«На площадь стекались реки людей»: Как август 2020-го изменил жителей Гомельской области

Протест жив и потушить его уже не получится.

Прошло уже более полугода с оглашения официальных результатов выборов президента, но белорусы с ними так и не смирились. «И не смирятся уже никогда», — отмечают многие. «Сильные Новости» поговорили с жителями Гомельщины и вспомнили, с чего все начиналось и во что превратилась протестная активность сегодня.

Светлогорск

Алёна Наумович живет Медкове — это небольшой поселок-«тысячник» в трех километрах от Светлогорска. В районном центре — ее работа, там же женщина проводит большую часть свободного времени. До президентской кампании прошлого года она работала 14 лет на государственном предприятии, несколько последних лет, причем, на руководящей должности. Высшее образование, хорошая зарплата, любящая семья, уютная квартира.

9 августа Алёна Васильевна отдала свой голос «за перемены».

— Мы голосовали не за Тихановскую. Мы голосовали против Лукашенко. Светлана олицетворяла всех альтернативных кандидатов, которых у нас попросту украли. Наш город, кстати, «лидер» по забракованным голосам за Цепкало, от Светлогорска не приняли ни одной подписи за него, — говорит женщина. — Придя на участок, была повергнута в шок: я не знала, что в нашем Медкове столько людей! И большинство шли с белыми лентами, в прекрасном настроении, многие старательно складывали бюллетени в «гармошку». Честно, на улице царила атмосфера праздника.

Затем Алёна отправились в Светлогорск. Там голосовал ее мужчина, и на его участке происходило то же самое: несчетное количество избирателей, большинство из которых были обозначены отличительными знаками сторонников перемен.

В девять часов вечера Алёна пошла на площадь. Так сделали многие: люди хотели узнать результаты голосования, горожане разместились в центральном сквере.

— Уже тогда мы поняли, что нас много, и в то же время ощущали, что что-то происходит. Около десяти вечера осознали: это точно что-то неладное — к нам выдвинулась милиция, правоохранители стали предупреждать о незаконности собрания и приказывали всем разойтись, — вспоминает женщина. — Я не понимала, почему всех выгоняют: люди ничего не крушат, все абсолютно адекватные и мирные. Даже бабушку с дедушкой, что сидели на лавочке напротив меня, прогнали из сквера. Сказали уйти и мне. Если бы я знала, что здесь будет происходить уже в 11-ть, то далеко не ушла бы. В тот вечер, как и по всей стране, в Светлогорске милиция применяла жесткие меры по разгону мирных людей. Были задержания, избиения.

«Белый цвет сменился на черный»

— Когда в страну вернулся интернет, я больше не могла работать. Мне кислорода, кажется, не хватало, когда увидела, что происходило во всех городах, — говорит Алёна.

Так в Светлогорске начались «цепочки солидарности».

— Для нас пример — Минск. Теперь это точно «город-герой». Как только там стартовали «цепи», наш город последовал примеру. После работы я мчалась к месту сбора, по пути покупая цветы или шарики. И так делали все, кто был против насилия. Нас выходили тысячи! Каждый день мы выстраивались в километровые «цепочки».

Затем узнали про убийства, в том числе Александра Тарайковского. У города наступил траур. Белый цвет сменился на черный. Все неравнодушные вышли к нашему знаменитому «Колоколу» — мемориал, установленный в знак памяти погибшим от рук фашизма.

И так совпало, что в тот же день в городе проходил провластный концерт.

— Согнали со всех заводов «ябатек» с этими флагами. Это было какое-то шоу. Представьте, мы стоим около «Колокола» все в черном, в руках фотографии покалеченных, пропавших и убитых людей, а мимо проходят «ябатьки», кричат свои лозунги и улыбаются.

