В гибридной войне Кремля есть важная особенность.
Когда в конце 2020 года стали появляться подробности массовой кибератаки России на Соединенные Штаты, это вызвало гнев и тревогу, но вовсе не искренний шок. Скорее, новости об атаке сопровождала атмосфера неизбежности. Эта в некоторой степени сдержанная реакция показывает, насколько западный мир привык воспринимать враждебность России как данность.
Так было не всегда. Каких-то восемь лет назад, в октябре 2012 президент США Барак Обама относился к России настолько спокойно, что даже подтрунивал над своим соперником на выборах Миттом Ромни за то, что тот называл Россию геополитическим врагом Америки номер один. «80-е только что позвонили с просьбой вернуть им их внешнюю политику, потому что, знаете ли, холодная война уже 20 лет как окончена», — съязвил тогда Обама.
Как же меньше чем за десять лет от президентских острот мы перешли к новой холодной войне? В то время как короткая война Москвы против Грузии в 2008 году уже создала натянутость в отношениях, настоящий переломный момент наступил в феврале 2014, когда Россия вторглась на Крымский полуостров. Это стало эпохальным событием в истории XXI века, обозначив начало новой и тревожной эры соперничества между Россией и Западом. С тех самых пор, как семь лет назад Крым захватили «зеленые человечки» Путина, эта конфронтация продолжает расширяться и нагнетаться.
На протяжении этого времени российская агрессия приобретала много различных форм. Наиболее ярким примером остается необъявленная и продолжающаяся война на востоке Украины, которая унесла более 14000 жизней, а миллионам людей пришлось выехать из региона. Путин также развернул гибридные российские силы по всему миру, спустил группы убийц, и попытался совершить, по крайней мере, один переворот на Балканах. Российские хакеры установили новые стандарты в кибервойне, их мишенями стали все — от политических партий до важной инфраструктуры. Тем временем Москва оказывает поддержку политическим экстремистам и сепаратистским движениям в Евросоюзе и за его пределами. Этому на каждом шагу содействует гигантская машина дезинформации, поддерживаемая Кремлем, и она преуспела в наполнении Интернета информационным мусором.
Цель всего этого — не победить Запад, Россия признает, что это — невозможно. Вместо этого Москва пытается укрепить собственную позицию, подрывая привлекательность либеральных традиций и демократических институтов, позволяющих западному миру господствовать во всеобщем воображении. Будучи неспособной выиграть сражение за умы и сердца с помощью мягкой силы, Москва намерена опустить оппозицию на свой уровень. Это объясняет, почему Россия поддерживает любые силы, которые борются против истеблишмента на всем Западе, независимо от того, представляют они левый или правый край политического спектра. Все, что углубляет существующие разногласия в западных обществах, рассматривается как плюс для российских интересов, от конспиративных теорий о COVID-19 до фейковых новостей о зверствах мигрантов.
Кремль считает нынешнюю гибридную войну абсолютно рациональным и по своей сути защитным ответом на экзистенциальную угрозу, которую представляет авторитарной модели России демократический мир.
Этим восприятием он во многом обязан стойкой паранойе Москвы, сформированной распадом Советского Союза в 1991 году, к которому привела волна массовых демократических восстаний в оккупированной им Центральной Европе. Кремль готов пойти на все, чтобы предотвратить повторение этой катастрофы, и его преследует идея так называемой «цветной революции», происходящей внутри самой России. Это напрямую привело к военному вмешательству России в Украину после продемократической революции Евромайдана в 2014 году.
Спустя семь лет после тех судьбоносных событий Украина остается в эпицентре противостояния между Россией и Западом. Московская оккупация Крыма и части восточной Украины продолжается, и не проявляются никакие признаки готовности к отступлению. Напротив, Путин завершил 2020 год, поклявшись усилить свою атаку на Украину. Выступая на своей ежегодной итоговой пресс-конференции в Москве 17 декабря, он объявил о планах по укреплению российской поддержки двух самопровозглашенных сепаратистских республик на Донбассе. «Россия продолжит поддерживать Донбасс, и мы нарастим свою поддержку», — заявил он.
