Экс-офицер внутренних войск: Вариант «армия с народом» или «милиция с народом» - реален

История старшего лейтенанта Максима Денисевича, который уволился в августе.

Старший лейтенант 25-летний Максим Денисевич после окончания Военной академии отслужил в армии три года. Ушел после событий августа-2020. Ему до сих пор обидно, когда люди думают, что их избивали солдаты-срочники и офицеры внутренних войск, пишет сайт naviny.media.

Хотел родину защищать, а сделали завхозом

Максим Денисевич выбирал профессию военного осознанно — окончил факультет внутренних войск Военной академии.

«Я был аполитичным, жил в деревне. Родители хотели, чтобы я стал военным, и я видел в этом свое развитие. Была у меня идея — родину защищать. В Военной академии выбрал факультет внутренних войск, который наряду с факультетом военной разведки считается в вузе элитным».

По распределению попал в военную часть 3310 в военном городке Околица. Сначала был командиром патрульного взвода, затем командиром комендантского взвода. В его подчинении было 30 человек. Служба оказалась полной противоположностью ожиданиям:

«Неважно, в какой должности ты находишься, основная задача — выполнение хозяйственных работ. Затем уже боевая подготовка и идеология. Идеология — это прежде всего вливание в голову российской истории. Солдаты и офицеры на занятиях в течение нескольких часов слушали о подвигах Суворова и значимости для нас личности Дзержинского».

Задача офицеров, рассказал Максим, — организовать жизнедеятельность части: уборку, текущий ремонт, питание. Приходилось с солдатами заниматься хозяйственными работали и в «Озерном» — резиденции Лукашенко возле Острошицкого городка. Об этом же СМИ ранее рассказывал еще один военнослужащий части 3310.

Максим Денисевич уточнил, что хозяйственные работы внутри резиденции — разовые: посадка деревьев, уборка веток в лесополосе, посадка картошки:

«Я со своими солдатами участвовал именно в таких работах в резиденции. Запомнилось, как приезжали на посадку картошки на поле, которое, как нам говорили, уже засадили до нас. Почему-то там лежали клубни, их надо было засовывать в землю. При этом в резиденции есть много работников, причем из разных регионов страны».

Что касается физической подготовки, в армии этим серьезно не занимаются:

«В части бегали и отжимались. Однако, например, рукопашным боем — нет. Солдаты не были хорошо подготовлены к каким-то нештатным ситуациям. Поэтому выставление патрульных по ходу движения кортежа Лукашенко казалось порой сомнительным мероприятием, потому что непонятно, что солдат с дубинкой и баллончиком сможет сделать в случае реальной угрозы».

При этом офицерская служба занимала почти весь день — часто с шести утра до десяти вечера, хотя формально рабочий день был с 08:30 до 17:30. Максим жил в общежитии на территории части. Зарабатывал 900 рублей (без премии, которая выдавалась раз в квартал в размере 150 рублей). По итогам августа офицерам выдали премию в размере 600 рублей.

Расхождение реальности с представлениями о воинской службе, общая разочарованность привели к тому, что Максим понял — больше заниматься этой работой не может. Рапорт об увольнении написал в конце июля, но уволиться удалось только в середине сентября. Август пережил со своими солдатами.

Август. «Вообразить такого не мог»

Перед выборами солдат начали тренировать, причем изначально это не было чем-то из ряда вон выходящим, потому что, говорит Максим Денисевич, так происходило перед каждыми выборами. Последний раз усиленно тренировались перед «парламентскими» в 2019 году:

«С момента, когда я стал курсантом в 2013 году, перед «выборами» была примерно такая же подготовка. Тренировка как тренировка, ничего сверхъестественного. Мы даже предположить не могли, что случится нечто подобное тому, что произошло в августе. Вообразить такого не мог.

9 августа я даже был удивлен, когда поступила задача выдвигаться в город, потому что мы в основном работали в Минском районе. Даже когда мы с солдатами сидели недалеко от Дома офицеров в машине, мне казалось, что нас задействуют в последнюю очередь — есть же ОМОН, другие спецподразделения. У меня было то же снаряжение, что и у солдат: дубинка, газовый баллончик плюс рация (у солдат ее не было). Приказы мы слышали по рации, но изначально нам сообщили о том, что надо делать, возле машин».

Итак, после 20 часов вечера подразделению, которое возглавлял Денисевич, поступила команда уложить щиты. Почему, он не понимает до сих пор. Поступила команда «бегом марш»:

«В тот момент я не понимал, куда и зачем. О том, какие у нас задачи, не знал. Бегу и смотрю за солдатами — чтобы подразделение не разбивались. Уже на Немиге поставили задачу зачистить территорию в районе этой станции метро. Было ощущение разброса и шатания, многие не понимали, что делать. Офицеры находили в своих подразделениях чужих солдат, не досчитывались своих. Приехали в часть утром. Всю неделю, начиная с 9 августа, возвращались в 4-6 утра».

Оружия и светошумовых гранат в августе у большинства офицеров внутренних войск не было, утверждает он:

«У меня не было оружия, у комбата, командира нашей роты тоже. Оружие было у сотрудников ОМОНа, подразделения “Алмаз”, СОБРа. Я не могу сказать, насколько самостоятельны были люди, применяющие спецсредства. До них должны были, как и до нас, доводить, что согласно закону огнестрельное оружие может применяться в исключительных случаях, чтобы предотвратить неадекватные действия какого-то человека, который угрожает здоровью, жизни других граждан, используя опасные предметы. Стрелять сотрудники МВД должны так, чтобы избежать летального исхода — по ногам, например. Однако я не знаю, что происходило в ОМОНе. Я знаю только, что обидно отгребать за ОМОН, потому что ни я, ни мои солдаты не совершали такого насилия над мирными гражданами».