Горожане предприняли попытку поговорить с властями. Для этого они собирали подписи. Желающих за пару дней нашлось около тысячи. Встреча состоялась: к людям вышли представители прокуратуры, милиции и чиновники, в том числе председатель районной избирательной комиссии. Посыпалась история за историей: наблюдатели говорили о нарушениях и фальсификации выборов, мирные граждане осуждали поведение милиции по отношению к безоружным людям. Светлогорчане хотели услышать, почему их необоснованно задерживали и в чем причина жестокости со стороны силовиков. Встреча, по словам Алёны, прошла в формате монолога. Было много вопросов, а ответов так и не поступило.

— У меня сложилось впечатление, что им было хоть сквозь землю провались. Но, а толку, отмолчались и всё тут.

Тогда горожане поняли, что со своей проблемой остались «сам на сам», но руки опускать не собирались. Так пришла идея «повторного голосования».

Новые выборы

Местные активисты решили доказать фальсификацию только что прошедших выборов и организовали новые, свои. Идея была проста — расположиться в людном месте и опрашивать прохожих.

— Нас было пять человек. На протяжение трех недель мы, сменяя друг друга, собирали подписи у людей, — рассказывает Алёна. — Сидели около ТЦ «Березки» и просто интересовались у прохожих, за кого голосовали 9 августа. Если за Тихановскую, то предлагали вновь поставить свою подпись за нее в наших списках, указав при этом свои паспортные данные. Люди соглашались.

По словам активистки, за время этой кампании удалось доказать фальсификацию выборов на трех избирательных участках города. И это при том, что некоторые признавались, что голосовали за Светлану, но сейчас не готовы «светить» фамилией, дабы избежать политических гонений на работе.

Спустя почти три недели весь город знал, что в Светлогорске есть такая инициатива. Люди стали съезжаться к месту сбора подписей из различных районов и даже пригорода. Алёна вспоминает, что как-то раз приехала бабушка из соседней деревни. «Она рассказала, что «новости смотрит по спутнику и знает всю правду», поэтому голосовала за Тихановскую и приехала вновь оставить свой голос», — говорит женщина. В ходе «новых выборов» активистка сделала для себя открытие: оказывается, среди пенсионеров очень много «сторонников перемен».

— Тогда я сделала такой вывод: люди, которые адекватные, голосуют за перемены, за обновление. И это абсолютно нормально для развивающегося общества. А вот что ненормально, так это верить в то, что Беларусь за эти 26 лет вырастила столько спортсменов, айтишников, ученых и при этом не вырастила ни одного президента. Ну это просто смешно!

Но вскоре сборы для «пикета» прекратились, зато начались преследования, задержания, профбеседы, обыски и поиски тех самых списков…

Одновременно с «новыми выборами» в городе проходили воскресные марши.

— Это были нескончаемые колонны людей с бело-красно-белыми флагами, белыми цветами и непременно улыбками на лицах, — не скрывая восхищения, рассказывает Алёна. — Я всегда старалась идти в конце всех, оттуда можно ярче осознать масштаб действа. Помню, идем, а я ловлю себя на мысли, что после всех тысяч людей, что идут впереди, на дороге я не обнаружила ни одной бумажки, ни стаканчика — так все чистенько. Накануне Лукашенко всех нас обозвал пьяницами, алкашками и проститутками. И вот идем мы, значит, и я дай и скажи громко: «Друзья, а поднимите руку, у кого высшее образование». Вы не поверите, но подняли почти все!

Со мной рядом шли мой учитель по философии, бывший главный инженер крупного светлогорского завода, местные художники, знакомые бухгалтеры, добрые пенсионеры. Запомнилась и бабушка, у которой сильно болели ноги, так ее муж периодически подвозил вперед на машине, чтобы она успела отдохнуть. Был день, когда к нам присоединились медики, не пропускали акций и предприниматели.

