На родине за это ее носили на руках.
Журналист ERR Астрид Каннель поделилась своими воспоминаниями о работе московским корреспондентом.
- Получилось так, что я отправилась в Москву вместе с мужем, который возглавил там местный офис новостного агентства BNS. Он предложил Аарне Раннамяэ, что я время от времени могла бы что-то делать в Москве. Через две недели мне позвонил Калле Муули из Päevaleht. Так я начала делать новости для Päevaleht и «Актуальной камеры». Все это казалось временным проектом.
— Это правда, что когда вы отправились в Москву, то не умели говорить по-русски?
— Идеально русским языком я не владею и сейчас, но тогда я вообще на нем не говорила. Не понимала, что говорят люди. Помню, мы сидели с Аарне Раннамяэ, он спрашивал обо мне, а я все с ужасом ждала, когда он поинтересуется, понимаю ли я вообще по-русски. Он не спросил, я тоже не сказала. Так с достаточно большого обмана все и началось. Пришлось нелегко, так как первая работа, которую мне пришлось сделать в Москве, была связана с государственным бюджетом, и супруг не мог мне помочь. Пришлось переводить газетные статьи со словарями. Отчаяние — лучший учитель, скажу я вам.
— Как происходило привыкание к жизни в качестве корреспондента?
— Был 1997 год. Денег у нас не было. Помню, как мы ступили на перрон в Москве: два журналиста с рюкзаками, со старой коляской, в которой был полуторагодовалый ребенок, и собакой, выглядевшей так, словно ее достали из трущоб. На перроне был знаменитый журналист. Он сделал вид, что не заметил нас. Так все и началось. Моя однокурсница Кадри Лийк поселила нас в своей квартире, уехав на год в Лондон. Это была очень маленькая квартира, я не знала язык, и нам приходилось работать сразу в нескольких местах. Начало было очень отчаянным. Первые полтора месяца мы были на грани срыва, но все время работали с целью преодолеть все. Первые полтора месяца в Москве также не было отопления. Помню, как проснулись все вместе на маленьком диване и поняли, что нам хорошо — ночью включили отопление. В тот момент осознали, что справимся.
— Многим телезрителям вы запомнились элегантным вопросом Владимиру Путину. Как он пришел вам в голову?
— Это было в 2005 году. На тот момент я уже четыре года жила в Эстонии, но у меня была виза, по которой я могла в любое время ездить в Россию. Так я и делала, поэтому многие не поняли, что я давно не живу в Москве. За то время, пока я работала в Москве, я ни разу не видела ни Путина, ни Ельцина. Работа журналиста не всегда предполагает встречи с государственными деятелями. Хотя многих я видела в Думе, где часто бывала. В 2005 году мы отправились с Москву на парад в честь 9 Мая. В тот раз президент Эстонии решил не участвовать, и Эстония была представлена лишь на уровне посла. Послом тогда была Карин Яани. С оператором Тауно Пейтом мы просто поехали снять сюжет. Так получилось, что появилась возможность отправиться на пресс-конференцию Путина. Такую возможность предложили, но только русскому коллеге из «Актуальной камеры». Я поступила нахально и воспользовалась приглашением. До сих пор чувствую свою вину. Мы отправились в Кремль.
Надежды, что удастся задать вопрос, не было. Из-за долгого ожидания представителей ЕС и Путина в зале возникла такая обстановка, когда начинаешь думать, что все эти пресс-конференции одинаковые, сейчас начнется цирк, люди будут говорить, что хотят, вопросы для них были утверждены полгода назад и задать их смогут только пять человек. К тому моменту, когда компания подоспела в зал, журналисты заметили, что у нас с оператором на одежде эстонские флажки и мы делаем пробные стендапы.
Из-за долгого ожидания было такое хорошее настроение, и я решила поиграть в дурочку. Каждый раз когда журналистам давали возможность спросить, я поднимала руку. Никто не поднимал, так правила ведь всем известны — никто не может задавать вопросы на свое усмотрение. И так получилось, что рядом со мной оказался молодой человек, передававший микрофон. Он должен был передать микрофон человеку, вопрос которого был обговорен, но замешкался. В итоге слово дали мне. До этого Путин успел заявить, будто бы у Эстонии есть какие-то территориальные претензии к России. Я спросила у него, какие же это претензии?
Он в ответ указал на мое владение русским языком, мол, как здорово вы говорите по-русски. Русский язык у меня был плохой, но тогда я обиделась и подумала, что несколько лет проработала в России и у русских есть такое хорошее качество, что они никогда над твоим умением говорить по-русски не смеются. Путин был первым русским, кто сделал замечание относительно моего языка. Я тогда рассердилась и подумала, что спрошу у него то, что мне действительно хочется и чего хотят все эстонцы — почему Россия не может извиниться за оккупацию? Нам было бы достаточно такого извинения, и можно было бы нормально существовать дальше.
— Действительно спонтанный вопрос.
— Абсолютно спонтанный. Задала его от всей души, после того как он придрался к моему языку.
— Астрид, вы также побывали под градом пуль в Украине. Что вас заводит как журналиста? Что заставляет подвергать свою жизнь опасности?
— На самом деле мне не нравится подвергать свою жизнь опасности. Не хочется бывать в местах, где тебя могут убить или ранить. Когда я в такие места отправляюсь, то представляю, как буду спасаться, кто меня спасет и как все будет происходить. Бросаться в омут очертя голову, по моему мнению, это глупость. Почему я отправляюсь в такие места? Я хочу видеть, как все обстоит на самом деле. Все может быть не так, как нам рассказывают информационные агентства или мы сами себе представляем. Репортер «Актуальной камеры» должен бывать на месте событий и как можно чаще. В этом есть своя ценность.
— Мы рассказываем истории, а на их фоне происходит большой технологический процесс. Как это повлияло на ваши сюжеты?
— Я не особо интересуюсь техникой. Мне больше интересен результат, которого техника позволяет добиться. Скажем так, интересует Вселенная, а не космические корабли. То же самое в журналистике. Я очень признательна, когда со мной очень хороший оператор. Думаю, смогла бы научиться и работе оператора или монтажера, но искреннего интереса к технической стороне у меня нет. Хочется, чтобы руки были свободными, чтобы я ничего не упустила. Работа операторов стала качественнее, они снимают больше и по-разному. Но я бывала в ситуациях, когда видела, что оператор бежит в неверном направлении и я ничего поделать не могу. Приходилось доставать телефон и снимать то, что действительно важно.