Россияне теперь живут в другой стране.
В эти семь дней — с 17 до 23 января, — прошедших с момента возвращения Алексея Навального в Россию, в стране произошли фантастические изменения, и стало понятнее, что нас всех ждет. Десять выводов:
1. Акция 23 января собрала большое число участников, причем, что очень важно, в разных городах страны и разных возрастов и социально-демографических групп.
Вышли условные ветераны протестов — те, кто участвовал в них уже многократно. Но к ним присоединилось много новичков.
База протестов расширилась. Ожидания (по крайней мере, высказываемые) официальной пропагандой, что протесты будут в массе своей совсем молодежными и даже детскими очевидно не оправдались.
2. Органы правопорядка применяли неправомерное, немотивированное насилие — это было видно на десятках и сотнях роликов. А именно действия, кажущиеся нелогичными, позволяют понять истинные цели субъекта. В данном случае можно предположить, что власти были заинтересованы в обострении ситуации. По-видимому, полицейским были даны соответствующие распоряжения. Или у них было заранее сформировано представление о протестующих как о врагах, а о самом протесте — как о чрезвычайно опасном для государства событии.
3. Крайне тревожными представляются сообщения о том, что протестующие якобы использовали детей в качестве прикрытия, и о ранениях, которые якобы получили 39 или 40 сотрудников силовых структур в Москве. Ничего из этого пока не подтверждается. Но сообщения такого рода могут дать основания для уголовных преследований случайно выбранных людей — свидетелями в подобных делах уже не раз были сами полицейские, а все это вместе свидетельствует о подготовке к масштабным репрессиям против участников сегодняшнего протеста.
4. Совершенно очевидно, что статус Навального как лидера оппозиции, пошедший резко вверх после его возвращения, ареста, суда в Химках и фильма о дворце в Геленджике, сегодня укрепился еще больше. Он окончательно стал фигурой равновеликой Кремлю и реальным претендентом на пост президента.
Судя по сегодняшним действиям полиции и по пропагандистской кампании против Навального — «шпион, изменник Родины» — власти это понимают.
5. Очевидно, что заявленная цель протеста — освобождение Навального — не могла быть достигнута. Освобождение Навального в феврале, когда состоится очередной суд, а тем более сейчас, будет восприниматься оппозиционной частью общества как победа протеста, поэтому власть на это не пойдет. Его арест и осуждение на 30 суток были точкой невозврата. Скорее всего, Навальный останется в тюрьме на весь срок пребывания Владимира Путина у власти.
6. Сегодняшние акции не только поднимают авторитет Навального, но укрепляют ощущение моральной правоты противников режима. Политическое противостояние в стране все более переходит в противостояние моральное, что дополнительно осложняет положение властей и снижает для них коридор возможных реакций.
7. События 23 января, как и фильм Навального, вряд ли увеличивают число противников системы — они уменьшают число ее сторонников. Обращает на себя внимание полное отсутствие акций гражданской поддержки Кремля — пикетов, митингов и вообще каких-либо выступлений сторонников. Так нечто неясное анонсировала т.н. «Гвардия Захара Прилепина», но замечена не была ни в какой активности. Это означает, что единственный ресурс системы — ее силовые структуры.
8. Все, что мы видели сегодня, позволяет говорить о «белоруссизации» ситуации — со всеми последствиями этого для людей и для государства.
9. Все это будет иметь долгосрочные последствия — в эти семь дней начался новый период нашей истории, когда диалог между властью и обществом, которого и так не было, становится просто невозможен. Власть окончательно укрепится в представлении о том, что решать внутриполитические проблемы можно и нужно лишь путем усиления репрессий. Причем не только в плане подавления протестов и собственно оппозиционной деятельности, но и ужесточения контроля за СМИ, за интеллектуальной активностью людей, негативно или скептически относящихся к режиму, за ситуацией в вузах и школах.
10. Не ясно, как в этих условиях власть будет проводить грядущие выборы? Относительно мягкий вариант — безусловное превентивное отсечение всех, кто может представлять хоть какую-нибудь опасность, и полное отстранение гражданского общества от контроля за выборами и, фактически, от участия в них. Но система может пойти и дальше — вопрос в том, как далеко?
Мы теперь живем в другой стране.
Леонид Гозман, «Новая газета»