Барановичский участник протестов и волонтер – о поддержке и помощи.
Почти полгода не утихают протесты в Беларуси, начавшиеся после президентских выборов 9 августа 2020 года. Задержания и аресты вызвали волну солидарности и привели к мощному волонтерскому движению. Житель Барановичей, отсидевший шесть суток в СИЗО, и волонтер – рассказали intex-press.by о пережитом опыте, тех, кто приходит на помощь, и как справлялись со стрессом.
Дмитрий Ленько: «Помогали и помогают кто чем может»
Дмитрия задержали вечером 10 августа прошлого года. Из СИЗО-6 города Барановичи он вышел 16-го.
– Такой взаимопомощи, солидарности и самоорганизации людей я до этого раньше не видел. Совершенно незнакомых людей объединила одна беда.
То, что возле СИЗО выходящих встречали не только друзья, но и волонтеры – то есть совершенно незнакомые люди, и старались помочь по мере возможности, это было очень неожиданно и очень приятно. В каком-то роде даже успокаивало, что ты не один.
Меня, например, под стенами изолятора осмотрели медики, сняли побои, посоветовали, куда можно обратиться за дальнейшей медицинской помощью. Там же были и юристы, которые помогли с оформлением заявлений в соответствующие органы. Мне также дали контакты волонтеров из правозащитного центра «Весна». Именно волонтеры «Весны» направили меня в медицинский центр для дальнейшего обследования, получения психологической и юридической помощи.
К слову, сеансы с психологом – а их было десять – помогли мне по-другому взглянуть на то, что я пережил, легче воспринимать ситуацию в стране и успокоиться. Кстати, помощь мне была оказана безвозмездно.
Советы юристов тоже пришлись кстати: я подавал заявления в различные правоохранительные органы, подал апелляционную жалобу в Брестский областной суд на решение суда, которое было вынесено мне в СИЗО.
Меня оправдали, и я был уверен, что все закончится. Но вмешалась Барановичская межрайонная прокуратура – решение о том, что меня оправдали, отменили, дело направили на новое рассмотрение, и 27 января суд Барановичского района и г. Барановичи вновь признал меня виновным по ст. 17.1 КоАП РБ (мелкое хулиганство). Но я не отчаиваюсь и буду снова подавать апелляционную жалобу.
Самое страшное – это то, что нам откровенно врут. О результатах выборов, например, о том, что никого не избивали… Когда я сидел в СИЗО, нам лгали о том, что митинги затихли, люди уже не выходят. И те, кто сидел вместе со мной, в тот момент думали, как уехать из Беларуси. И когда нас выпустили, многие действительно уехали. Я думаю, что и еще уедут, как только откроются границы. И это сделают те, кто может зарабатывать деньги своим умом и интеллектом.
После всего, что со мной произошло, я перестал общаться с теми, кто участвует в насилии над людьми. Но есть и те, кто находится в госсистеме, но помогает тем, кто пострадал – переводят деньги в фонды, оказывают посильную помощь.
Могу утверждать это на своем примере. У меня после случившегося не возникло проблем с работой. Узнав мою историю, люди всячески мне помогали и помогают до сих пор кто чем может: что-то подскажут, в чем-то поддержат, возьмут на себя какую-то часть работы, сместят сроки, когда я вынужден быть в суде. И я очень благодарен всем за помощь и поддержку.
Дарья, психолог, волонтер-доброволец: «Было сложно оставаться не у дел»
Дарья после августовских событий работала волонтером на Окрестина и в медучреждениях, где оказывали помощь пострадавшим во время протестов.
– Когда после 9 августа в интернете стали появляться пугающие новости о состоянии людей, задержанных во время уличных акций, мне сложно было оставаться не у дел. Я решила пойти волонтером, и мне посоветовали обратиться к тем, кто уже этим занимался.
12 августа я поехала на Окрестина. Пробыла там несколько часов, а затем отправилась в одну из столичных больниц скорой неотложной медицинской помощи, чтобы оказывать психологическую помощь пострадавшим во время протестов. В «скорой» я дежурила пять дней и периодически приезжала к Окрестина.
Это было сложно и страшно. Пострадавшие говорили с настороженностью, рассказывали о том, что происходило. Я слушала и поддерживала.
Когда я думаю про Окрестина, то в первую очередь вспоминаю о том, как людям было сложно обратиться за помощью и признать, что они пострадали. Практически все говорили: «Я-то ничего, а вот там остались люди». И меня это очень удивляло.
Моей болью были еще и волонтеры. Они сами нуждались в помощи, но не хотели этого признавать.
Кстати, на «скорой» мне, как ни странно, было спокойнее, потому что я видела, как все есть на самом деле, как пострадавшим оказывают профессиональную помощь. Да, реальность была очень жесткой. Но в реальности были живые люди.
Помогать я не прекратила, просто снизила темп. При подготовке психологов говорят, что психолог сам должен быть в ресурсе. И когда мой ресурс невыносимости историй стал падать, я поняла, что мне нужно восстановиться, чтобы быть эффективнее.
В психологии есть понятие викарная травма. Это травма тех людей, которые оказывают поддержку пострадавшим. И со мной это случилось. В один момент жить стало невыносимо, стала нарастать тревожность, пропадать сон. Я поняла, что надо притормозить.
Я справлялась с этой травмой, прибегая к помощи специалистов. И мне важно, чтобы люди знали, что самому бороться с такой травмой нельзя. Обращаться к психологу – не слабость, и полученный негативный опыт надо прорабатывать. Никто из нас не готов к таким событиям.
Люди должны обращаться за психологической помощью, потому что это в некотором смысле здоровье нации. Если страх и тревога поселится сейчас, то, скорее всего, это пройдет еще через несколько поколений. Подавленность и испуганность будут проявляться в отдельных семьях, сказываться на всем населении и на всей народности, как сказываются предыдущие исторические события. Поэтому вовремя полученная помощь – это меньшие последствия для человека.