Как молодая супершпионка помогла Южной Корее в борьбе с Северной

Задания ей давал лично Ким Чен Ир.

Специально для lenta.ru» известный российский кореист Константин Асмолов написал цикл статей об истории Корейского полуострова и двух госу-дарств, бывших некогда одним целым. В этот раз речь пойдет о странной катастрофе южнокорейского пассажирского самолета и полной нестыковок истории молодой шпионки-террористки, которая оказа-лась на руку властям Южной Кореи.

Террористка-перебежчица

29 ноября 1987 года южнокорейский авиалайнер, следовавший рейсом Вена — Багдад — Абу-Даби — Сеул с 115 пассажирами на борту, внезапно исчез с радаров и, предположительно, взорвался над Ан-даманским морем. Проверка пассажиров сразу же выявила двух подозрительных личностей, выдавав-ших себя за японскую семью: они сели на рейс в Багдаде и вышли в Абу-Даби, на последней останов-ке погибшего вскоре самолета, а оттуда вылетели в Бахрейн. Власти Бахрейна достаточно быстро за-держали их — внимание привлекли фальшивые японские паспорта, где вместо фамилии стояло лич-ное имя Маюми.

В процессе захвата «отец» покончил с собой, приняв капсулу с ядом, а «дочь» взяли живой и через какое-то время доставили в Республику Корея (РК) — как раз в канун президентских выборов Ро Тхэ У (другое написание имени — Но Тхэ У или Ро Дэ У). Там какое-то время девушка продол-жала выдавать себя за японку, затем за кореянку, но из Китая, а потом призналась. Оказывается, она из КНДР, зовут ее Ким Хён Хи.

Дальнейшие широко растиражированные признательные показания отражали мелодраматическую ис-торию супершпионки, которая получила задание взорвать самолет лично от северокорейского лидера Ким Чен Ира (на репутации которого после этого осталось несмываемое пятно). Оказывается, взрыв самолета должен был имитировать внутренний терроризм, удержать представителей соцстран от поездки в Южную Корею и вообще создать ей негативный имидж в преддверии очень важной для Сеула Олимпиады-1988.

Показания Ким Хён Хи ввели в оборот целую серию убойных свидетельств кровавости пхеньянского режима. Ее рассказы изобиловали множеством деталей: как она жила в респектабельной семье дипло-мата и получила возможность стать разведчицей; как старательно училась, постигая тонкости япон-ского языка у настоящей японки, которую специально для таких дел еще школьницей похитили ко-рейские спецслужбы; как она была отобрана для «особого задания», которое дал ей лично любимый руководитель товарищ Ким Чен Ир…

Говорила она и о том, как разбились при столкновении с реальностью ее представления о Южной Ко-рее как о царстве бесправия и нищеты, и как теперь она полностью перековалась и даже приняла про-тестантскую веру

В марте 1988-го Ким Хён Хи была приговорена к смертной казни. Но в апреле 1990 года ее помило-вали. Сейчас она живет в Сеуле вместе со своим южнокорейским мужем (по одной из версий — ее бывшим охранником), зарабатывая лекциями и литературной деятельностью. Она даже ездила в Япо-нию, где рассказывала родственникам похищенных японцев правду об ужасах жизни в Северной Ко-рее, а ее доход от книг составил, по некоторым версиям, около миллиона долларов.

Шпионаж для «чайников»

Нарочитая мелодраматичность ситуации и образ коммунистической террористки, перековавшейся при виде реалий свободного мира и даже обратившейся в протестантизм, навела многих на мысль о про-вокации. Слишком это было похоже на старые советские рассказы о западных супершпионах, кото-рые тем не менее совершают грубые ляпы — и бдительная советская общественность выводит их на чистую воду.

Одна лишь история об имени, вписанном в паспорт вместо фамилии, заслуживает того, чтобы либо посчитать эту версию фальшивой, либо серьезно усомниться в профессионализме северокорейских шпионов и поискать иной вариант развития событий, в котором изложенные в рассекреченных доку-ментах факты будут связаны между собой менее противоречиво. Но кроме этой были и другие стран-ности. В некоторых источниках отмечалось, что у Ким не было северокорейского акцента — точнее, в ее речи встречались слова, характерные как для северокорейского стиля языка (на что сразу же обра-тила внимание пропаганда РК), так и южнокорейские (что, в свою очередь, не осталось без внимания северян).

Кроме того, ее рассказ об устройстве бомбы вызвал серьезные сомнения у технических специалистов. А японские военные эксперты дали отрицательный ответ на вопрос, достаточно ли взрывчатки, о присутствии которой в чемодане заявляла Ким Хён Хи, для подрыва самолета таким образом, чтобы пилоты не успели подать сигнал бедствия.

