«Идет новый тренд»: лидер «партизан» рассказал о приближении момента истины в Беларуси

Это будет совершенно иной протест.

Шестой месяц в Беларуси продолжаются акции протеста. Незарегистрированный в стране правозащитный центр «Весна» сообщает о более чем 26 тысячах задержанных граждан. На этом фоне в белорусском обществе возник новый феномен: люди стали объединяться дворами и районами и проводить совместные акции.

Газета «Белорусы и рынок» считает важным зафиксировать это явление в белорусском обществе. Каким его видят сами участники? Как между ними выстраиваются социальные связи? Об этом журналистам рассказал лидер одного из «партизанских» дворов Минска.

Разговор в телеграм-чате организовала «дворовая» пресс-служба.

— Когда силовики стали жестко разгонять общие национальные марши, люди начали собираться в своих дворах. Они еще не знали друг друга, но выходили, чтобы познакомиться с единомышленниками и обменяться мнениями о ситуации в стране. У нас были чаепития, концерты, вечера фольклорной музыки и танцев. Потом вдруг и это власти не понравилось. Она внесла наш район в список «неблагополучных». Милиция стала активно патрулировать кварталы, появились «тихари», началось тотальное видеонаблюдение и мониторинг всех телеграм-чатов: от общих дворовых до школьных родительских. Приезжали бусы с ОМОНом, отлавливали музыкантов и людей, мирно жующих пряники в своем собственном дворе.

В общем, открыто проводить что-либо стало опасно. Но люди были возмущены насилием в стране. Многие чувствовали себя растоптанными и униженными. Эта вся ситуация возмутительна. Люди не хотят закрывать глаза на происходящее, каким бы ни было давление. Поэтому протест не исчез, а стал партизанским.

Сейчас мы регулярно собираемся и выстраиваемся с флагами в цепи солидарности вдоль дорог. Проводим дворовые марши протеста, выпускаем и распространяем собственную газету и листовки, украшаем район бело-красными лентами и флагами, проводим флешмобы. Раньше я не наблюдал такой солидарности среди соседей. Не знал, кто живет со мной в одном подъезде. Да я даже не знал, с кем живу на одном этаже. А теперь мы вместе делаем одно общее дело.

О лидерах, дозоре и секретных чатах

— Лидеры во дворах появляются сами. Их никто не назначает. Например, у человека есть свое видение или идея. Он ее предлагает на собрании или в чате. Люди подхватывают. И так постепенно человек становится лидером. Лидеров на самом деле много: в нашей общей дворовой группе уже сформировались «кружки по интересам» с собственными активистами. Они занимаются разными вещами: пишут тексты и выпускают газету, готовят листовки, украшают район символикой, организуют флешмобы, закрытые встречи, собрания, делают фотографии и видеоролики для телеграм-каналов. Даже находясь внутри движения, ты не можешь знать обо всех проходящих на районе активностях. Видишь их результаты, уже когда идешь по улице, либо по фотографиям в чатах.

Связующим звеном для всех стали дворовые марши и цепочки. Кто-то готов выходить каждый день, кто-то из-за работы только три раза в неделю участвует. А кто-то вообще не выходит: например, из-за риска депортации или потому, что ребенка не с кем оставить. Человек сидит дома, но вносит свой вклад: рисует и печатает листовки, нарезает ленты. Другие ребята забирают этот материал и распространяют. Самые активные соседи успевают поучаствовать и в мероприятиях других районов.

У каждого района есть свой секретный чат, и не один. Там обсуждаются идеи, проводятся голосования, скидываются предупреждения о подозрительной активности на местности. Попасть туда можно только после верификации. У каждого района для этого свой метод. В нашем — только через личные встречи и рекомендации. Приглашаем человека на условный «чай», туда приходят «старики» на разговор. Люди опознают в новеньком своего соседа или находятся общие знакомые. Еще можно попасть через рекомендацию тех, кто уже давно состоит в чате. В других районах, знаю, требуют, чтобы человек сфотографировался с паспортом на фоне своего окна. После верификации эту информацию удаляют. Или сначала человека приглашают в «промежуточный» чат. Он участвует в активностях, к нему присматриваются и только потом приглашают в секретные группы.