Как промывали мозги

Тем не менее, как рассказал Максим Денисевич, офицеры внутренних войск в разное время и в разных местах получали приказ задерживать всех подряд, разбивать стекла в машинах, которые сигналят или выражают поддержку протестующим для того, чтобы таким образом пометить, а потом задержать владельцев.

Офицеров предупреждали, чтобы остерегались мотоциклистов, которые могут бросить коктейль Молотова, говорили не ходить возле зданий, потому что на военнослужащего могут сбросить что-то из окон либо с крыши.

О том, что происходит в Минске, офицеры в первые дни не имели представления — интернета не было. Например, про убийство Александра Тарайковского вечером 10 августа, офицеры не слышали.

В августе у многих офицеров несколько дней не было связи с семьями, потому что не было ни сил, ни времени. Только на четвертый день после 9 августа Максим написал родителям, что у него всё хорошо: «Отец был напуган, не выдержал — приехал в Минск». Теперь родители смирились с произошедшим с Максимом, с увольнением из армии, но политику с ними мужчина не обсуждает.

Денисевич говорит, что во время политинформаций в части до них доводили, что «пострадало много военнослужащих, что в городе обнаруживают протестующих с коктейлями Молотова, что машины сбивают силовиков».

Максим говорит, что пропаганда, психологическое обрабатывание воздействует на военнослужащего, хочет он того или нет. По его мнению, именно постоянное промывание мозгов сотрудников спецподразделений объясняет жестокость их действий:

«Другого объяснения я не могу найти. Когда 9 августа я впервые увидел, как работает ОМОН, услышал, что они говорят нам о протестующих как о личных врагах, не понимал, что у них в голове. Я даже был склонен думать, что это были наемники-иностранцы, мой мозг отказывался воспринимать, как белорусы могут так обходиться с белорусами. Потом узнал, что это точно зверствовали наши, белорусы».

Офицерам говорили о жестоком силовом сопротивлении, а в реальности всё было иначе — приходилось задерживать безоружных людей:

«11 августа мы работали в парке Павлова. Должны были задерживать правонарушителей и передавать их в автозаки. Распоряжение командования было задерживать всех без разбора. Вот я слышу, как какой-то человек кричит: “Пожалуйста, не бейте меня”. Вижу молодого парня на коленях, а вокруг него — толпа военнослужащих. Я молча подошел со своим подразделением, скомандовал: “Встаем”. Взяли под руки и повели. Парень сказал, что занимался на турниках, когда его задержали! Мы его отпустили. Так с другими людьми мы поступали еще не один раз. Каждому говорили, что парк нужно покинуть сразу же и не возвращаться. Сейчас я понимаю, что мне повезло — никаких действий, за которые мне стыдно, предпринимать не пришлось».

Максим говорит, что в августе офицеры между собой произошедшее особо не обсуждали:

«Обо мне знали, что я придерживаюсь либеральных взглядов, и особо при мне ничего не обсуждали. Однако я знаю, что позиция многих офицеров такая — мы люди военные, должны выполнять приказ вне зависимости от того, кто у власти. Мне это непонятно. Для себя я сразу определил, что преступный приказ выполнять не буду, это позволяет закон. Хотя военный устав обязывает выполнять каждый приказ, а уже после этого заявлять вышестоящему начальству о несогласии с ним».

Уйдя из армии, Максим Денисевич оказался должником государства:

«Даже разочарованные люди боятся уходить из армии, потому что это влечет серьезные финансовые последствия. Люди лишаются жилья, если живут в служебных квартирах или общежитиях. Должны выплатить за обучение. Например, я должен государству около восьми тысяч долларов в эквиваленте, а если бы ушел из армии сразу после окончания Академии, эта сумма была бы около 20 тысяч долларов. Многие остаются в армии из-за страха перед финансовыми проблемами.

Я же после августовских событий о деньгах не думал, а только о том, как побыстрее уйти и желательно уехать из страны. Уехать надо было среди прочего потому, что я узнал, что к бывшему руководству стала просачиваться информация про наши действия в парке Павлова.

Мне кажется, большинство офицеров даже не задумываются о смысле происходящего. Очень многие просто служат, плывут по течению, не имея своего мнения. Они ждут жилье по льготному кредиту, им обещали после августовских событий предоставлять даже бесплатное жилье.

Те, кто использовал силу и стрелял, не исключено, считают себя победителями. Если власть поменяется, будут снова говорить, что им не важно, кто у власти, они выполняют приказы. И такой власти, как теперь, выгодны недумающие офицеры.

Вариант “армия с народом” или “милиция с народом” трудно представить, но он реален. Солдаты это обсуждали, они планировали кинуть щиты, но страх взял свое. Они думали, что им за это будет, что будет с их родными».

Теперь Максим Денисевич живет в Польше, куда с женой выехал по трудовой визе. Готовится профессионально заниматься боями без правил:

«Я еще не знаю, как расплачусь с долгами перед государством, но мечта у меня — достичь успеха в спорте и когда-нибудь выступить под бело-красно-белым флагом».