Политическая эвтаназия режима

Никакие «плохие бояре» здесь не прокатят.

Угрозу для российского режима представляет не сам Алексей Навальный, а те процессы, триггером которых он вольно или невольно стал. Главным среди них является обвальное обрушение акций права в России. По этому поводу сказано много гневных слов. Но, чем глубже я вникаю в суть происходящего, тем меньше у меня эмоций и тем больше я ощущаю себя социальным патологоанатомом. Рецептов нет, одни диагнозы. Поздно восклицать, возмущаться, обличать и призывать к действию. Жертва не услышит, убийце все равно. Эмоции бесполезны, но знание не повредит. Оно позволит в будущем допустить меньше фатальных ошибок.

Дмитрий Медведев в мягкой форме предупредил нас о возможном отключении России от интернета. Многие посчитали его слова угрозой, а я полагаю, что это была попытка дать нам сигнал бедствия и предупредить о том, в каком интересном направлении развивается незатейливая фантазия его нынешнего непосредственного начальника.

Но интернет — это дело, может быть, и не столь отдаленного, но все-таки будущего. Между тем, в России прямо сейчас происходят «отключения» гораздо более актуальные, чем отключение от всемирной паутины, о которых Медведев дипломатично умолчал. Речь идет, в первую очередь, об отключении России от права, которое произошло без громких заявлений и без какого бы то ни было «объявления войны». Просто через пару дней после возвращения Навального права в России отменили.

Исчезновение права стало маркером завершения очередного фазового перехода в эволюции режима. На этот раз — от модели «имитационной демократии», практиковавшейся в период с 2016 по 2019 годы, к неприкрытой никакими политическими фальшпанелями модели «неототалитарной диктатуры» как она есть. Это совершенно новая политическая реальность. Настолько новая, что ее «глубину» мало кто успел толком осознать. Ее «фишкой» как раз и является полный, сознательный и целенаправленный отказ от права даже как от декора. Это существенно.

Кому-то это утверждение покажется избыточно радикальным, и в качестве контраргумента он укажет на то, что за пределами «политического» право продолжает существовать, что суды заполнены делами, полицейские выезжают на вызовы, а не только занимаются мордобоем на улицах, депутаты исправно пишут законы, а адвокаты не менее исправно получают гонорары за то, что объясняют клиентам, почему эти законы не работают. Однако вся эта «активность» имеет к праву такое же отношение, как мир вампиров — к миру живых людей. Это мир правил и инструкций, мир стряпчих и решал, мир дающих и берущих, но не мир закона и права.

Право с его формальной определенностью, с его четко прописанными процедурами, с его иерархией и неразрывной связью со справедливостью в России уничтожено. И это не убийство по неосторожности, а умышленное убийство группой лиц из корыстных побуждений, совершенное с особым цинизмом. Оно является преднамеренным и спланированным. В этом акте нет никаких эксцессов исполнителей, нет ни вышедших из-под контроля силовиков, ни зарвавшихся чиновников, а есть только жесткая политическая воля и совершенно осмысленное решение отменить закон. Его выключили, как выключают рубильником свет в комнате.

Поэт писал, что, если звезды на небе зажигают, значит, это кому-нибудь нужно. Но, если звезды на небе гасят, то это кому-нибудь еще больше нужно. Значит, кто-то хочет жить в темноте. Если принято решение отменить право, то у этого решения должен быть автор. Право — слишком сложный инструмент, чтобы исчезнуть анонимно. Его подсистемы многократно дублируют друг друга, ему свойственна целостность, где пробелы одного звена компенсируются другими звеньями. И чтобы все это разом перестало работать, необходимо личное решение Путина. Никакие «плохие бояре» здесь не прокатят. А это значит, что и в его личных взглядах произошли очень драматичные перемены. Он стал большим мизантропом.

Когда-то Путин был легалистом и очень волновался, чтобы внешне все было по закону. Потом он изящно отделил закон от права и превратил российскую правоприменительную практику в издевку над правовым смыслом, но законную форму все же соблюдал. Сегодня дана отмашка наплевать и на саму форму. Судьи и прокуроры привыкают к новым стандартам законности, которые состоят в полном отсутствии законности. Формула старая — если нельзя по закону, но очень хочется по понятиям, то можно все.