Мы бы хотели вовлечь в наши активности «диванные войска», но есть риски. Нужно соблюдать баланс между порогом входа и безопасностью участников. Каждый должен определить свою гражданскую позицию: ты либо на диване лежишь и в чатах комментируешь, либо участвуешь, либо вообще на другой стороне.

После череды облав на дворовых маршах мы поняли, что нам нужен свой дозор. Иначе нельзя, иначе будем терять людей. И если раньше у нас в дозоре было два-три человека, то теперь это целая сеть «точек». Дозорные «зачищают» весь периметр до начала марша, а в случае опасности моментально предупреждают колонну по рации. Марш успевает разойтись еще до того, как приедут бусы с силовиками. Они еще из РУВД выезжают, а у нас уже все об этом знают. В дозор ставим в первую очередь ребят, которые уже неоднократно были «на сутках» и которым совсем нельзя загреметь еще раз.

Марши стали быстрыми и мобильными. Уже нет такой размазанности, как пару месяцев назад: назначили на час дня, а люди собрались к двум. Теперь все приходят ровно в назначенное время. Точки сбора и маршруты постоянно меняются, сегодня мы здесь, завтра — там. Это только со стороны кажется, что народ бесцельно слоняется по дворам, кричит кричалки и машет флагами. На самом деле маршрут тщательно выстраивается с учетом особенностей местности: чтобы к колонне не могли подъехать автозаки и бусы, чтобы у людей была возможность быстро разойтись и затеряться.

Если раньше мы собирались дворами и своим районом, то новый тренд — объединение на марше нескольких районов. К нам они идут под своей охраной. Потом наши дозорные перехватывают эстафету. Между лидерами районов уже наладилась стабильная связь и доверительные отношения. Они сообщают нам о своих активностях, мы их приглашаем на наши.

Конечно, у нас нет военного опыта. У нас ведь на маршах кто: врачи, преподаватели, студенты, айтишники, предприниматели. Но у людей есть интеллект и представление, как это все должно работать. И это действительно работает. На таких четко спланированных маршах нет задержаний.

Как они выслеживают нас, а мы их

— Постепенно мы нарабатываем опыт подпольной работы. Скоро и милиции будет чему у нас поучиться, потому что маскировка у них, честно говоря, слабая. Они иногда такие вещи выдают...

Когда у нас еще не было дозорных, на одном из маршей случился «хапун». Людей забрали и доставили в РУВД. Естественно, через полчаса здесь уже стояла целая толпа с марша, чтобы поддержать своих и передать им вещи, необходимые в тюрьме. И вот мы видим, как к центральным дверям РУВД подходят двое мужчин, которые вместе с нами были на марше. Один из них достает из кармана чип, открывает дверь, и они спокойно заходят внутрь здания. Вот это конспирация! Конечно, «тихарей» сфотографировали и быстро идентифицировали.

Другой пример. К нам на чаепитие заслали людей в штатском. Чтобы при облаве их не трогал ОМОН, они пометили себя — у каждого в руке по закрытой банке пива. Но у нас на дворовых мероприятиях нет алкогольных напитков, и все свои об этом знают. Поэтому к этим людям тогда отнеслись с подозрением. А когда они еще и на марш с банками пива пришли, уже все знали, из чьих они окопов.

Был случай, когда у нас во дворе несколько дней подряд посменно дежурили переодетые милиционеры. У них была задача выследить, кто восстанавливает мемориал в честь погибшего Романа Бондаренко. Сначала маскировался наш местный участковый, потом его сменяли коллеги, а потом и вовсе поставили женщину, которая по всем признакам стояла там не по своей воле. Мы предположили, что, скорее всего, она совершила какое-то мелкое преступление, и ей дали выбор: либо сидеть в тюрьме, либо следить за нашим двором и информировать органы.

Суть комедии заключалась в том, что все местные ребята знали, кто эти люди и зачем они там стоят. За «тихарями» наблюдали из окон всех подъездов. Идет наш человек в магазин или собаку выгуливает — еще и сфотографируют их с близкого расстояния. То есть у нас на районе «глаза» везде. Даже было предложение выйти и сказать, мол, ребята идите домой, вы спалились. Потом, правда, решили, раз они хотят мерзнуть, пусть стоят.

