Он даже записал свою версию гимна «Погоня».
Еще несколько лет назад британец Майкл Даниэль Сагатис даже подумать не мог, как сильно изменится его жизнь и уж тем более, что она будет связана с Беларусью. Он имел строительный бизнес в Лондоне и знал о своих предках лишь то, что они приехали откуда-то «из Польши». Все изменилось в один день, когда Майкл, разбирая завалы чердака, обнаружил письма репрессированной прабабушки, отправленные из ссылки 80 лет назад.
История захватила его настолько, что он забросил бизнес, занялся изучением своих корней и снял документальный фильм «Письма Юзефы». Сейчас Майкл Сагатис следит за всеми новостями из Беларуси, пишет в британские СМИ о борьбе белорусов за свободу и активно поддерживает все инициативы солидарности.
В рамках спецпроекта «Салідарнасці» «Жертвы и палачи» Майкл Сагатис рассказал об удивительной истории своей семьи, впечатлениях от приезда в Беларусь и встрече с родственниками на Щучинщине, а также показал свою версию гимна «Пагоня».
«В школе меня называли «английским ребенком с забавной фамилией»
— Вы знали что-то о своих корнях до того, как нашли письма прабабушки Юзефы?
— Я родился и вырос в Лондоне. Мой отец и его родители говорили между собой на английским и польском. Меня водили на мессы польских иезуитов, и я получил начальное польское образование. Поэтому с самого детства понимал, что я не «англичанин».
Правда, все, что знал тогда, это, что мои бабушка и дедушка приехали откуда-то «из Польши». Никаких подробностей. Ни об условиях, в которых они оказались, ни почему покинули родину и как прибыли в Великобританию.
Когда наша семья в 1987 году переехала в Уэльс, в моей новой школе меня называли «английским ребенком с забавной фамилией». Для валлийских детей я со своим английским акцентом был де-факто англичанином, из-за чего надо мной постоянно издевались. В Уэльсе особое отношение к англичанам. И хоть я имел славянские корни по отцовской линии и ирландские кельтские корни по материнской линии, это меня не спасало.
Травля в школе послужила первым толчком узнать о своем происхождении. Позже я начал задавать дополнительные вопросы. Например, откуда у меня литовская фамилия, унаследованная от отца, и почему у него есть русское второе имя — Майкл Константин Сагатис.
Так я узнал, что отец родился в Северном Уэльсе в лагере беженцев, куда из Польши прибыли его родители Кейстут и Ванда с папиной сестрой Зосей.
— А как удалось обнаружить связь с Беларусью?
— Уже позже я вернулся в Лондон, окончил учебу (изучал историю и философию), открыл свой бизнес в области строительства. По работе я познакомился с семьей польских иммигрантов. Мы вместе сотрудничали и даже подружились. Я с гордостью рассказал им, что имею славянские корни и даже знаю некоторые польские слова, а также о том, что мои родственники живут в польском городе Гожуве.
Однако ответить на вопрос, как мои родственники попали в Гожув и откуда они родом, я не смог. До этого я никогда не видел их, да и мало что знал об исторических событиях, связанных с Ялтинским соглашением.
Уже позже, съездив в Гожув в 2003 году и встретившись со своими родственниками, я узнал, что все они были репатриированы после войны. Их выбор пал на Польшу, потому что они опасались возвращаться на свою родину, которая находилась под советской оккупацией. Эта родина была именно Беларусью.
Благодаря моим родственникам в Гожуве я заново открыл свою семейную историю. На тот момент я думал, что моя работа в качестве семейного «посла» завершена. Однако в 2015 году в Южном Уэльсе умерла моя тетя Зося — папина сестра, которая родилась в Новогрудке в 1941 году. Она оставила после себя горы накопленного имущества — в основном хлама и мусора. Среди него были и письма моей прабабушки Юзефы, которые она писала своим дочерям из ссылки из Актюбинска.
— Удивительно, что вы обратили внимание на эти письма, ведь наверняка язык, на котором они были написаны, вам не был знаком?
— Вообще большая случайность, что эти письма не выбросили вместе с остальным хламом. Мой отец до сих пор мне вспоминает нежелание участвовать в процессе разбора вещей. Я тогда сказал, что проще нанять клининговую компанию и не возится со всем этим.
Честно говоря, на тот момент мне было не до разбора вещей, я собирался переезжать жить за границу и все это не вписывалось в мои планы. Но отец заупрямился и заявил, что в таком случае будет делать это все сам. Я не мог бросить его, а кроме меня помочь было больше некому: маму мы потеряли 10 лет назад, а у сестры в тот момент были проблемы со здоровьем.