А затем на «Березках» появился автозак

Милиция дежурила постоянно, людям запрещали собираться даже на фонтане. Где видели больше трех человек, приказывали разойтись, на «Березках» появился автозак. Тогда протест перетек в формат «чаепития», «зародилось партизанское движение», говорит Алёна. Встречи проходили в БЧБ-стиле, люди приносили угощенья, знакомились с соседями. «Чудесное было время», — вспоминает женщина.

А затем снова удар — убийство Романа Бондаренко. В тот день жители Светлогорска вышли почтить память убитого парня минутой молчания, собрались около «Колокола». Туда же пришла милиция. Сотрудники всех засняли на камеры и потом на знакомые лица составили протоколы.

— Акцию памяти они приравняли к митингу. И сюда политику приплели! — возмущается Алёна. — А мы ведь в тот вечер просто хотели попалить лампадку, поплакать. Мемориал для этого ведь и создан. Я так, кстати, на суде и сказала.

Алёну задержали в ночь перед Рождеством. В тот вечер женщину отпустили — термометр показал 38. А так должна была задержаться там минимум на трое суток, как и большинство из «запротоколированных» на «Колоколе».

Судили активистку в три заседания. Женщина говорит, что только благодаря местной правозащитнице Алёне Маслюковой удалось «выбить» штраф вместо суток. При этом светлогорчанка уверена, что никакие штрафы и даже сутки, угрозы и гонения на работе не смогут заглушить протест. И приводит пример — Алексей Блажевич: мужчина отбыл три раза по 15 суток. «Нават мая матуля, для якой раней Лукашэнка — гэта было добра, прыйшла да высновы, што Лукашэнка — гэта дрэнна. Што тут яшчэ скажаш», — коротко прокомментировал Алексей свою позицию после отбывания 45 дней в местном СИЗО, условия в котором назвал «дрэннымі».

— Если даже представить, что люди перестанут выходить на улицы, то это не значит, что протест сдулся, его ведь уже ничем не потушить, это 100%, — уверена Алёна.

Сегодня Алёна работает в частной компании, занимает высокую должность, чувствует себя комфортно и «совесть не болит». Сейчас в городе протестная активность снизилась, но это с первого взгляда. На самом деле, говорит женщина, уличный формат трансформировался в «действуем на местах» или «партизаним». Люди выходят из провластных профсоюзов, отказываются от обязательной подписки на газеты, троллят БТ, выходят на уже не вечерние, а ночные прогулки, чтобы где-то разместить национальный флаг, где-то написать «Жыве Беларусь», чтобы утром «горожане проснулись с хорошим настроением».

— Если мы решили, что будем жить в свободной стране, значит так и будет, — без толики сомнений заключила Алёна.

«Я не хочу работать на государстве, когда оно так с людьми»

В Светлогорске, помимо стандартных форм протеста, имеют место быть и свои уникальные случаи. Например, история Валентины, которая в один день перечеркнула свои 33 года в медицине. Это случилось 17 августа. Женщина написала заявление на увольнение с устным пояснением начальнику: «Я не хочу работать на государство, когда оно так с людьми», и получила одобрение. Ее история становления на путь против системы началась с приходом в страну коронавируса. До этого, как признается женщина, она была совершенно аполитична.

— Нелюбовь к режиму все крепла и крепла по вечерам, когда мне приходилось шить защитные маски дома после работы, а в это время из телевизора «как у нас все хорошо и вируса нет». У города не было денег закупить достаточное количество защиты, медики были абсолютно не готовы встречать пандемию! Мы выживали за счет инициатив волонтеров и того, что сами изготавливали. А «он», видите ли, вируса не видит!

Затем стартовала избирательная компания и женщина решила пойти в наблюдатели. В это время стала пристально следить за политической повесткой дня, была возмущена задержанием Тихановского, затем Бабарико, отстранением Цепкало. Понаблюдать, как практически всем независимым представителям, не удалось.

