Подполковник Лупоносов рассказал о том, что деморализует силовиков

Сенсационные откровения офицера ГУБОПиК.

Почти 20 лет Станислав Лупоносов отслужил в милиции. Последние месяцы — в Главном управлении по борьбе с организованной преступностью и коррупцией.

Журналисты tut.by поговорили со Станиславом о специфике работы в ГУБОПиК и настроениях среди силовиков

«Силовики проморгали потенциал интернета»

— Расскажите, когда вы пришли в ГУБОП?

— Я работал в ГУБОП с июля по ноябрь 2020 года. До этого четыре года был в управлении «К» (по раскрытию киберпреступлений), ранее работал в управлении уголовного розыска (занимался в основном раскрытием преступлений об угоне автотранспорта). Меня давно звали в ГУБОП, в 3-е управление, которое занимается противодействием экстремизму, но я всегда отказывался. Когда предложили перейти в 1-е управление, согласился незамедлительно, это управление занимается пресечением коррупционных преступлений среди высших должностных лиц.

Предполагалась интересная работа. Наши коррупционеры обычно заточены не на прямые взятки, а на откаты, особенно распространенная схема — выигрыш на тендере нужной компании. Но поработать вплотную по коррупционным делам за это время мне почти не удалось. В первый же месяц меня откомандировали в 3-е управление, и я занимался установкой связей Сергея Тихановского. Ну как занимался, делал видимость, потом самоустранился. Если помните, в интернете была опубликована схема, кто был в команде Тихановского.

Вот похожий план тогда я и рисовал, контролировало это начальство, потом они показывали эти схемы и Макею, и дипломатам.

— А как эту схему составляли? Там Тихановскому приписали людей, которые его ни разу в жизни не видели, ничего с ним не обсуждали.

— Это были домыслы оперов. Были люди в обработке, надо было их как-то соединить. Реальности план не соответствует. Но практически по всем людям на этой схеме прошел каток репрессий. Те, кто на схеме, всегда закрываются, потому что с этим документом министр ходит, Лукашенко показывает.

— Силовики проморгали потенциал Тихановского?

— Конечно. Силовики вообще проморгали потенциал интернета. У нас руководители — люди старого типа мышления. Они не читают информацию в интернете, они не понимают, как это работает, поэтому долгое время не относились серьезно к Тихановскому и его деятельности.

— В Сеть попало аудио, где человек с голосом, похожим на Караева, говорит о том, что силовики не ожидали такого массового протеста в 2020 году. К чему готовились вы и ваши коллеги?

— Все думали, что будет, как в 2010-м, — все закончится одним днем. Никто не рассчитывал, что протест будет таким долгим и массовым, никто не расписывал план на такой случай.

— Был ли страх внутри системы, что Лукашенко может потерять власть?

— Страха не было, я бы сказал, что была неучтенная надежда, в глазах сотрудников это читалось. Боялись разве те, на кого есть компромат, им действительно есть что терять. А вообще около 400 сотрудников только центрального аппарата МВД поставили свою подпись за Виктора Бабарико, это серьезная цифра. Их фамилии узнали из списков, которые оцифровали сотрудники его штаба. Сейчас с сотрудниками, которые подписались за Бабарико, не продлевают контракты. То же самое происходит с теми, кто не проходит полиграф. После выборов начали задавать вопрос, голосовали ли вы за Лукашенко.

«Родственники спрашивают: «Ты кому служишь?»

— Караев в последнем интервью на посту министра заявлял, что события после выборов сплотили личный состав, все стоят друг за друга. По вашим ощущениям, так и было?

— Однозначно нет. Это просто идеологическая установка, которая не имеет под собой никаких оснований. На самом деле сотрудники ходили разбитые и разочарованные этой системой. Даже те, кто нарушили закон во время подавления протестов, жалели, что это сделали.

— Насколько болезненная тема деанонимизации силовиков?

— Очень болезненная, потому что родственники, как правило, все гражданские, постоянно звонят и спрашивают: «Ты что, замарался в этой системе? Ты народу служишь или кому?» Многих даже жены клевали. Они же все живут в обществе, работают в коллективе, детей водят в сад или школу. Теперь нужно все делать с оглядкой, и это конкретно выбивает из колеи, из нормального рабочего ритма. На телефон постоянно приходят сообщения, со всего мира, днем и ночью. Это невозможно игнорировать, это деморализует сотрудников.

