люди с маленькими детьми выходили. Это были очень светлые дни, которые почти наверняка не повторятся - настолько они были уникальными. Но в наших сердцах и глазах все это останется».
«У нас тут небольшой правовой дефолт»
Журналистка из газеты «Новый час» и портала tut.by Александра Квиткевич участницей протестов не была - она на них работала. На одной из акций, «Марше пенсионеров», шла впереди колонны, снимала ее и диктовала в редакцию то, что видела вокруг себя.
Акция закончилась, разошлись участники, разъехались силовики и Квиткевич пошла домой.
Совершенно неожиданно ее схватили и посадили в микроавтобус. Она показывала удостоверение, говорила, что работала. Ничего из этого ей не помогло. На нее составили протокол за участие в несанкционированной акции.
«Сейчас все эти наши документы и пресс-карты не имеют никакого веса, - говорит она. - Это противозаконно, но, если вы успели заметить, у нас тут небольшой правовой дефолт и законы немножечко не соблюдаются».
В суде доказательством невиновности Александры Квиткевич была видеозапись, где она просто делает свою работу и даже не вступает в диалоги с протестовавшими. Против нее выступил «засекреченный свидетель» - милиционер под вымышленным именем и в балаклаве. Он сказал, что журналистка пела песни и кричала лозунги, однако место ее задержания указал неправильно. Несмотря на все это, Квиткевич получила 15 суток ареста.
Первые пять дней журналистка провела в изоляторе временного содержания. Там было не так уж страшно, рассказывает она, - если сравнивать с тем, где ей пришлось находиться остальные десять суток.
В Центре изоляции правонарушителей она попала в камеру к Ольге Хижинковой. Она - мисс Беларусь 2008 года и модель. Ее задержали 8 ноября в Минске и дали сначала 12 суток, потом 15 и еще 15 суток.
«Мы с Ольгой были знакомы по работе и раньше, а там подружились, - рассказывает журналистка. - Стало гораздо легче. Во всем помогали друг другу, и это очень помогало. Я всегда говорю: все не так плохо, все могло бы быть гораздо хуже».
В камере Квиткевич досталась кровать, на которой до нее лежала бездомная женщина. Матрас, по словам Александры, был заражен вшами. Ночь она провела на лавке, накрывшись своим пуховиком.
«Ольга Хижинкова рассказывала, что до моего появления в камере у одной женщины, которая сидела за распитие спиртного, случился какой-то приступ. Возможно, - предполагает Квиткевич, - белая горячка. Ей казалось, что она не в камере, а едет в купе - в поезде. Она и днем и ночью требовала «остановить поезд» на ее станции, один раз упала и ударилась головой. Помощь ей тоже не оказывали».
В следующей камере, куда женщин перевели через сутки, унитаз протекал так сильно, что они попросили перекрыть воду и смывали водой, которую набирали из крана в ведро для мусора. Сквозняк был сильным, обитательницы камеры говорили, что холодно, но надзиратели отвечали, что надо было сидеть дома и что еще пару лет назад окна вообще не было, и зимой ветром в камеру заносило снег.
И Квиткевич, и Хижинкова сейчас на свободе. Журналистка уже встречалась с теми девушками, кто, как и она, сидели по административной статье за митинги - «не чужие люди уже». Переписывается с другими журналистками, которых привлекли уже по уголовным делам. Ее коллега по tut.by Катерина Борисевич подозревается в разглашении медицинской тайны - она писала о состоянии убитого в Минске Романа Бондаренко.
Еще две женщины с телеканала «Белсат» - Катерина Андреева и Дарья Чульцова, которые вели прямую трансляцию с митинга, - обвиняются в организации запрещенной акции.
«Мне немного сложно судить - я же не участница акций протеста, но, думаю, женщины вышли в ответ на то, как жестоко силовики обращались с мужчинами, - говорит Александра Квиткевич. - С женщинами они помягче, меня вот омоновец при задержании через лужу на руках пронес. Но сейчас забирают и девушек, и бабушек, причем физическую силу применяют довольно жестко».
Протесты по очереди с няней
«Мне кажется, всем думающим людям сейчас тяжело, независимо от того, мужчина это или женщина, - говорит переводчица по имени Надежда (она тоже просила не указывать свою фамилию из соображений собственной безопасности). - Бывает, что одному родителю дают сутки, а второй остается сидеть с детьми. Бывает, что люди теряют работу из-за своей политической позиции».
Плюс, считает она, в Беларуси и так много гендерных стереотипов. Александр Лукашенко говорил, что женщина никогда не сможет стать президентом страны.
Сама Надежда живет одна и воспитывает двух детей, один из них - с особенностями развития.
Надежда говорит, что неправильно считать это «каким-то отдельным жестким протестом» - просто женщины в Беларуси хотели выразить солидарность с теми, кто выходит на марши каждое воскресенье со дня выборов. Они выходили в белых платьях и с белыми цветами, и их основной идеей было показать, что протест носит мирный характер.
Надежда тоже никогда не была политической активисткой. И даже весной 2020-го ее больше интересовали совсем не политические дела. Она занималась своим собственным маленьким бизнесом - и собирала средства на одной из краудфандинговых площадок под названием «Улей».
Одним из руководителей этой площадки был Эдуард Бабарико, сын кандидата в президенты Виктора Бабарико. Отца и сына арестовали одновременно - еще в мае, и они до сих пор под стражей.
«Улей» закрыт, его счета арестованы, все нереализованные проекты заморожены. Надежда не может получить оплату за товар, который она уже раздала покупателям, и остается в долгах.