— А затем эти «80%». Я знаю многих людей в городе, и большинство из них голосовали за Тихановскую. Я никогда в жизни не поверю в эту цифру, нас обманули. А потом еще решили и наказать. Аресты, избиения, издевательства. Я больше не могла на это смотреть и решила уволиться, — рассказывает Валентина. — В тот момент в нашей больнице катастрофически не хватало рабочих рук, город атаковал коронавирус, но это ничуть не смутило начальника, так как «против Лукашенко» для него было страшнее слышать, нежели о дефиците койко-мест в учреждении. Так я простилась с режимом, и мне сейчас очень легко. Гуляю с нашими пенсионерами — у многих уже штрафа по 100 базовых, но их протестный дух от этого нисколько не угасает. Может, где-то уже и не так открыто выходят, но они не смирились и не смирятся уже никогда!

Добруш

21-летняя Евгения Горегляд после окончания Краснобережского аграрного колледжа поехала на отработку в ОАО «Жгунское», предприятие находится в Добрушском районе. Там молодой специалист должна была пройти обязательную практику в течение трех лет в качестве агронома по семеноводству, но что-то пошло не так.

После событий 9 августа, когда в стране отрубили интернет, а через время «дали картинку», девушка была уверена, что «после такого» точно никто на работу не пойдет, ведь как можно заступать на смену как ни в чем не бывало, думала она. И не пошла. 12 августа Евгению вынудили вернуться на рабочее место, напомнив, какая грозит обязательная выплата в случае прерывания практики. Тогда девушку еще «для убедительности» отправили к местному идеологу.

— Лучше мужа ищи, детей рожай, куда ты вообще ходишь? Тебе это не надо, тебя посадят. Ничего не поменяется, — говорили тогда Евгении, увидев в ее инстаграмм фото с митинга.

В наказание за прогулы Евгению на работе оштрафовали и на этом, казалось бы, все «сопротивление» закончится. Но не тут-то было. Приближался День народного ультиматума, объявленного Светланой Тихановской, и девушка решила его непременно поддержать, ведь в стране ничего не изменилось с тех пор. 26 октября Евгения снова не вышла на работу. Тогда молодому специалисту позвонили с угрозой увольнения, на что она заявила, что «пока над головами моих друзей в Минске не перестанут летать гранаты, на работу я не выйду». В конце недели ей еще раз позвонили, на этот раз уже с сообщением, что практикантка уволена.

Из трех обязательных лет девушка отработала всего полгода, ее обещали дополнительно уведомить о сумме компенсации. Речь идет приблизительно о 3,5 тысячах рублей.

«И народ вышел на улицу»

Евгения, как и прежде, проживает в Добруше. Нашла работу в Жлобине, что в 100 км от города, устроилась в частную компанию, теперь ездит туда каждую смену. Это не доставляет ей неудобств, говорит она, в такой коллектив, где «все свои», ездить в радость.

Рассказывая о протестах в своем городе, девушка признает, что сейчас на улицах по воскресеньям не увидишь столько людей, как прежде. Оно и понятно: город маленький, милиция знает каждого в лицо, один выход будет равен одному протоколу. Сегодня в Добруше проживает около 18,5 тысяч человек. И о том, что большинство из жителей — сторонники перемен, стало понятно непосредственно в основной день выборов.

— Люди на участки шли толпами, все нарядные, с белыми лентами на руках. Проголосовали — и потом затишье.

9 и 10 августа, по словам Жени, в городе в знак протеста никто не вышел. Все началось 11-го, когда в страну вернулся интернет. Но действовали осторожно.

— «На разведку» вечером вышли человек 30-50, собрались в центре города, чтобы обсудить в целом происходящее и что следует делать в такой ситуации. Не прошло и полчаса, как наши «доблестные сотрудники милиции», одевшись в бронежилеты (!), вышли к «врагам», чтобы узнать личность каждого «опасного преступника». У кого не было паспорта, забирали в отделение. Не понравилась и звучавшая в рядом припаркованной машине песня Цоя «Перемен», хозяина авто вытащили из-за руля и арестовали.

