Политолог: Разрыв отношений с ЕС ударит исключительно по самой России

Российская власть похожа на карикатурных персонажей из детских сказок о Чиполлино.

Москва не исключает разрыва отношений с Евросоюзом, если Брюссель будет вводить санкции, создающие риски для чувствительных секторов российской экономики. Об этом заявил глава МИД РФ Сергей Лавров в эфире ютуб-канала "Соловьев LIVE". Позже российскому МИДу пришлось уточнять, что Москва готова к разрыву отношений с ЕС, но только если инициатором будет Брюссель.

Bloomberg со ссылкой на источники сообщает, что Евросоюз начал разрабатывать санкции из-за ситуации с Алексеем Навальным. По данным агентства, послы ЕС обсудили меры на встрече 10 февраля, ни одна из стран-членов не высказалась против.

Обо всем этом "Настоящее Время" поговорило с политологом Андреем Колесниковым.

– Почему глава российского МИДа сначала высказался, а затем ведомство взялось разъяснять его позицию? Или, может, действительно его слова неправильно, некорректно истолковали журналисты?

– Тут нечего было трактовать, слова были сказаны так, как они были сказаны. Вероятно, в какой-то момент решили, что это слишком резкое высказывание, и, как это обычно бывает, не дезавуируя этих слов, обвинили тех, кто их воспроизводил в неправильной интерпретации. Очевидно, еще не пришло время для такой предельной резкости, тем более, что это было не официальное заявление, а слова, сказанные в дискуссии с телекиллером как бы. Сам разговор с ним всегда способствует некоторой радикализации дискурса. Но, очевидно, чуть-чуть дали назад, редкий случай, когда наш МИД боевой, превратившийся в пресс-службу полиции, Росгвардии, так немножечко сдает назад.

– То есть просто неаккуратно высказался.

– Неаккуратно высказался, что странно для человека с таким дипломатическим опытом.

– И меня это очень удивило.

– Нет-нет, это, безусловно, дипломат высокой выучки, но когда он годами повторяет такого сорта мантры, когда годами при нем работает госпожа Захарова, сам министр невольно начинает изъясняться на социальном диалекте госпожи Захаровой. Это серьезная проблема, которая может помешать строительству нормальных отношений с любой страной. Не только с недружественным Западом – так можно что-нибудь наговорить в отношениях с какими-нибудь восточными сатрапами, с которыми мы дружим.

– Что вообще может подразумеваться под этой формулировкой "разрыв с Европой"? Что конкретно разрывать можно?

– Это большой вопрос, зато самый, возможно, смешной вопрос, как бы грустно от этого ни было. Потому что разорвано уже практически все. Собственно, отношения на нуле с 2014 года, с момента взятия, так сказать, Крыма. Торговые отношения все-таки остались, Европа в целом – это второй партнер после Китая в торговых отношениях с Россией. Но повлияет ли это на торговые отношения? Не знаю. Повлияет ли это даже на санкции в отношении "Северного потока"? Тоже не уверен. Эти корзины разделяют, как правило, на прагматическую экономическую корзину и ценностную. Поэтому что, собственно, теперь рвать с Европой? Уже, собственно, все разорвано. Отношения не просто на нуле, они в минусовой плоскости. Другой разговор: кому от этого больнее? Наши настаивают всегда на том, что Европа пострадала от санкций в отношении России. Но она не очень пострадала: смотрите на экономические показатели Российской Федерации за последние семь лет. Падение реальных располагаемых доходов на 10,6% – вот цена плохих отношений с Европой, точнее с Западом в целом. Это так называемый геополитический фактор, даже не столько санкции сами по себе, а ожидание санкций, плохое настроение инвесторов, отсюда плохой инвестиционный климат, и все вытекающие отсюда последствия. Не будет роста экономики российской без нормальных отношений с миром, раз уж мы стали когда-то рыночной экономикой.

– Какими, по вашим оценкам, должны быть санкции со стороны ЕС, чтобы в Кремле было принято решение отпустить Навального, если такие санкции вообще есть, которые заставят принять такое решение?

