«Это самый нищий район, а не бедный»

Шокирующий репортаж из Шарковщины.

Шарковщина — это название райцентра, а не местности. Если бы назвать район на манер «Шчучыншчыны», получилась бы… «Шаркаўшчыншчына». Эти места не упоминаются в песнях и мемах, но очень заметны в отчетах Белстата по средней зарплате — самой низкой по стране. Дария Спевак из Onliner отправилась в самый бедный регион страны посмотреть, чем живут люди и какие у них настроения.

В самом популярном паблике Шарковщины во «ВКонтакте» неудивительно найти объявления типа «Куплю автомобиль до тысячи рублей» или «Покупаю алюминий, медь, латунь». 70% выручки от реализации всей продукции района приходится на агропромышленный комплекс. Увы, в нашей реальности это значит, что местность, мягко говоря, не шикует. Люди, естественно, тоже — особенно если они не при чинах и званиях.

Ранней весной у нас все выглядит словно в Припяти (голые и устрашающие деревья будто намекают на постапокалипсис), но повсеместная разруха в районе подпитывает впечатление безнадеги. Однако уныние считается смертным грехом, поэтому надежда на проблеск достойного уровня жизни теплится. Да и яркое раннее солнце благословляет на эту миссию.

Для райцентра-шеститысячника (6400, если быть точным) активность в городском поселке завидная: местные жители спешат с обеда и на обед, за покупками и просто пообщаться друг с другом. С виду в Шарковщине немало молодых людей.

Влад и Вадим пару месяцев работают в дорожном ремонтно-строительном управлении, отдыхают в двух местных клубах. Спрашиваем, получают ли они «по 500».

— Ага, дождешься, — смеясь, отвечают парни. — 350 рублей, минимальную получаем. На еду и одежду есть — и все, живем с родителями. Были мысли в Минск поехать, но пока здесь. Нормально в поселке зарабатывают только в милиции и МЧС.

Оказывается, не только в этих структурах получают хорошие по меркам Шарковщины зарплаты. Фармацевты Алексей и Марина отрабатывают распределение в местной аптеке — получают более 700 рублей в месяц.

— Наверное, это единственное место, где можно [нормально] получать. В принципе, жить можно. Кроме покупок еды и одежды, можно немного копить, — признаются молодые люди. Хотя практически никто из их одноклассников не остался на малой родине. И отдыхать, говорят они, здесь негде — приходится ехать в Витебск или Минск.

— Не знаю, каких ответов вы здесь ищете, но… — начинает парень.

— Да вот как есть.

— Ну так вот «повезло» нам, — заключает он.

Местная жительница Оксана говорит, что люди здесь работают и живут «как-то потихонечку». У нее свой женский коллектив в местном Доме культуры, она старается вносить свою лепту в отдых местных жителей.

— Я работник культуры, а так люди работают где есть: магазины, колхозы — думаю, вы знаете, кто где может у нас работать, — начинает женщина. — Я получаю 500 рублей. Налоги заплатить хватает. Муж работает, у него ИП — как-то крутимся, надеемся на себя.

Она отмечает, что бизнес в Шарковщине понемногу развивается: постоянно открываются магазины.

— Раньше было совсем печально, а сейчас развитие идет. Хуже не становится, зато как есть, — оценивает положение поселка Оксана.

В поисках бизнесменов, прошедших огонь, воду и лихие девяностые, отправляемся на местный рынок. Здесь точно знают все об экономическом положении региона! В будни здесь работает пара-тройка точек. Как потом оказывается, не столько для прибыли, сколько для развлечения: все же веселее, чем сидеть дома.

— Средняя зарплата в Шарковщине — самая маленькая в Беларуси. Тут даже нечего об этом говорить: видно по народу, — с ходу и со знанием дела заявляет предприниматель Виктор и указывает в сторону райисполкома. — Больше всех у нас зарабатывает «Белый дом», но там все засекречено.

— Самая большая зарплата — вроде 2400, — подхватывает его коллега Николай.

— Самая большая зарплата у тех, кто не работает! — быстро перетягивает чашу весов на свою сторону Виктор. — Раньше наоборот было: кто работает, тот и ест.

Он сравнивает торговлю на рынке десятилетней давности с теперешней кратко и емко: «небо и земля». Говорит, что сейчас за день вообще может ничего не продать. Товар у него — сапоги «для Шарковщины» и другая обувь, которая пригодится в хозяйстве.

— Сегодня даже не подходили спросить. На выходных немного получше: хотя бы не ноль, — рассказывает об успехах предпринимательства мужчина.

