«Выживут деревни, которые недалеко от города»

Чем в реальности обернулись слова Таракана о «возрождении села».

Белорусские деревни за 20 лет потеряли 970 тыс. человек. Это немногим меньше населения Могилевской области. Если все будет продолжаться такими темпами, последнего жителя деревни мы можем лишиться в 2062 году, пишет onliner.by.

Пропагандисты недавно снова говорили о «неустанном повышении качества жизни на селе». А что скажут статистика и сами сельские жители?

Как пытались поднять белорусскую деревню. И что вышло

Сокращение сельского населения — это проблема не только Беларуси, но и многих других стран. Знаковым был 1974 год, когда в Советском Союзе решили давать сельским жителям паспорта, а значит, чуть больше свободы.

Напомним, что делали в самостоятельной Беларуси. Первая принятая у нас в 1996 году программа на пятилетку сразу внесла село в список приоритетов.

В 2001 году проблему зафиксировали снова: «Непривлекательность сельскохозяйственного труда, вызванная низкой его оплатой, недостаточной степенью механизации, неразвитостью социальной сферы села, повлекла за собой отток молодой, наиболее трудоспособной части населения». Тогда же анонсировали систему мер, «направленных на закрепление рабочей силы на селе». И дали на ее решение те же пять лет.

В итоге придумали Государственную программу возрождения и развития села на 2005—2010 годы. Документ дал зеленый свет агрогородкам. Вот что об этом говорил Лукашенко: «Если мы начнем интенсивно осуществлять программу возрождения и развития села и добьемся ее реализации, мы заложим основу развития нашего государства на многие десятилетия, а может быть, и на века». Госпрограмму тогда оценили в 69,7 трлн рублей (неденоминированных).

Задумывалось, что агрогородки будут качественно новым типом сельских поселков с производственной и социальной инфраструктурой: водо- и газоснабжением, хорошими дорогами и транспортным сообщением. Обещали детсады и школы, спортивные объекты, амбулатории врача общей практики и учреждения культуры.

В итоге получилось почти полторы тысячи агрогородков, но в 2010 году выяснилось, что проблемы остались, и в очередной программе на пятилетку выступили за «создание условий для повышения доходов сельского населения, стимулирования рождаемости, снижения смертности, увеличения продолжительности жизни, укрепления здоровья, а также закрепления населения в сельской местности».

Спустя еще десять лет Лукашенко предложил вернуться к практике строительства домов в агрогородках: «У вас везде есть агрогородки. В этих агрогородках для каждого специалиста — для начала главного — должен быть построен дом». Для молодых аграриев предложили заменить срочную военную службу на службу в резерве.

Впрочем, еще в 2016 году Комитет госконтроля считал, что кое-где жилье строят без учета реальной необходимости. Почти в половине проверенных агрогородков (130) были пустующие новые дома.

На «всебелорусском народном собрании» тему сельской жизни тоже поддержали, но в основном словесно. «Мы оказались на правильном пути. Мы две пятилетки, даже три, модернизировали наше сельское хозяйство. Спасли деревню, дали возможность трудиться там», — сказал Лукашенко.

Но, судя по данным трех переписей населения, пользоваться этой возможностью хотят все меньше людей. За 20 лет постоянный рост числа сельских жителей был только в возрастной категории 80+, во всех же группах до 40 лет шло снижение.

Живет в деревне и не жалеет. История Артема

Артем и его жена Анастасия живут с тремя детьми и тремя котами в агрогородке Кищина Слобода — это 14 километров от Борисова по хтоническим белорусским пейзажам и дороге, которая делает больно.

Сейчас герою 33 года. Десять лет назад Артем окончил Витебскую ветакадемию и распределился в колхоз ветврачом. Тогда шел тучный 2010 год, и у него была неплохая зарплата — $350, говорит герой. Работа была тяжелая: и в три часа ночи могли позвонить, и в девять вечера. Но интерес к профессии это компенсировал. Дали дом. Здесь же встретил любовь.

— Жена в 2012 году приехала ко мне на практику в колхоз. Лямур-тужур, дальше свадьба, дочка, сын, потом еще один сын. Настя сама из Борисова, городская до мозга костей, сразу сказала: я в город жить не поеду, — рассказывает Артем.

Отработал в колхозе шесть лет, но потом, не выдержав давления, уволился. Плюс оказалась не нужна инициатива молодых специалистов. Сейчас герой работает на себя — помогает в этом купленный ветеринарный УЗИ-аппарат.