В открытых дворовых чатах тоже сидят «тихари». Пытаются отследить активности дворов. Специально для них мы делаем информационные вбросы: чтобы погонять силовиков или оттянуть их ресурсы от других точек. Например, создаем мероприятие, закидываем фотографии и видео трехдневной давности, на которых люди с флагами кричат кричалки или водят хороводы. В общем, свои все предупреждены и никто туда не поедет, а «чужие» пусть прокатятся.

Мы знаем, в каких квартирах у нас на районе живут сотрудники милиции и информаторы. Ведь как получается? Пришла, например, жена милиционера в поликлинику к врачу, там разговорились, она упомянула, что ее муж работает в милиции. Потом этот врач приходит на цепочку и всех предупреждает. Ну и в каждом доме найдется «гнездо», которое в силу своих убеждений высматривает всех в окно, потом звонит по всем инстанциям и просит приехать и разогнать «протестунов». Все их знают и обходят стороной.

Каналы помощи

— Ни один человек, задержанный из нашего района, не оказался один на один с финансовыми или бытовыми проблемами. Когда забрали моего соседа, я каждый день возил его детей в школу вместе со своими. Другие соседи приходили с тортиком к его жене, поддерживали морально, чтобы человек «не загонялся». Наш район компенсировал людям все «сутки» и штрафы. Для этого у нас есть свой фонд.

Уже сложилась такая практика, что каждый район поддерживается какой-то белорусской диаспорой. У кого-то из диаспоры тут родственники, друзья, или кто-то приезжал в Беларусь и участвовал в маршах. В общем, диаспора принимает решение поддерживать тот или иной район. У некоторых минских районов даже есть районы-побратимы в Москве и Питере. И тут и там они выходят на митинги, постоянно общаются, переписываются и помогают друг другу. Диаспоры собирают деньги, печатают флаги (в Минске такой возможности нет), передают все это с кем-то, кто едет в нашу страну. Если есть острая необходимость в деньгах, то на помощь приходят сами дворы. Помню, мы кинули клич, люди пришли на цепочку и за десять минут собрали семьсот рублей для соседа.

Я не хочу называть это каналами финансирования, потому что никто людям за участие в дворовых активностях не платит. Люди сами выходят, сами рискуют, сами сидят на «сутках». Это каналы помощи. Когда нашим пенсионерам за участие в марше «налупили» штрафы по 800 рублей, а это две-три их месячные пенсии, то откуда они такие деньги возьмут? Или когда парня на две недели кидают в тюрьму, а у него жена с двумя детьми, на что им жить? Думаю, справедливо, что район может покрыть нерабочие дни и штрафы людям, которые пострадали лишь за то, что мирно ходили у себя по кварталу. Поэтому у белорусов есть поддержка. Она не такая централизованная, как это было осенью. Но она есть, и ее вполне хватает.

Интеллигенция на шконках

— У нас есть такая традиция: в субботу, следующую после выхода из тюрьмы, когда человек помылся и выспался, мы собираемся вместе. Пьем чай, едим торт, «отсидевшие» делятся своими впечатлениями.

Сейчас людей в тюрьмах не избивают, как в августе. Власти по экономическим причинам боятся еще раз позориться перед мировым сообществом. Поэтому издеваются над людьми более «щадящими» методами. Держат в переполненных камерах, запрещают сидеть на нарах и на полу (а где еще сидеть, если лавок на всех не хватает?), держат людей в камерах с выбитыми окнами, забирают матрасы, не водят в душ. При этом контингент там сидит интеллигентный, почти у всех высшее образование. Книги пачками глотают, только успевай подвозить.

В одной камере прямо на столе нарисован квест на английском языке. Новые постояльцы его за день разгадывали, привязывали ответы к локации и находили полезные для себя вещи. В какой-то щели спрятан стержень, там спрятана бумага, там сканворды и прочее. Охранники, «шмонавшие» камеру, в силу своего образования даже не догадывались, что на самом видном месте была карта.