«Я помню тот день в августе, когда в субботу на Комаровке собрались первые женщины, их было там человек сто - с белыми цветами, - рассказывает она. - А к вечеру на протяжении пяти часов весь проспект там был заполнен женщинами с цветами. В тот день ко мне приехал один мой друг, и у него в машине в багажнике было триста белых роз. И он сказал: Надя, ты должна ехать и раздавать эти цветы. Он остался с моими детьми, а я поехала к ним».
Воспитывать детей Надежде помогает няня. И каждое воскресенье они делили время - с утра протестовать уходила переводчица, в середине дня она возвращалась, и тогда на митинг уезжала уже няня.
С началом осени Надежда ушла на коронавирусный карантин, и сейчас на акции протеста уже не ходит. Белорусы по-прежнему выходят протестовать каждое воскресенье, но женские марши сами собой прекратились в ноябре. «Я надеюсь, еще будет повод, и все люди выйдут снова, потому что мы сейчас живем как под крышкой кипящей кастрюли», - говорит она.
Ее сын учится в гимназии, где основной язык преподавания - белорусский. Иногда дети смотрят на противоборство протестующих и силовиков из окна прямо во время уроков. Иногда дети выходят из школы и не могут перейти дорогу - она блокирована военной техникой.
Один раз учителя записали видеообращение против насилия, и в тот же день школу заблокировал ОМОН. Никому нельзя было выходить, пока милиция устанавливала авторов обращения. Тогда для учителей все обошлось без последствий.
«Омоновцы - это люди, у которых полностью отсутствует эмпатия и чувства, они натренированы, как собаки, на выполнение приказов. Я не знаю, кто идет в ОМОН, но, возможно, там очень много тех, кто был когда-то в детских домах, из неблагополучных семей. И какого-то человеческого сострадания я у них не видела», - говорит Надежда.
Протест из последних сил
Кристина (и она просила не называть свою фамилию) - поэтесса и корректор в одной из белорусских редакций, живет с младшим братом и опекает его. Она говорит, что с началом протестов многое в их жизни изменилось. Брату 18 лет, он не участвовал в митингах, но Кристина стала беспокоиться, что его заберут просто так, с улицы, и доказать, что он просто проходил мимо, будет невозможно.
Кристина говорит, что она - очень педантичный человек, у которого все должно быть на своих местах, чисто и аккуратно. В последнее же время физических и моральных сил на это не осталось: в раковине постоянная гора немытой посуды. Она говорит, что, если бы не брат, она и готовить бы перестала, ограничившись фаст-фудом.
Когда стало известно об убийстве Александра Тарайковского, она пришла на это место с плакатом «Нельзя прощать».
«Наверное, вы знаете известный снимок, когда женщин прижали к стене и окружили омоновцы, - говорит Кристина. - Я была там, даже моя голова на снимке видна. Это было 8 сентября, акция в поддержку Марии Колесниковой, которую за несколько дней до этого задержали. И когда мы узнали, что она порвала свой паспорт, это был большой эмоциональный взрыв, геройский поступок, и никто не ожидал такого. И мы поняли, что если Мария может вот это сделать, то сидеть дома мы просто не имеем права».
«Сейчас я выхожу на улицу не так часто: зима, холодно и вторая волна коронавируса началась. А с августа я точно каждый день была на протестах, и у меня почти не оставалось времени ни на что другое - работать приходилось по ночам. Потому что для меня, особенно в первые дни, когда мы все поняли, что происходит, самым важным обязательством стало быть там», - объясняет она.
Тем не менее Кристина и сейчас считает необходимым выходить на протесты по воскресеньям. С каждым разом, говорит она, становится все опаснее - опасных ситуаций стало больше, а задержания - еще жестче. Один раз ее и еще трех девушек окружили несколько десятков бойцов ОМОНа, они пихали их и «обращались как с животными в стаде». Тогда обошлось без задержания.
В другой раз она стояла перед цепью бойцов с лающими собаками, и, говорит Кристина, по атмосфере это было похоже на концлагерь.
«Сейчас закрыли границы на выезд, я еще больше чувствую себя в концлагере, и мне страшно подумать, что будет с каждым следующим ограничением, - рассказывает Кристина. - И поскольку я довольно эмоционально на все это реагирую, то после каждого возвращения домой я просто падаю трупом». Сначала, говорит она, атмосфера на акциях была довольно карнавальной, сейчас Кристина стала перед выходом оставлять брату список телефонов ее друзей - на случай ареста. «Что важнее: мое самосохранение или новые марши - сейчас это довольно сложная дилемма для меня», - признает она.
«Мне кажется, женский мир был бы совершенно другим: не было бы этого насилия. Ведь не зря же говорят, что ни одна женщина еще не развязала войну, - думает она. - И чем больше женщин в политике, тем меньше насилия - физического, эмоционального и, может быть, даже сексуального».
Но находящиеся во власти сегодня люди так не считают. Еще до Лукашенко о том, что женщинам не место в политике, говорила бессменная председательница Центральной избирательной комиссии Лидия Ермошина. Участие в протестах, последовавших за президентскими выборами 2010 года, она назвала позором для женщин и посоветовала им «сидеть дома, борщ варить, а не шастать по площадям».
«У нас в стране (как и до этого в СССР) большая история авторитарного и тоталитарного правления мужчин. И только женщина, наверное, может все это поменять, - говорит Кристина. - Когда Светлана Тихановская, Мария Колесникова и Вероника Цепкало объединились, это тоже был такой большой эмоциональный всплеск. Трое женщин за 15 минут смогли договориться - это то, чего не получалось у нашей традиционной оппозиции все 26 лет».