— Когда уходил из колхоза, получал где-то в районе $700 с учетом того, что совмещал две должности: ветврача и осеменатора. Достало начальство, причем не колхозное, а выше: постоянно без конца проверяли, — описывает Артем. — Оцените уровень маразма. Есть корова, у нее вымя с четырьмя сосками. Приезжает начальство из управления по сельскому хозяйству исполкома и говорит: «Дай мне список, сколько коров доится на три соска». Но зачем? «Вы надоили меньше молока, чем в прошлом году, вот ищем причины». Что ему на это сказать? Мужик, я не владею такой информацией.

— Постоянно находишься в состоянии стресса, потому что не знаешь, с какой стороны прилетит. Сама работа меня более чем устраивала, — говорит герой. — Но я реально почувствовал, что эта трясина меня засасывает. Я тупею как специалист, чувствую, что теряю свою квалификацию. Думаю, еще год-два на том месте — и я начал бы пить за магазином.

А пьют в деревне много, считает Артем. Пьют те, кто работает в колхозе, кто работает не в колхозе, кто не работает, но не очень-то и сожалеет по этому поводу.

— Бухают все. Вообще все, — категоричен Артем. — Особенно молодежь, которая не уехала. Встречаю такого возле магазина: «Тема, дай 2 рубля, не хватает». — «Слушай, иди работай». — «А что я в колхоз пойду работать?»

Сейчас семья готовится переезжать в новый дом. Его купили в этом же агрогородке за $10 тыс. Переделывают все, кроме коробки. Артем считает: если бы до сих пор оставался в колхозе, то заработал на него лет через десять, а может, и больше.

К вопросу об инфраструктуре. Школа, детский сад, магазин, амбулатория в Кищиной Слободе есть. За городскими благами вроде кино и кафе нужно мчать в Борисов. Газа нет.

— Газ обещают давно, и десять лет я слышу: ну все, в следующем году будет. Так что все у нас на местных видах топлива. Если кто-то думает, что в деревне жить дешево, это не так. Машина дров — 200 рублей, вот пять таких с начала зимы я уже испепелил, — рассказывает Артем.

Его жена Анастасия работает в колхозе и занимается ремесленничеством. Хотела нести культуру в массы, но в сельском клубе оказались жесткая конкуренция, установившиеся порядки и боязнь реформ. Не срослось. Но Анастасия не унывает, несмотря ни на что и зарплату в 550 рублей.

Пара выступает за любой движ, сельские фестивали и праздники. Два года назад в Кищиной Слободе делали Купалье — всем понравилось.

Перебираться в город семья не хочет, идею переезда за границу тоже отвергает. Артем говорит, что городская движуха его убивает. Один из его однокурсников открыл для себя Польшу. Там тоже не без трудностей, но, как описал однокурсник, там он «пан доктор», а здесь к профессии и простым людям отношение не лучшее.

По работе Артем много ездит по стране и видит, что условия для жизни в сельской местности есть, но не везде. Где-то сильные колхозы-ударники, прямо воплощение аграрной мечты, в других местах колхоз своей деятельностью не может заработать своим людям даже на «минималку».

— Выживут деревни, которые находятся недалеко от города. А вообще, жить в деревне можно. Но только если работаешь на себя, — резюмирует он.

Успел пожить в агрогородке и разочароваться. История Вадима

Вадим третий год (и, судя по всему, последний) живет в агрогородке Леонишено Верхнедвинского района Витебской области. Ему 23 года, он главный бухгалтер в хозяйстве «Леонишено». Вместе с женой Анастасией и полуторагодовалым сыном он готовится развернуть жизнь на 180 градусов от белорусской глубинки в сторону заграницы.

Герой и его жена из Новополоцка — лидера грустного рейтинга самых загрязненных городов Беларуси. Отчасти из-за городских проблем с экологией после учебы пара решила перебраться в сельскую местность, несмотря на то что жена, как фельдшер-акушер, могла остаться работать в Минске.

— Хотелось тишины, чистоты и красивой природы. Здесь живописное место: зубры, олени, косули, рядом Красный Бор. Природа и спокойствие были нашим главным ориентиром, — говорит Вадим.

Первые сельские годы шли неплохо. На время работы был решен жилищный вопрос: дали хорошую двухкомнатную квартиру с современным ремонтом в четырехквартирном доме. Ремонт был, мебель поставили свою. Есть теплый пол, котел на дровах. Кстати, квартира выполнена под студию, что очень необычно для такой местности. Реальность в Леонишено совпала с ожиданиями и в чем-то даже превзошла их.

Потом родился ребенок. Стало сложнее.

— До этого хотели оставаться в деревне. Но, когда родился ребенок, мы стали видеть больше минусов жизни в деревне. До этого были одни плюсы, — описывает Вадим. — Ребенку нужно общение со сверстниками, а здесь этого нет.

Качество интернета и связи, со слов Вадима, тоже не лучшее. И к медицине на селе вопросы у него имеются.