В итоге я остался в Великобритании. Примерно год мы разбирали вещи и делили их на мусор и не мусор. Письма Юзефы попали в стопку с мусором. Буквально в последний момент я открыл конверт и понял, что это что-то важное. Хоть и не мог прочесть ни слова.
Сегодня я благодарен судьбе за этот подарок. Ведь если бы не решимость моего отца и не череда случайностей эта корреспонденция ссылки 1940-1941 годов осталась бы потерянной навсегда.
— А ваша бабушка ничего не рассказывала о судьбе своей матери?
— Я знал свою бабушку Ванду только первые 9 лет, пока мы жили в Лондоне. После того, как наша семья переехала в Уэльс, она скончалась. Конечно, в моем раннем детстве мы не обсуждали с бабушкой историю семьи, поскольку я был слишком мал. Помню только, что бабушка постоянно молилась и просила у Бога прощения.
Она была невероятно набожная: регулярно посещала церковь, помогала местным приходским священникам. Думаю, что эта набожность была связана как раз с глубокими переживаниями, связанными с разлукой с ее матерью и некоторым чувством вины перед ней.
«Юзефе было 76 лет, когда ее погрузили в переоборудованный вагон для скота и как «родителя предателя» выслали в Казахстан»
— Расскажите историю Юзефы. Как и почему ее репрессировали?
— Моя прабабушка Юзефа Буйдо (в девичестве Богданович) из благородной католической семьи юристов. Она родилась в 1864 году в деревне Волчки (Щучинский район). Брат Юлиан перед началом Первой мировой войны переехал в польский Чаркув, где открыл резиновый завод. Второй брат Казимир погиб во время войны.
В 1892 году Юзефа вышла замуж за Константина Буйдо, лесника и местного судебного пристава. Родители противились этому браку. Константин был на 15 лет старше, к тому же православный. Союз с человеком, исповедующем веру оккупационной Российской империи, был воспринят чуть ли не как «акт государственной измены». Юзефу посчитали предательницей, и она потеряла поддержку семьи.
Местная дворянская семья Стравинских, поместье которой располагалось в небольшой деревне Накрыски, наняла Юзефу и Константина для управления своими землями. Там они построили дом, родили шестерых детей — двоих сыновей и четырех дочерей.
До прихода «советов» в 1925-1935 годах семья занималась разного рода малым бизнесом: от семейного магазинчика бакалейных и хозяйственных товаров в Дятлове до небольшого парома, перевозившего людей и скот через реку Неман.
Старший сын Юзефы Алоиз поступил на службу офицером в польскую полицию — это впоследствии дорого обошлось его семье. Младший Петр вступил в 27-й уланский полк, но вскоре заболел туберкулезом и умер.
Все изменилось после 17 сентября 1939 года, когда в соответствии с секретными протоколами пакта Молотова-Риббентропа, советские войска вторглись в Польшу. Начались жестокие репрессии. Советские власти зачищали новые территории от «неблагонадежных элементов».
В рамках «Польской операции» прокатились волны массовых депортаций. Одного того, что ты был записан поляком, было достаточно, чтобы тебя со всей семьей сослали далеко в Сибирь или Казахстан. А тут еще и сын офицер.
Естественно, первым делом арестовали Алоиза. Я нашел его имя в списках НКВД в архиве. Однако каким-то чудом ему удалось сбежать, и он выжил. А вот его мать не избежала репрессий.
— Сколько тогда было Юзефе?
— 76 лет. 13 апреля 1940 года ее погрузили в переоборудованный вагон для скота и как «родителя предателя» выслали в Актюбинск (Казахстан).
Около трех недель они добирались до места в душном тесном вагоне, без нормальной воды и еды, в условиях жуткой антисанитарии — эта дорога в 2500 км унесла жизни многих людей.
«Выгрузили при минус 40 на опушке в сибирской деревне — вот лес, руби, делай землянки»
Но Юзефа выжила. Учитывая возраст и физическое состояние, ее отправили не в лагерь, а на принудительное поселение. Там условия были проще: люди жили семьями, имели некоторую свободу передвижения, хоть и находились под постоянным контролем НКВД. Однако за жилье и продукты нужно было платить. Пожилая, измученная женщина вынуждена была работать, чтобы выживать. Оттуда Юзефа и писала те самые письма своим дочерям.
— А как детям удалось избежать ареста и каким образом ваша бабушка оказалась в Великобритании?
— У меня есть только предположения, почему не забрали всю остальную семью. Возможно, Юзефа пожертвовала собой, чтобы спасти детей. Не исключено, что она верила, что ей, старухе, ничего не сделают, и не стала бежать вместе с остальными. А может, дети сами не взяли ее с собой, опасаясь, что она не выдержит это испытание.