В тот вечер, насколько Евгения информирована, были задержаны исключительно мужчины, причем через некоторое время всех отпустили, лишь одного «наградив» протоколом.

Затем снова в Добруше наступило затишье. Город поднялся 14 августа.

— После того, как местные увидели «цепи солидарности» в Минске, решили, что хватит отсиживаться. И народ вышел на улицу. Честно говоря, я даже не знаю, как все договорились о времени и месте встречи. Тогда как будто сработала коллективная интуиция. Это, на самом деле, удивительное явление для нашего города. Население Добруша можно назвать пассивным, менталитет добрушцев отличается от белорусов других регионов, центральных, в частности. Скорее всего, приближенность к России играет свою роль, — рассуждает девушка.

В тот день на улицу вышло несколько сотен жителей города. На завтра — больше и больше. Колонны выросли до нескольких тысяч человек, на марши выходили люди разных возрастов и профессий. Как говорит девушка, милиция в те дни «была с народом». Начиная с 15 августа и до конца месяца, марши проходили каждый день, а с начала сентября перетекли в воскресный формат. В середине сентября политика правоохранителей изменилась.

— Помню, только начали собираться на площади, как уже тут как тут: милиция стала предупреждать о несанкционированности собрания, призывала всех разойтись. Вот в тот день и произошло первое «настоящее» задержание — схватили парня, который шел по площади с белыми шарами! Он отбыл трое суток в изоляторе за «незаконное» участие в «митинге».

После этого, кстати, местные передумали отправлять письмо в райисполком, в котором требовали встречи с местными властями.

— Это был бы «расстрельный список», а там ведь около трехсот людей, — говорит Женя. — А встретиться хотели, в первую очередь, чтобы узнать результаты голосований. Власти просто устно сообщали, что нет ни одного участка в городе, где бы выиграла Тихановская. Такого просто быть не может!

По словам Евгении, горожане все еще надеются на скорую победу. Протест не стих, просто он теперь не так очевиден, считает она.

— Если людей нет на улицах, это не значит, что они смирились.

«Если не берешь за волонтерство денег, то, может, и наш журнал «Милиция» разнесешь?»

Сейчас, по словам девушки, в городе процветает «партизанщина». То и дело, в различных районах города ночью появится БЧБ-флаг, надпись «Жыве Беларусь» или лампадка в память об убитых.

— Я, например, стала волонтером по доставке газеты «Народная воля», — рассказывает Женя. — Редакция выдала мне разрешение, и я в свое свободное время распространяла печатную продукцию. И хотя это было официально, старалась «не светиться», не хотела к себе внимания милиции. Но все равно без этого не обошлось.

Сотрудники обратили внимание на девушку, когда она раздавала газеты около фарфорового завода, а власти в тот момент сильно боялись забастовки на этом предприятии. И вот, к Жене пришли. Девушка не открыла дверь милиции. А спустя пять часов, когда вышла из квартиры, чтобы ехать в Жлобин на работу, ее сразу «под белы рученьки».

— Я просила их выписать мне повестку, выслать ее по почте, говорила, что они не имеют права вот так хватать людей, но чем больше я возмущалась, тем настырнее они меня вели вперед.

В итоге, девушка в отделении пробыла около двух часов. Милиция интересовалась ее волонтерской деятельностью по доставке газеты. Когда выяснили, что все законно, издание в Беларуси не запрещено, разносить Женя ее имела право, так как было на это соответствующее разрешение, тогда сотрудники стали угрожать, что девушка будет отвечать за написанное в материалах. Но и здесь у них закончились аргументы. Закончить опрос правоохранители попытались отшутившись, мол, «если ты такая добрая и не берешь за волонтерство денег, то, может, и наш журнал «Милиция» разнесешь?» На что девушка пожелала им успехов в поиске почтальона.