Действуя в духе того убедительного отрицания, которое характеризует гибридную войну России в Украине, Путин был предельно осторожен в формулировках своего последнего заявления, соблюдая тон «соседской озабоченности». Тем не менее, на фоне, казалось бы, безобидных разговоров о большей поддержке Россией инфраструктуры и социальных вопросов, в его обещаниях безошибочно чувствовался угрожающий подтекст и впредь активно участвовать (на востоке Украины) «не только по гуманитарной линии, но и по линии прямого сотрудничества».
Официально Москва признает сепаратистские районы на востоке Украины украинской территорией и привержена их реинтеграции в Украину. На практике Кремль предпринял серьезные шаги для того, чтобы любые будущие усилия по реинтеграции оказались напрасными. С весны 2014 года местное население сталкивается с непрекращающимся шквалом российской пропаганды, восхваляющей Кремль и демонизирующей Украину. С весны 2019 года Москва приступила к ускоренной выдаче российских паспортов жителям оккупированных регионов. Эта военная стратегия получения гражданства превращает оккупированный Восток Украины в паспортный протекторат и открывает путь для неограниченного вмешательства России. Даже если Украина сможет восстановить номинальный контроль над регионом, огромное количество обладателей российских паспортов предоставят Москве бесконечные предлоги для вмешательства и отказа от полного суверенитета Украины. Недавние комментарии Путина ясно дают понять, что он намерен продолжать такую политику и в 2021 году.
Отказ России от компромисса по Украине, несмотря на кажущиеся непропорциональными издержки, является показательным. Это индикатор приверженности Москвы предотвращению закрепления демократии в традиционном имперском сердце России и напоминание о том, что нет страны важней для самоощущения России, чем Украина. Многие и в самом деле считают, что Украина настолько исторически и культурно близка к России, и многим россиянам все еще трудно принять ее как отдельную и независимую страну. Эти представления о неделимой близости — палка о двух концах. Если демократия в Украине состоится, то это лишь вопрос времени, когда российское население начнет требовать конца путинизма и аналогичной трансформации у себя в стране.
Это делает Украину наиболее логичным местом для отражения российской гибридной войны и лучшей возможностью для достижения решающей победы. На протяжении постсоветской эпохи украинцы неоднократно демонстрировали свое желание жить в условиях современной европейской демократии.
В стране произошла не одна, а две отдельные демократические революции, и с 2014 года Украина идет на исторические жертвы в борьбе против российской агрессии. Благодаря этим титаническим усилиям демократические выборы теперь стали обыденностью в политической культуре Украины, а поддержка членства в ЕС и НАТО находится на рекордно высоком уровне.
Единственное, что мешает украинцам консолидировать демократический прогресс в своей стране, это гибридная кампания, которую в настоящее время ведут Россия и ее союзники в украинской олигархической элите, которые разделяют цель Кремля — подорвать евроатлантическую интеграцию Украины.
Объединенная мощь России и украинского олигархического класса, несомненно, огромна, но она не может рассчитывать на конкуренцию с бесконечно большей мощью западного мира. К сожалению, Запад еще не оказал Украине такой огромной поддержки, которую получили страны Центральной Европы в 1990-е годы. Напротив, поддержка Запада остается относительно скромной, позволяя демократической Украине выживать, а не процветать. Это необходимо изменить, если демократический мир хочет послать безошибочный сигнал Кремлю и выйти из текущего цикла гибридных боевых действий с Россией.
С началом президентства в США Джо Байдена и уходом в ближайшие месяцы в отставку канцлера Германии Ангелы Меркель, 2021 год станет годом смены руководства западного мира. Это должно включать фундаментальное переосмысление того, как лучше всего подойти к России. Нынешняя политика мягких санкций и символического пренебрежения оказалась исключительно неэффективной. Исключение Путина из клуба наций G8 не удержит его от имперской миссии.
Единственный фактор, который Москва принимает в расчет, — это сила, которой у Запада достаточно, но она еще не задействована. Как сказал Уинстон Черчилль еще в 1946 году: «Русские больше всего восхищаются силой и ни к чему не питают меньше уважения, чем к слабости». Это остается верным и по сей день, как и семьдесят пять лет назад, и Украина — то самое место, где Запад может эту силу продемонстрировать.
Питер Дикинсон, Atlantic Council