Как бы то ни было, все ее четыре дочери смогли уехать и избежали репрессий. Бабушка Ванда, младшая дочь Юзефы, с мужем Кейстутом Сагатисом (он был литовским поляком) оказались в Новогрудке. Там в 1941 году у них родилась дочка Зося. А в 1943-м, опасаясь плена, семья перебралась через Польшу в Австрию, затем в лагерь польских беженцев в Италии, а оттуда на корабле — в Великобританию.
В 1946 году родился мой отец Майкл Константин Сагатис. Его назвали в честь деда.
Три другие дочери и сын Алоиз со своими семьями, как я уже рассказывал, оказались в польском Гожуве.
— О чем Юзефа писала в своих письмах дочерям?
— С апреля 1940 года по июнь 1941-го Юзефа отправила своим дочерям 21 письмо. В них она благодарила дочерей за посылки и деньги, которые помогали ей выживать, жаловалась на здоровье.
С каждой дочерью она общалась по-разному. С Марией деловито и уважительно, с Яниной тепло и нежно. С Вандой тон сильно варьировался от горького негодования до глубокой печали и радости.
В первых письмах ощущается вера на возвращение. Например, Юзефа категорически запрещала продавать швейную машинку, потому что она будет еще нужна ей, а в более поздних письмах уже отчаянно просит продать и срочно отправить ей вырученные деньги для выживания. Юзефа также подробно описывает стоимость основных продуктов питания и свои расходы на аренду, дрова и зимнюю одежду.
Где-то она манипулирует дочерями, пытаясь вызвать у них чувство вины. То она нежна и сердечна в письме дочери Янине, то, напротив, в письме Ванде посылает проклятия.
Из письма Юзефы: «Яночка, сердечная моя, у меня к тебе большая просьба. Пожалуйста, пишите мне почаще. Пусть у меня будет хотя бы эта маленькая радость… Пусть хотя бы раз в неделю для меня ярко засветит солнышко, согреет и сделает мою жизнь светлее.
Когда я прочитала, что вы были в Барановичах, у меня остановилось сердце, мне показалось, что оно разорвётся от горя, что я вас тогда не увидела. Было много людей из Новогрудка. Я искала тебя, но удача мне не улыбнулась, я не встретила тебя, не поцеловала, не попрощалась, ведь может быть, что они разлучили нас навсегда?»
Из письма Юзефы: «Я пролежала в постели две недели и теперь снова учусь ходить. Врач лечит бесплатно, но мне нужно платить за лекарства, а платить мне нечем. Я чувствую сильную боль в груди, болит спина, постоянно болит голова. Врач сказал, что, если это случится снова, это будет конец. Мое сердце, легкие и сосуды очень слабые, поэтому я кашляю кровью. Доктор советует быстро не ходить и не поднимать ничего тяжёлого, потому что моя жизнь висит на волоске. Я боюсь. Если бы я жила спокойно и хорошо питалась, [мои] легкие и сердце поправились бы. Но в этих условиях помощи ждать неоткуда».
Из писем Юзефы: «Вандочка! Ты пишешь, что у вас нет пятисот рублей, а как у меня и пятисот копеек нет, то мне как жить? А свое вам все оставила. Я выехала совсем босая и голая, и без гроша. Как мне жить? И больная. И на том кончу свои жалостные слова. Искренне вас любящая мать».
— Как закончилась жизнь Юзефы?
— Когда Юзефа перестала писать, дети решили, что она умерла. Но выяснилось, что это не так. Ее судьба долгое время была нам неизвестна. Но в 2018 году в Актюбинском государственном архиве я нашел документы, которые подтверждали, что до 1943 года Юзефа еще была жива. После была запись о ее смерти.
В начале 2018 года я посетил места ссылки в Казахстане. Примерно в двух километрах от села Нурбулак, на окраине степи я обнаружил деревенское кладбище. Старая его часть относится к временам репрессий. На старых деревянных крестах нет никаких надписей, которые бы указывали, кто там покоится. Но, думаю, именно там, в начале 1943 года нашла свой последний приют Юзефа.
«С ужасом узнал, что люди, с которыми я встречался в Минске в марте, теперь стали жертвами репрессий»
— Вы уже дважды успели побывать в Беларуси и даже нашли здесь родственников.
— Да, в 2017 году, воспользовавшись безвизовым режимом, мы с отцом впервые посетили Беларусь. У нас было всего 4 дня и очень плотная программа. Руководствуясь адресом на конверте мы первым пунктом отправились в деревню Корсаки Щучинского района.