— За любую инициативу в нашем городе, даже если она будет реализована в правовом поле, ты будешь наказан — не штрафом, так давлением. Мне, кстати, «грозили» отправлять письма маме на работу, что ее дочь, мол, такая «идеологически не выверенная». Но только такой угрозой они вызвали у меня смех.

Есть в Добруше люди, которым, конечно, вовсе не до смеха. Среди знакомых Жени есть те, кому пришлось покинуть город из-за политического преследования. Уезжали семьями, оставляя хозяйство, работу, дом. Держат связь с девушкой из-за границы, верят, что скоро все наладится и непременно все встретятся в новой свободной Беларуси, а праздновать победу будут с белыми шариками и цветами на площади под песню Цоя «Перемен».

Жлобин

О том, что как раньше уже не будет, Жлобин понял со стартом избирательной кампании. Город «включился» в политическую повестку дня. Люди становились волонтерами по сбору подписей за альтернативных кандидатов, пытались «пробиться» в наблюдатели или члены комиссии. Правда, местные власти настолько тщательно отсеивали «неблагонадежных» (выискивали даже лайкнувших оппозиционную информацию), что лишь единицам удалось просочиться в «провластные круги». Тогда в городе началась зарождаться «междоусобица взглядов».

— До 2020-го я был совершенно аполитичен, а многие из моего окружения — «суперидейными ябатьками», — рассказывает свою историю местный житель Сергей Крутелёв. — Меня вполне устраивала жизнь в нашей стране, тихий и размеренный лад, «стабильное развитие».

Но затем к нам пришел «чудесный коронавирус». Когда я увидела в новостях, как Лукашенко отзывается об умерших людях, говорил словно о павшей скотине или отработанном материале: «этот жирный», а этот «вообще старый», «чё он туда поперся», тогда мой мир перевернулся, открылись глаза у многих белорусов.

Тогда я еще чисто случайно узнал про канал Сергея Тихановского «Страна для жизни» и «все пазлы сложились». Оставалось лишь понять, как так долго мы «спали». 31 мая у нас около Дворца металлургов был организован сбор подписей за Тихановскую. Я видел эти нескончаемые очереди, люди готовы были стоять на холоде часами, чтобы оставить свою подпись за Светлану, жлобинчане захотели перемен.

Что такое автозак, жлобинчане узнали 19 июня. В последний официальный день сбора подписей за кандидатов в президенты, когда пикеты позволяли собираться массе людей «санкционированно», на центральную площадь съехалось больше сотни горожан, чтобы выразить несогласие с задержанием Сергея Тихановского и других политзаключенных — люди выстроились в первую в городе цепь солидарности. Жлобинчанам позволили простоять там около часа, затем приехал автозак. Площадь освободили «подчистую», людей прогнали даже с остановок, сопротивлявшихся увозили в отделение, избитых — в больницу.

После этого в городе полетели первые «народные». Среди абсурдных трактовок в протоколах можно было встретить «активно участвовала в несанкционированном митинге, что подтверждается ее ярко-зеленой блузкой», или «стоял в белой майке, что говорит о его намерении выразить протест». Но людям от этого становилось только интереснее: что же будет дальше.

А дальше наступило 26 июля — день, когда с официальным митингом в Жлобин приехала Тихановская. Власти до последнего сопротивлялись с предоставлением ей площадки в городе, якобы повсюду всё занято, везде «гуляния». Приднепровский парк такого количества людей не видел за всю свою историю существования. Несмотря на неимоверную жару, послушать знаменитое трио пришли, по оценке горожан, свыше пяти тысяч людей.

Жлобинчане были воодушевлены, а чиновники — в ужасе: приближался день выборов, и атмосфера в городе накалялась. Местные власти, по словам мужчины, всеми силами пытались загнать людей на участки в досрочные дни. На предприятия доводили обязательный план, в связи с чем работодатели под угрозами лишения премий заставляли своих работников съездить проголосовать, всех желающих даже отпускали домой пораньше без потери в оплате. Зато в основной день голосования людей с рабочих мест не отпускали даже за свой счет.