– Ничто не заставит в этой жизни отпустить Навального, никакие санкции, это наше святое, мы будем гнобить этого человека столько, сколько понадобится. Мы будем давить гражданское общество столько, сколько это понадобится, вне зависимости от всяких санкций. А если санкции будут, то мы, я имею в виду путинскую Россию, будем еще в большей степени звереть и что называется бомбить Воронеж, то есть оттаптываться на собственном населении. Так уже было с 2014 года, в том числе с секторальными санкциями, санкциями, в отношении продовольствия.

– Запрет на ввоз импортной продукции вы имеете в виду?

– Да, это очень важная штука, которая очень сильно повлияла и на инфляцию, и на потребительскую корзину. Я думаю, что Евросоюз уже давно понимает, что важнее всего санкции персональные, которые не бьют, по крайней мере, со страшной силой по населению России, потому что население России ни при чем. Мне кажется, что Запад уже научился отличать собственно жителей Российской Федерации, граждан, и путинскую Россию, ее элиты. Поэтому я думаю, надеюсь во всяком случае, что это будут персональные санкции, а не такие вот имеющие экономические последствия именно для потребителей. Тем более что некоторые санкции в отношении бизнеса затрудняют работу, кстати говоря, нашим расследователям, которые вскрывают все схемы путинского режима, схемы обогащения. Начинаются все более мутные схемы, и расследователям тяжелее докопаться до истины парадоксальным образом.

– Потому что они пытаются обойти санкции, поняла вас.

– Это не моя идея, это результат переписки с некоторыми расследователями, которые не очень поддерживали такие экономические санкции, а вот персональные – пожалуйста, сколько угодно. Хотя это мало повлияет, конечно, на результат.

– Как вам это масштабное наступление со стороны властей, Роскомнадзора, полиции, Генпрокуратуры, сотрудников государственных СМИ, кто только ни включен в этот процесс, на приближающуюся акцию, объявленную главой штабов Навального? Почему такая бурная реакция, вы понимаете?

– Та власть, которая упорно говорит, что она не испугалась, то упорство, с которым она это говорит и то, что она делает, свидетельствует о том, что она боится этих акций. Свидетельствует о том, что она стала жестокой, уже вообще не оглядывается на закон, на Конституцию, здесь этим не пахнет. Выход с фонариком в собственный двор – это конституционное действие, оно не противоречит Конституции Российской Федерации, оно не противоречит Уголовному кодексу Российской Федерации, не противоречит Административному кодексу Российской Федерации – ну ничему не противоречит. Противоречит только представлением о прекрасном или безобразном наших властей. Это абсолютный беспредел, это абсолютно высшая стадия развития авторитарного режима в Российской Федерации, это полный кошмар. Когда эти люди 6 февраля перекрыли Петербург весь, где никаких митингов не ожидалось, появились шутки, что теперь будут вводить уголовную ответственность за неявку на необъявленный митинг. Введение в заблуждение властей методом неявки на митинг. Шутки шутками, но примерно так строится сейчас наше законодательство. Все новеллы в этом законодательстве вот такого уровня. Это абсолютная институциональная катастрофа, это абсолютная ментальная катастрофа, антропологическая – этот режим движется в очень неприятном для нормального населения, для граждан России направлении.

– Ну а чего так власть действует? От страха? Ну вышли бы люди, посветили бы фонариками – и?

– Нельзя, нельзя, запрещено. Они становятся персонажами из детских сказок, из "Чиполлино". Абсолютно карикатурные действия, абсолютно карикатурные персонажи с некарикатурными последствиями для жизни и здоровья населения, не говоря уже о собственно нарушении закона. Мотив этого – это собственная такая психологическая как бы накачка, что мы должны их давить, иначе будет раскачана лодка сейчас. Сейчас этот образ раскачиваемой лодки потребляется всеми, включая всяких депутатов не слишком умных. Это психологический феномен, на самом деле свидетельствующий об очень серьезном психологическом нездоровье. Хотя, конечно, в медицинских терминах это было бы неправильно описывать, надо описывать в политических, но эта власть глубоко нездорова, и очень пуглива, и очень жестока. От своего страха она становится жестокой.