В тот день погода была идеальной. Меня поразила белорусская природа — яркая, наполненная жизнью и пением птиц. При въезде в деревню нам предстала идиллическая картина: две зрелые дамы наслаждались солнцем на тихой уличной скамейке. Мы поинтересовались, не могут ли они помочь найти кого-то знавшего Марию Буйдо, которая вышла замуж за Йозефа Бодяка. Одна из женщин тут же поднялась и, попросив нас подождать, ушла на соседний участок.
Вскоре она вернулась с другой женщиной. Мой отец по-польски объяснил, что хочет найти какую-то связь с семьей своей матери. И тут выяснилось, что пришедшая женщина — Елена Бодяк, внучка Йозефа Бодяка. В деревне Елена жила со своей дочерью Владиславой.
Мы были совершенно ошеломлены, что так быстро обнаружили своих прямых родственников. Это было невероятно! Мой отец и пани Елена обнялись.
Остаток дня мы провели вместе. Пани Елена была очень гостеприимной и даже напоила нас водкой с перцем.
К сожалению, по другим адресам нам не удалось найти родных. Но все равно это было прекрасное путешествие, во время которого мы многое поняли о жизни наших предков, а также познакомились с замечательными и отзывчивыми белорусами.
Самый главный результат моего долгого путешествия в том, что я исполнил мечту Юзефы, ту, о которой она писала в своих письмах, — я вернул ее домой, вернул ее в семью.
— Как пришла идея снять фильм о письмах Юзефы?
— В 2018 году меня пригласили поучаствовать в выставке во львовском музее «Территория террора». Этот музей расположен на месте железной дороги, по которой нацисты переправляли евреев в лагеря смерти в Польшу. Музей точно воспроизводит обстановку концлагеря: сторожевые вышки, прожекторы, фургоны для скота, колючая проволока и 3 больших барака. Именно в одном из этих бараков впервые и были публично выставлены все материалы, которые мне удалось собрать.
Мне хотелось творчески представить проект. Актеры читали письма Юзефы, а музыканты исполняли композиции, которые мы с отцом написали в качестве саундтрека. Обстановка музея давала потрясающий эффект. Желая задокументировать, мы сняли представление на видео. А позже из него получился короткометражный фильм «Письма Юзефы».
— Сегодня вы очень активно поддерживаете белорусов в их борьбе за свободу. Почему это для вас важно?
— В марте 2020 года я снова приехал в Беларусь, чтобы принять участие в кинофестивале «Нефильтрованное кино». В тот визит я посетил Куропаты, познакомился со многими яркими людьми из белорусской творческой среды.
Уезжал из Беларуси с чувством радости, ведь история Юзефы была показана на ее родине.
То, что произошло потом, стало шоком. Репрессий происходили уже в настоящем.
Конечно, я не мог не следить за новостями из Беларуси. С ужасом узнал, что люди, с которыми я встречался в Минске в марте, теперь стали жертвами репрессий. Фотограф Александр Васюкович был арестован и заключен в тюрьму, журналист Игорь Станкевич жестоко избит и после освобождения вынужден был бежать с семьей в Польшу.
Я не мог оставаться в стороне. Стал участвовать в акциях солидарности, которые организовывала белорусская диаспора. Мои снимки с марша по улицам Лондона, где над Вестминстерским мостом перед парламентом был развернут бело-красно-белый флаг, публиковались русской службой BBC, а также в крупнейшей британской русскоязычной газете «Англия».
На одном из маршей я впервые услышал, как люди поют «Погоню», и меня поразила ее энергетика. Я разучил этот гимн и предлагаю свою интерпретацию.
С группой белорусских исполнителей, мы записали версию этой песни.
Недавно меня попросили подготовить статью о белорусских студентах, которые подверглись репрессиям. Белорусская актриса и активистка Вера Хортон помогла взять интервью у студентов, которые рассказали об ужасной жестокости в отношении тех, кто выходил на протест, об отчислениях лишь за то, что молодые люди пели песни и держали цветы.
Удивительно было узнать, что даже дети во дворах играют в протесты и убегают от «омона».
Весь мир стал свидетелем безудержного насилия на улицах Беларуси. В голове не укладывается, что в 21 веке могут строить концлагерь для политзаключенных, что за одежду цветов флага могут арестовывать и устраивать нелепые показательные процессы над блогерами и журналистами.
Начав свое исследование неизвестной истории репрессий, которым подверглись мои предки, 80 лет спустя я увидел кровавые улицы Минска и новую волну репрессий. Образованные, умные люди пытаются сегодня освободится от диктатуры и насилия. И весь мир поддерживает их в их стремлении.