В другой камере случайно оказались два математика, и они вместе пытались доказать какую-то теорему. В итоге все стены были исцарапаны математическими уравнениями и формулами. А по царапинам на тюремной посуде вообще можно географию Минска изучать. Там Ангарская передает привет Лошице, Уручье —

Зеленому Лугу, Парники — Слепянке и так далее.

Наш сосед рассказал трогательную историю, которую можно назвать «встреча Штирлица с женой в кафе». Его вместе с женой «взяли» на марше и отправили в Жодино. После одной из прогулок мужчин загоняли по камерам, а женщин как раз выводили во двор. И тут муж и жена на пару секунд встретились взглядом, издалека. В общем, эту встречу он будет помнить всю жизнь.

Вообще в камерах люди много общаются, играют в настольные игры, постоянно шутят и даже поют песни. Они с презрением относятся к тому, что над ними так издеваются, ставят в такие унизительные условия. А юмор помогает выстоять и не потерять боевой дух.

Как тюрьма не ломает людей

— Мы ездим в Жодино встречать наших людей после «суток». Открываются двери — и вот он выходит. Небритый, без шнурков, куртка нараспашку, тащит с собой пакет и недочитанную книгу. 90% из освободившихся, пройдя десять метров, кричат «Жыве Беларусь!» Они все выходят с улыбкой. Нет такого, что человек выходит убитый горем и не хочет ни с кем общаться. Попытки власти сломать людей «сутками» и штрафами провалились. Люди по два-три раза сидят с перерывом в неделю, и все равно их вскоре встречаешь в дворовых цепочках и на районных маршах.

В тюрьме люди еще больше солидаризируются. За две недели в одной камере между ними такие связи выстраиваются, такое доверие, что они потом не разлей вода. Чаще всего они из разных районов, но перед выходом все обмениваются контактами. Потом встречаются на свободе и проводят совместные активности. Им не нужно проверять друг друга, они и так уже знают, кто чем дышит.

Государство пытается запугать людей массовыми посадками. Но это работает против него. Чем больше людей сажают, тем больше их ненависть и тем крепче их связи. Это как кастрюля с кипящей водой. Когда она кипит — пар выходит. Кто-то обжегся, берет и закрывает крышкой. Крышка все равно подпрыгивает — пар выходит. Он начинает закручивать гайки по краям крышки. Что будет дальше? Понятно, что через пять минут она шарахнет так, что там все будет в этом пару и воде. Нельзя так зажимать.

Ситуация сейчас выглядит именно так. Все это видят. Ее нужно решать. Нельзя решение постоянно откладывать. Загнали людей во дворы, потом на шконки, и что? Проблема от этого никуда не исчезла.

Что будет с протестом дальше?

— Сейчас однозначно тренд идет на объединение. Мы рассыпались по дворам, потом стали районами, теперь три-четыре района объединяются и проводят марши в 300—400 человек. Больше дозорных, больше коммуникации между лидерами районов. Люди мобильно съезжаются по кличу в закрытых чатах.

Понятное дело, скоро потеплеет, уже не надо будет мерзнуть и скользить по льду. Световой день увеличивается. Спадет волна коронавируса, ведь многие именно из-за него не выходят. Думаю, что будет укрупнение. Все предполагают, что к весне протест опять станет интенсивным.

Я читаю чаты, вижу настроения людей на цепочках. Все хотят крупных маршей. Все опять хотят почувствовать большое плечо. Но это будет уже совсем другая история, потому что тогда выходили люди незнакомые друг с другом. Они в одиночку или парами добирались до центра. Они были объединены общей идеей, но не знакомством, не доверием, не дружбой вплоть до преданности. То, что нас загнали во дворы, дало нам огромный опыт. Мы научились доверять соседям, мы знаем, кто идет впереди и сзади. Мы знаем, если мы договорились как-то реагировать, значит, мы так и отреагируем. Уже сформирован костяк. Этот костяк знает костяк соседнего района. Мы доверяем друг другу настолько, что можем встать в цепь или сообща куда-то отойти, моментально рассыпаться и точно так же моментально собраться. Это совершенно иной уровень организации. Это будет совершенно иной протест.