— Но ведь сейчас управления собственной безопасности, а следом весь силовой блок встали на защиту сотрудников — за сообщения и комментарии возбуждают уголовные дела, фигурантам назначают наказания, близкие к максимальным. Это меняет ситуацию? Сотрудники чувствуют себя более защищенными?

— Нет, конечно. Вычисляют на самом деле единицы из всего объема комментаторов. И чаще всего это самые безобидные люди, которые толком не знают, что такое информационная безопасность, а многие знают и действуют хитрее. Кроме того, в Главном управлении собственной безопасности не так много сотрудников, чтобы справиться с тем потоком информации, которая приходит сотрудникам.

Мы практически сразу ощутили, что такое падение имиджа милиции. Оперативники выезжают на обыск, нужно найти понятых, а люди массово отказываются, некоторые даже в резкой негативной форме. Такого не было никогда, чтобы ты приехал на адрес и не нашел понятого! Показываешь удостоверение, тем более ГУБОП, а люди тебе оказывают «особое радушие».

«Задача стояла — все отбросить и заниматься протестами»

— Много свидетельств о том, что оперативники необоснованно применяют физическую силу при задержании. Чем они руководствуются?

— Указанием запугать людей. 10 августа, я сам слышал, было указание: бить всех, максимально калечить руки-ноги, чтобы завтра эти люди не могли выйти на протест. Никто не встал и ничего не сказал, но многие переглянулись. Раньше физическая сила практически не применялась. Массово это началось в августе 2020-го. А раньше сотрудников уголовного розыска, я знаю, сажали на долгие сроки за то, что даже бандиту, например, жесткому наркоману со стажем, отвесишь. Поэтому практически никто и не применял физическую силу. Зачем? Сидеть 5−10 лет потом? Кому это надо? Если эту практику не остановить, бить будут не только оппозицию. И власти потом сами ужаснутся, к чему это приведет. Но думаю, до этого не дойдет. Быстрее настанет победа.

— Почему вы так думаете? Никаких предпосылок сейчас нет: силовой блок выглядит как монолит, сотни людей сидят, и останавливаться правоохранители не намерены, сроки люди получают, близкие к максимальным, законодательство продолжает ужесточаться, все больше белорусов покидают страну.

— Экономическая ситуация сыграет свою роль. В августе на протест выходили обеспеченные люди, а не рабочий класс. Среди задержанных было много айтишников, предпринимателей, директоров фирм, были даже начальники филиалов банков. Когда смотришь на эти списки, конечно… А по телевизору говорят про наркоманов. Я посмотрел как-то: из тысячи человек ранее судимы 30, и то за преступления, которые были совершены в юном возрасте либо преступления уровня неуплаты алиментов, то есть нетяжкие. Я же ходил среди протестующих, смотрел на них — нормальные, добропорядочные люди.

— Какие задачи вам ставили после выборов?

— Задача стояла — все отбросить и заниматься протестами. Даже управление «К» было занято идентификацией участников акций, смотрели профили в соцсетях, вычисляли людей при помощи Kipod и писали рапорты о совершении правонарушения. Но я знаю, как исполняли эту работу некоторые сотрудники. Смотрят по фото: врач, нормальный человек — рапорт не пишут, типа не установлен — и такое было.

— Компания Synesis утверждает, что их программа Kipod не использовалась для идентификации протестующих в Беларуси. Они обратились по этому поводу в суд, так как их внесли в санкционный список.

— Я сам лично работал с этой программой. Ее алгоритмы используются для идентификации людей.

— Верят ли сотрудники пропаганде, что протестами управляют иностранные кукловоды, на марши выходят проплаченные алкоголики и проститутки, которые хотят жестоко отомстить силовикам?

— Им удобно в это верить. Многие просто соглашаются с такими правилами игры — только не трогайте меня. Люди сидят на кредитах, на квартирах. Мысли у них в этом направлении.

— А мыслей о том, что за нарушение закона могут привлечь к ответственности нет?