— Меня восхитило то, что несмотря на такие настойчивые меры властей, горожане не сдавались. Они настолько сплотились, друг друга подбадривали, придумывали новые способы обойти все эти методы давления.

Затем случилось 9 августа

— Конечно, такого абсурда, как 80% я не ожидал. Я думал, совесть там есть, и так говорили многие: «В 55% еще бы поверили, ну в 60% максимум».

Именно поэтому все отправились на площадь, туда стекались реки людей.

— В тот вечер я была на площади, — рассказывает знакомая Сергея, чье имя просила оставить инкогнито. — Около пол первого ночи решила вернуться домой, подумала, что на сегодня протеста хватит, продолжим завтра. Оказавшись уже немного поодаль от толпы, рядом со мной остановился тонированный бус, водитель крикнул своему сослуживцу на улице: «Еб***ть их так, чтобы не знали, куда деться». Я сразу же на телефон, стала звонить знакомым: дали команду «фас», уходите.

Но все остались, люди не верили, что милиция на свой народ пойдет войной. В ту ночь людей гнали, избивали, пытались «откинуть» их от площади. Противостояние перешло на центральные улицы, грохоты от ударов дубинок по щитам разносились эхом по районам, стычки продолжались до пол четвертого утра. На завтра всё повторилось, на послезавтра — тоже, в городе работал ОМОН.

Жлобин наполнялся историями избитых и покалеченных. Это еще больше угнетало народ: «Надо что-то делать». В страну уже вернулся интернет, и местные подхватили идею минчан с женскими цепями солидарности. Впервые в городе такая акция прошла 12 августа и собрала около тысячи девушек, на следующий день «цепь» выросла вдвое.

Днем город утопал в белом цвете, цветах и шариках, а с приходом темноты Жлобин погружался во мрак. Каждый вечер по городу катались машины с военными, у нескольких центральных точек дежурили автозаки, площадь перекрывали милицией по периметру, райисполком охраняли люди с оружием, а дорогу к мэрии перекрывали машинами.

Свежий импульс протестному настроению жлобинчан придало собрание работников БМЗ 14 августа. Тогда на площадке около предприятия заводчане первыми в республике стали говорить о забастовке. Их намерение испугало руководство, поэтому уже спустя полтора часа рядом с ними стоял губернатор. Соловей тогда пообещал, что вечером готов встретиться с горожанами лично и ответить на все злободневные вопросы. Но он так и не приехал. На встречу в тот вечер пришли председатель райисполкома и начальник РОВД. Диалога с властью не получилось, хотя поговорить и услышать ответы на вопросы пришли несколько тысяч горожан.

Самым крупным шествием в Жлобине стал воскресный марш 16 августа. Тысячи людей прошлись колонной по городу, рядом шли и молодежь, и старики. Не было разгонов и преследований, не выгоняли людей даже с площади. Город был в преддверии обещанной заводчанами забастовки. Горожане верили, что этот «рычаг давления» точно должен сработать, и их наконец услышат.

И вот 17 августа наступило. Требование работников БМЗ к этому времени выполнено не было, поэтому они решили реализовать заявленный ультиматум — остановить печи. И им это удалось. Правда, до настоящего времени это аукивается многим — кто-то уже за решеткой, кто-то выплачивает штрафы, кого-то уволили. А требования всё без исполнения, хотя по-прежнему актуальны.

О том, что сдаваться не стоит, говорила жлобинчанам и Мария Колесникова, когда 20 августа приехала в город. Формат проведения этой встречи, конечно, был «уникален». Перед ее приездом своим выступлением «за батьку» хотел всех разогнать военком Кривоносов, а когда у него не вышло, «на сцену» вышла группа людей с зелено-красными флагами.