К тому же по паспортам задержанных террористов было легко проследить маршрут их следования, пунктами которого являлись Москва и Будапешт. Странновато для асов, которыми их позициониро-вали. Профессиональные диверсанты также отчего-то хранили такие улики, как фотографии стран, через которые они якобы ехали, монеты и клочки бумаг с якобы закодированными агентурными теле-фонами.

Спецслужбы попытались вернуться к делу Ким Хён Хи в 2006 году, когда в Республике Корея у вла-сти были, условно говоря, левые. Женщину стали приглашать на допросы, пытаясь выяснить, насколько ее рассказы были правдивыми. Однако возвращение к этому делу проходило на фоне поли-тической борьбы, и властям были слишком нужны шокирующие разоблачения военного режима. Кон-серваторы, в свою очередь, вступились за подозреваемую, тем более что допросы действительно были излишне жесткими и походили на выбивание признаний методом сильного психологического давле-ния. В итоге попытка официально усомниться в версии прошлых лет закончилась ничем.

Следующий подход был сделан в 2012 году, когда США рассекретили ряд документов, имеющих от-ношение к этой истории. Южнокорейские СМИ сразу же написали, что в Америке проводили допол-нительное расследование инцидента и пришли к тем же выводам, что окончательно подтверждает причастность Северной Кореи к взрыву. К сожалению сторонников такой версии, американские доку-менты теперь находятся в открытом доступе, и с ними может ознакомиться каждый желающий.

С советской или российской точки зрения, это документы с грифом «Для служебного пользования», информационные сообщения, телеграммы, записи бесед. Из них понятно, что никакого самостоятель-ного расследования, о котором рассказывали СМИ, не было и в помине. От помощи специалистов из США в РК отказались, а самостоятельных следственных действий американцы не предпринимали, просто пассивно транслируя официальную южнокорейскую версию со всеми ее странностями. Поми-мо заявлений «Маюми» к доказательствам северокорейского следа причислялись фальшивые паспор-та, предшествующие теракты и то, что другие агенты КНДР при аресте тоже использовали ампулы с цианидом — как будто это какая-то особая черта.

Что же до иных терактов, то речь идет о взрыве в международном аэропорту Кимпхо 15 сентября 1986 года. Тогда погибли пять граждан Южной Кореи, еще 19 были ранены. Произошел теракт за шесть дней до Азиатских игр, и директор национальной полиции страны немедленно обвинил в его органи-зации «северокорейских марионеток».

Виновных, правда, так и не нашли, и решение о том, кто это сделал, принималось по принципу «а кто еще мог?». Впрочем, через год это предположение уже считалось доказательством

Многие документы сопровождаются цензурным зачеркиванием, и нередко очень интересным образом. Например, можно встретить фразу «ХХХХ Маюми говорила с северокорейским акцентом». Контекст позволяет заменить ХХХХ как на «установлено, что», так и на «рекомендовано, чтобы».

Да, в документах указано, что «Маюми» говорила по-японски как хорошо владеющий языком ино-странец. Однако это укладывается и в ее первоначальное объяснение, что она кореянка из Китая, и в возможную принадлежность ее к этническим корейцам Японии. Они, постоянно живя в стране, тем не менее говорят по-японски со значительным акцентом и не могут быть использованы как препода-ватели японского. Собственно, именно в этом состоит один из аргументов противников официальной версии катастрофы: спецслужбы КНДР не могли привлекать представителей просеверокорейского сообщества в Японии в качестве преподавателей японского и были вынуждены похищать настоящих носителей.

Не проводила собственное расследование и Международная организация гражданской авиации (ИКАО). В реестре катастроф воздушных судов информация об этом происшествии очень краткая, в отличие от более развернутых описаний других случаев. Фактически там просто подтверждается, что после последнего сеанса связи в такое-то время «Боинг-707» погиб, предположительная причина это-го — бомба на борту. Именно такая скудость информации указывает на то, что собственное расследо-вание ИКАО не вела, и данные о катастрофе были получены от южнокорейской стороны.

Между тем стоит обратить внимание на тот факт, что инциденты с самолетами данной серии бывают довольно часто. 192 из 1010 «Боингов-707» вышли из строя в результате различных инцидентов. И хотя примерно половина из них была взорвана террористами или повреждена в ходе военных дей-ствий, оставшееся количество показывает нам довольно высокий процент отказа техники. К тому же погибший самолет имел уже очень большой налет часов (36 тысяч) и, можно сказать, входил в группу риска. Поэтому версию катастрофы, вызванной отказом техники, тоже нельзя исключать.