— Когда родился ребенок, говорили, что все важные врачи, в том числе офтальмолог, будут ездить раз в полгода или квартал. Ребенку полтора года, врачи так и не доехали — только те, которые делают прививки, и то потому, что я пошел на принцип, — продолжает герой. — Я понимаю, что врачей в принципе в районе нет, но, если идет разговор, что на село должен приезжать врач, значит, должен. Но он не приезжает.

Зато в Леонишено есть два магазина (частный и райпо), детский сад, почта по четным дням, ФАП с медсестрой, кафетерий. Со слов Вадима, этого недостаточно. Также мало возможностей для культурного и спортивного досуга.

— Для ребенка нет развлечений от слова «совсем». Ни секций каких-нибудь, ничего. Ближайший город Верхнедвинск — 35 километров, Новополоцк и Полоцк — 45 километров. На своей машине мы выбираемся в другие места, но, если жить только в деревне, не выезжая, все тропинки уже исхожены. Если бы здесь было больше молодых людей, наверное, было бы по-другому, — считает Вадим.

С учетом среднего возраста обитателей агрогородка культурная жизнь здесь несколько специфична.

— На праздники ставят колонки в окнах сельского клуба, и там играют что-то вроде «Аист на крыше», но молодежь это вообще не интересует. То, что предлагается в плане культуры, давно устарело, и я не думаю, что это когда-то было актуально, — говорит герой.

Средняя зарплата в сельхозорганизации героя — 1050 рублей до вычета налогов. Зарплата Вадима примерно на этом же уровне: 905 рублей оклада плюс, как молодому специалисту, первые пять лет работы доплачивают по 130 рублей в месяц. С премией выходило до 1600—1700 рублей (ее платили примерно полгода из трех лет). Впрочем, в организации есть и те, кому достаточно и 500 рублей.

— Сейчас работаю только я, жена в декрете, иногда беру подработки. Нам хватает, но это не тот уровень дохода, который хотелось бы иметь. Когда ехали в деревню, знали, какая будет зарплата. Я представлял, чего стою без опыта на тот момент. Сейчас я могу заработать больше, чтобы обеспечивать семью. Нынешняя зарплата — это не потолок. Да, мы что-то покупаем, машину обновили. Но в целом, чтобы мы могли пойти купить себе телефон без проблем или технику обновить, такого нет, — говорит Вадим.

До этого герой жил в сельской местности в Германии и Финляндии и теперь делает выводы не в пользу белорусской деревни.

— Знал, что у нас не все хорошо с социальной сферой, но что в деревне про нее совсем забыли — я о таком не думал. Конечно, очень здорово жить в сельской местности, но социальные блага тоже очень важны для молодых людей, — подытоживает Вадим.

Эксперт: «Одного жилья для закрепления кадров недостаточно»

Что стало с белорусской деревней, поясняет HR-эксперт, консультант по стратегическому менеджменту и управлению человеческими ресурсами Александр Мудрик.

— Когда в 2005—2010 годах была программа возрождения села, построили порядка 1,5 тыс. агрогородков, а в них — около 8 тыс. домов. Туда приехали как минимум 16 тыс. людей трудоспособного возраста. Плюс люди за свои средства строились в агрогородках, потому что там создавалась инфраструктура, — говорит он.

Данные переписи населения показывают, что за 20 лет в деревне стало больше жителей в возрасте 50—59 лет.

— Если от возраста 55 отнимем 15 лет (когда стартовала госпрограмма), это как раз волна миграции в сельскую местность — люди в возрасте 40 лет, которые уже имели опыт и хорошую профессию вроде агронома, зоотехника. Они возвращались в село и получали это жилье, — комментирует Александр Мудрик.

Люди, получившие жилье, начинали думать о пополнении в семье. Родившимся в годы возрождения села сейчас 10—15 лет. Статистика подтверждает: детей такого возраста в сельской местности в 1999 году было почти 233 тыс., на старте госпрограммы был резкий провал до 133,5 тыс., в 2019-м падение замедлилось — 109 тыс.

Жилье построили, а что дальше, не придумали. Поэтому идет серьезное падение по молодежи в возрасте 20—24 (было 162 тыс., стало 84 тыс.) и 25—29 (было 174 тыс., стало 110 тыс.) лет.

— На селе нет инфраструктуры для личностного и профессионального, культурного развития. Не строится ничего, кроме того, что было построено в те годы госпрограммы, — говорит Александр Мудрик.

Единственный подъем — в категории 80 лет и старше — эксперт объясняет тем, что медпомощь в регионах стала доступнее и качественнее.

Задумка сделать жизнь в деревне комфортнее была хороша. Но не везде она стала реальностью. Акцент сделали на жилье, однако этого оказалось недостаточно, чтобы сельская жизнь превратилась в идиллию.