— Такого позора за своих земляков я не испытывал никогда ранее, — говорит Сергей. — А затем следом пришла злость, когда увидел, как эту встречу осветил госканал по ТВ: смонтировано было таким образом, что якобы мы кричали «уходи» Марии, а не Лукашенко.

Кстати, сразу после этого горожане написали жалобу на министра информации, что сюжет не соответствует действительности, на что им ответили (документ имеется в редакции): «Достоверной информацией из компетентных органов относительно того, что именно происходило в момент проведения видеосъемки, ставшей предметом вашего обращения, Министерство информации не располагает. И, соответственно, не может вынести однозначное мнение относительно того, является или нет изложенная вами информация достоверной».

Далее были еще воскресные марши и еще. Всех активистов рано утром перед акциями стали «выдергивать» прямо из постелей. Забирали семьями, не глядя на то, что дома оставались несовершеннолетние дети, а отпускали лишь «когда на улице всё стихнет».

— За день за протесты у нас судили по пять-шесть человек. Все начиналось со штрафов, потом в «ход» пошли сутки. И опять-таки поразила людская солидарность. Залы заседания в то время были набиты битком, на штрафы скидывались сразу же после оглашения решения, — вспоминает Сергей. — Меня судить — не судили, но сутки в изоляторе провел. Схватили около подъезда 9 августа, когда выходил из дома вечером. Причина у них была: «Зачем ты это написал». А «что» написал, я до сих пор не знаю.

К концу сентября, говорит Сергей, тактика правоохранителей изменилась, действовать стали жестче, пресекали любые собрания людей. Тогда люди стали просто гулять с цветами по городу или читать книги на беседках. В отделения забирали и таких — для профбеседы.

А затем случилось убийство Романа Бондаренко. Жлобинчане, не сговариваясь, вышли к городскому символу — ладье, чтобы поставить свечи, запалить лампадки, помолчать и поплакать. Приехали туда и несколько машин с милицией. Но не разделить траур, а сказать: «Каждый день кого-то убивают, что у вас за повод такой». Люди игнорировали приказы разойтись, предъявлять паспорта и вообще практически не вступали с ними в полемику. Тогда правоохранители просто отошли в сторону и наблюдали. На завтра и несколько последующих дней к ладье были приставлены сотрудники. Тогда горожане устроили мемориал в другом месте, поддерживали акции памяти зажжёнными лампадками на окнах.

— Затем настало такое время, что элементарно в кафе нельзя было спокойно встретиться. Как только нас собиралось человек 5-6, к месту встречи приезжала милиция и требовала разойтись, хотя мы были в кафе! Митинг, говорят, решили устроить? Но нам уже не было страшно, мы смеялись им в лицо: ну цирк же! Даже в кормлении уток они стали видеть «нарушение норм порядка» и требовать разойтись.

Люди сорганизовались в «дворовых чатах», стали встречаться для чаепития, знакомиться с новыми лицами, думать о будущем. В то время автозак на площади стал привычным делом. Возле него на выходных играли дети, прогуливались взрослые и делали селфи.

С наступлением осени стало понятно, что уличный протест ближайшие несколько месяцев будет поставлен на паузу. Но и сегодня в городе, по словам Сергея, люди продолжают протестовать. Акции, конечно, проходят не так масштабно, как раньше, но они есть. Жлобинчане ушли в «партизаны»: устраивают «БЧБ-вечеринки», лепят «оппозиционных» снеговиков, записывают видеообращения, участвуют в тематических флешмобах, пишут письма политзаключенным и помогают пострадавшим от репрессий — закупают продукты, передают вещи.

— Я думаю, люди набираются сил — всё это было довольно непросто морально и физически. Многие ждали прихода весны, в ней они видят надежду на успех и непременную победу. Протест уже не потушить, как раньше не будет — белорусы наконец проснулись от летаргического сна, — уверен Сергей.