Точки над «i» мог бы расставить анализ состояния обломков самолета, но такое исследование не про-водилось. Не могли или не захотели — вопрос риторический

После крушения часть деталей прибило к побережью Мьянмы, с которой у Южной Кореи на тот мо-мент были неплохие отношения. Однако неизвестно, какие именно обломки были доступны и в каком состоянии, можно ли было сделать после их изучения какие-то валидные выводы. Настораживает то, что не было сделано даже попытки провести техническую экспертизу для подтверждения или опро-вержения показаний единственного свидетеля.

Сделка века

Довольно часто история Ким Хён Хи описывается как провокация южнокорейских спецслужб. Здесь обращается внимание не только на мягкость приговора и последующую работу Ким в южнокорейской разведке, но и на то, что ее история, особенно момент раскаяния, носила совершенно голливудский характер. Она действительно более соответствовала сценарию типичного для тех лет пропагандист-ского сериала: попав на другую сторону и увидев свет социализма/демократии своими глазами, мате-рый шпион прозревает и раскаивается.

Кроме того, теракт с последующим разоблачением случился как нельзя более кстати — накануне пре-зидентских выборов 1987 года, где у левой оппозиции были довольно высокие шансы на победу. В статье журналиста В. Солнцева упоминалось, что хотя самолет просто исчез с радаров, а его обломки так и не были найдены (поиски свернули подозрительно быстро), президент Чон Ду Хван почти тотчас заявил, что все это дело рук «агентов с Севера». И будто бы, по странному совпадению, в Абу-Даби с самолета сошли 11 южнокорейских чиновников и два сотрудника спец-служб, отвечавших за безопасность полета.

Приводились и данные левой японской прессы о том, что, излагая свою биографию, «Маюми» не уложилась в собственный возраст: ей должно быть на несколько лет больше, а попытки определить ее отца среди известных дипломатов не выдержали проверки. Проблемы были и с «агентурным» номе-ром телефона в Будапеште, якобы записанным в инструкциях и неоднократно повторенный девушкой: он принадлежал детскому саду. Отмечалось и мнение специалиста-акустика: он обратил внимание на тот факт, что частотные характеристики голоса Ким во время пресс-конференции были поразительно ровными даже в те моменты, когда ее начинали душить рыдания. Многовато вопросов для одной ис-тории.

Однако далеко не всегда лицо, инициировавшее условную интригу, оказывается в ней наибольшим выгодоприобретателем. Бывает так, что выгоду получает кто-то другой, сумевший грамотнее разыг-рать эту карту. Кроме того, провокации подобного масштаба слишком рискованны, а последствия их разоблачения слишком велики, поэтому политики и разведчики обычно от такого воздерживаются.

Скорее похоже на то, что за гибелью самолета стояла некая террористическая организация в Японии, наподобие леворадикальной «Рэнго Сэкигун», в тактику которой вполне вписывается подрыв. Следу-ет отметить, что большинство японских левых организаций, в том числе компартия, относились к Се-верной Корее без тени благожелательности и не воспринимали этот режим как дружественный. Среди членов этой организации вполне могла оказаться и представительница многочисленной корейской диаспоры, которая после неудачной попытки самоубийства решила дорого продать свою жизнь, вос-пользовавшись политической конъюнктурой.

Девушка неглупая, симпатичная, хочет жить и довольно быстро понимает, что реальное расследова-ние никого особенно не интересует, а на фоне холодной войны двух Корей виновник уже назначен. Ясно и то, кого проще и удобнее обвинить в организации теракта, а также то, чего от нее будут хотеть спецслужбы РК

Подобная сделка очень проста, и автору безразлично, была ли это ее собственная идея или предложе-ние южнокорейской стороны. Договоренность между ними, скорее всего, свелась к «я рассказываю все, что вам надо (а если чего не знаю, вы подскажете, и мы отрепетируем), а вы обеспечиваете мне спокойную жизнь». Ведь с точки зрения циничной политики важен не реальный виновник, а назна-чение виновником того, чья вина принесет наибольшую выгоду.

Таким образом, в катастрофе может быть не виноват ни Север, ни Юг. Спецслужбы РК просто вос-пользовались предложенным им информационным поводом, грамотно разыграв северокорейскую кар-ту, после чего ключевой свидетель получила спокойную жизнь и прощение грехов. Красивая история с раскаянием дает мощнейший пропагандистский эффект, а задавать неприятные вопросы в стиле «сколько ступенек на втором этаже секретной школы» некому.

Автору же история Ким Хён Хи всегда была важна как пример ситуации, когда все строится на пока-заниях единственного свидетеля, а достоверность и правдивость истории при этом невозможно про-верить. Между тем с точки зрения источниковеда или аналитика показаний одного свидетеля доста-точно не всегда — хотя бы потому, что этот человек может не помнить все или быть пристрастным. Рассказа одного человека может хватать для формирования личного мнения по вопросу, но не для официальных суждений — если, конечно, они не носят печати ангажированности или политической конъюнктуры.