Правосудие утратило свое изначальное предназначение и превратилось в процедуру учета и регистрации наказаний. Выездные суды в полицейских участках, обвинения-трансформеры, быстро адаптируемые под любую задачу, аресты без адвокатов и аресты самих адвокатов — все это только верхушка айсберга, отколовшегося от Кремля и плывущего навстречу России-Титанику. Все это осознанный персональный выбор Путина, результат его эволюции как личности и новая парадигма «великого правления». Одна беда — все имеет свою цену. И у отключения от права есть своя цена — отдельно для России и отдельно для режима. И эту цену последнему рано или поздно придется заплатить.

Те, кто полагает, что может быть правосудие политическое (репрессивное и бесправное) и правосудие для всех остальных (беленькое и пушистенькое), глубоко заблуждаются. Право едино, и все его подсистемы — сообщающиеся сосуды. Неужели кто-то думает, что судья, «прикалывавшаяся» на процессе Навального, утром выстирает испачканную мантию в волшебной стиральной машине для отмывания репутации и выйдет в какой-нибудь «неполитический» процесс вся в белом? Нет, она останется развращенной вседозволенностью и беззаконием и будет творить произвол везде, к чему прикоснется. Более того, она растлит десяток своих коллег, и эта зараза очень скоро примет характер пандемии коррупции и бесправия.

Отдаленный результат отключения от права совершенно предсказуем. Через некоторое время Россию ждет процесс «вторичной девяностизации» — возвращения к нормам и стилю жизни якобы преодоленных «диких 90-х». Это логично и ожидаемо — от чего Путин отталкивался, к тому все и должно вернуться, но на другом уровне развития. Тем более символично, что Путин сам опускает рубильник. Конечно, какое-то время система будет работать по инерции. Но довольно скоро метастазы репрессивного правосудия распространятся повсюду. Произвол снова станет универсальной, а не частной нормой.

Вряд ли это коснется Путина, на его век режима должно хватить (хотя все бывает). Но на идее преемственности власти и сохранения режима после ухода Путина, скорее всего, надо поставить большой и жирный крест. В тот момент, когда Путин отойдет от власти или вообще, Россия будет снова огромным «диким полем», эдакой матрешкой из «кущевок». Путин — самая большая из матрешек, в которой спрятались все другие. Но как только его не станет, все остальные матрешки вывалятся на стол. И никаких иных правил, кроме всероссийского мордобоя, чтобы выяснить, кто из них станет новой «маткой», существовать не будет, потому что все эти правила Путин сейчас собственной рукой отменил.

Кто-то скажет: ну и что, победит, в конечном счете, самая большая банда, легче что ли будет? Это так и не так одновременно. Успех операции «Преемник», спланированной и организованной «Семьей», имел своим основанием усталость общества от 90-х и желание как можно быстрее и дальше от них уйти. И победил Путин не потому, что его выбрала Семья, не потому, что он выходец из КГБ, не потому, что он самый умный или хитрый, а потому, что в обществе реально существовал запрос на путинскую политику — на усиление роли государства, на пусть корявую, но все-таки национализацию, и даже на разрыв с Западом, так как «версальским синдромом» была поражена значительная часть элиты. И все это Путин в свое время дал.

Но сегодня в обществе начинает формироваться прямо противоположный запрос против «новых девяностых». И каждым своим действием Путин этот запрос только усиливает. Говоря языком рынка, это отложенный спрос. В этих условиях у преемников Путина нет шансов победить в рамках боя без правил — их просто снесут те, кто уловит этот новый запрос. У них был бы шанс, если бы удалось навязать какие-то правила игры, но этот шанс именно Путин сейчас у них отнимает. И те, кто рядом и кто поумнее, не могут этого не понимать. А значит, нервозность и трения внутри «ближнего круга» будут неизбежно нарастать. Это и есть реальная цена отключения от права для режима.

Путин так и не смог понять за двадцать лет правления, что право — это система жизнеобеспечения. Оно как шланг, через который в организм поступает кислород. И право — это только начало. Еще есть «понятия», на которых в России вообще все держится. Скоро начнут отключать и их. В конце концов, останется один голый произвол. Отключая один за другим эти шланги, Путин тем самым инициирует процесс эвтаназии созданного им режима. Пока он этого не понимает, а когда поймет, будет слишком поздно — режим будет лежать в коме.

Владимир Пастухов, «МБХ медиа»