— Ну они думают, что это никогда не вскроется, что люди пережили 2010 год — переживут и 2020-й, что Лукашенко гарантировал им неприкосновенность. А если он уйдет, здесь будет Россия, которая точно так же будет их прикрывать. И никто не задумывается, что Россия может поставить своих людей.

«Если не выполним работу, нас расформируют»

— Периодически ходили разговоры о том, что ГУБОП нужно расформировать, поскольку проблемы с организованной преступностью, как это было в 90-х, давно уже нет.

— Лет десять об этом говорят, но в последнее время этот вопрос уже не поднимается, потому что ГУБОП превратился в орган политического сыска — чтобы выжить. Именно так нам доносило руководство: если не выполним работу, нас расформируют. Политическими делами в основном занимается 3-е управление в центральном аппарате, 3-й отдел в Минске и областных городах. Сейчас они активно работают по чатам, внедряются, находят самых активных участников, которых потом задерживают.

— Было странно видеть, как оперативники ГУБОП с палками бегают по улицам и задерживают участников маршей. Неужели настолько не хватало сотрудников специальных сил, что пришлось привлекать и ГУБОП?

— Многие сами вызвались. Людям пообещали премии, квартиры, другие преференции. Бегали тогда даже не простые офицеры, а полковники и подполковники, вместе с бойцами сил специальных операций. Когда мы стояли у здания ГУБОП на Революционной, высказывалась идея взять лампочки, залить их краской и бросать в машины, которые сигналят — так это раздражало. На действия сотрудников ГУБОП негативно отреагировали не только обычные люди, но и коллеги из других управлений, смотрели на это неодобрительно и осуждающе.

— Расскажите про зарплаты. Первые дни после жесткого разгона ходили слухи, что сотрудникам ОМОН выдали чуть ли не по 5 тысяч рублей премии.

— Такого не было. Не знаю, кто придумал такие цифры, омоновцы получили обычные премии — порядка 1000−1200 рублей, плюс зарплата под 2 тысячи. У меня в ГУБОП была зарплата 1500 рублей, у начальников отделов — по 1800 рублей. Деньги не такие уж и большие, но не стоит забывать про квартиры — тем, кто нуждается в улучшении жилищных условий, многие приехали в Минск из регионов.

— В МВД говорят, что службу покинуло несущественное количество сотрудников. Вы доверяете этой информации?

— Точных данных нет, но за последние годы это был самый массовый уход, и он не останавливается. Многие, я знаю, сидят до конца контракта, особенно если остается немного до выслуги лет (дает право на повышенную пенсию). Мне, кстати, восемь месяцев оставалось до «двадцатки», и это серьезный аргумент, я отдал этой системе много сил и лет, было обидно, что все так заканчивается. Но я просто думаю на перспективу и не хочу, чтобы меня использовали против моего же народа. Последней каплей стала смерть Романа Бондаренко. Это был удар для всех, сотрудники в разговорах осуждали это, все понимали, что это полная дичь, такого быть не должно. И по своим каналам все знали, что он был трезвый.

Из ГУБОП я ушел первый. Многие говорят: «А куда нам идти? Мы больше ничего не умеем делать». Сидеть охранником в банке — так себе перспектива. На самом деле ушли из системы самые толковые сотрудники, я со многими общаюсь, все они довольны и не пожалели о своем решении, многие прошли курсы, нашли достойную работу. Но для общества это, конечно, проблема — в системе все меньше принципиальных людей, лояльность власти стоит выше профессионализма. Кем их заменят, я не представляю.

— Если денег не станет, силовики готовы потерпеть где-то себе во вред, но остаться верными системе?

— В минус, я думаю, никто служить не будет. У всех дети, кредиты. Предел терпению есть, а если еще не платить, будут уходить из системы.

— Руководство ГУБОП заявляет, что во многом информация, опубликованная BYPOL, была передана именно вами. Это так?

— Это не так, но ГУБОП может себя этим успокаивать. Информация как поступала, так и будет поступать. Мотивация бывших и действующих силовиков — показать беззаконие, которое сейчас творится, призвать сотрудников действовать в интересах народа, служить по закону, а не по преступным приказам.