Отмечаем, что он так и не закрывается. Отшучивается, что убегает от жены, сам уже на 350-рублевой пенсии: говорит, все уходит на «коммуналку» и лекарства, что останется — на хлеб и молоко.

— Брат мой на тракторе работает — получает около 300 рублей, 270 вроде. Даже минимальной нет, но как-то один живет, — подключается Николай.

— Здесь большой колхоз, а не район уже. Но, наверное, везде то же самое. Но там, наверное, еще есть какая-то стабильность, а у нас тут не знаешь, где проснешься, — заключает Виктор.

Позитива пока немного, но жить как-то нужно. Житель поселка Владимир около десяти лет работает кровельщиком в ЖКХ, содержит семью с 8-летним ребенком.

— Как живут люди у нас? Плохо! — с ходу оценивает мужчина; вопрос о том, есть ли у него средняя зарплата по стране, он называет издевательством. — Рублей 300, наверное, выходит… Может, чуть больше.

Замечаем, что в целом Шарковщинский район — самый бедный в стране.

— Это самый нищий район, а не бедный. Все хуже, хуже и хуже, — сразу парирует Владимир. — Экономишь сам на себе — да и все, надо же как-то ребенка растить. Тяжело.

Спрашиваем, не искал ли он другую работу, ведь прожить на 300 рублей с ребенком — это как минимум подвиг или искусство.

— Работы очень много, но после 45 никто не берет. Я пытался искать. За границу — бесполезно, наши многие из России приезжали и голые, и без денег, как говорится, — отвечает местный житель.

Просим Владимира назвать самые лакомые рабочие места в поселке — вспоминает только горгаз, остальное, говорит, развалилось.

— В Шарковщине ведь ничего своего не осталось, отдали в подчинение Браслава, Глубокого и других городов, — перечисляет мужчина. — Нужны грамотные руководители, которые будут работать, а не делать вид, что работают. Сейчас о человеке практически никто не думает.

Месяц назад в Шарковщине открылось первое в жизни поселка суши-кафе. Но есть опасения, что оно может стать и последним. Хотя местные любят приходить за роллами, работать тут некому.

— Мы сами из Витебска, наша точка есть и в Глубоком. Шарковщина — маленький поселок, здесь заведений нет вообще, вагончик с шаурмой — это максимум. К нам приходят семьи с детьми, много молодежи и даже пенсионеры. Для них это в новинку. В основном, конечно, посещают в выходные, но и в будни немало заказов: 30—40 в день есть, — начинает Юлия.

Витебские сотрудники приехали сюда, чтобы набрать и обучить персонал из числа местных, а потом отправиться домой.

— Самое интересное, что никто не хочет идти работать, — улыбается она. — Сколько объявлений подавали — спрашивают, что и как, и думают, что здесь тяжело. Говорим: придите посмотрите, подойдет или нет, — но даже не приходят. Зарплата у нас достойная, но, вообще, все зависит от графика. При большом желании может выйти и средняя по стране.

Сейчас, спустя месяц работы, в заведении стажируется только одна девушка.

— Очень многие боятся: а вдруг не получится? — подытоживает Юлия.

Чтобы поглубже погрузиться в жизнь района, выезжаем за пределы Шарковщины и изучаем «Шарковщинщину». Мы заранее узнали, что в деревне Новоселье работает швейная фабрика на 35 рабочих мест, которую создал неравнодушный местный предприниматель. Но по приезде оказалось, что здание пустует и признаков жизни здесь нет. В окне виднеется швейное оборудование — а внутри ни души. Выходной, особый график или что еще — тоже непонятно. Но, учитывая, что владелец фабрики вступал в дискуссию во время августовских событий в районе, надеемся, что все хорошо. Едем дальше.

Намертво забитый магазин, двери которого почему-то охраняет собака, полуразрушенные колхозные и частные здания, самодельные украшения огородов и обочин — то, чем отличается район. Единственный проблеск среди этой серости — барочный костел, облагороженный с душой и старанием. Если не повезет, на подходе к нему вас встретит стая разъяренных гусей — придется бегать спринты.

По дороге встречается и деревня с экстравагантным для Шарковщинского района названием — Столица. Вот здесь-то жизнь и должна кипеть! Или нет. Оказалось, что Столица ничем не отличается от трансформированных в агрогородки пустеющих деревень по всей стране. Но пара колхозных сараев выглядит так, будто здесь оставили свой отпечаток модернизация, оптимизация и все эти слова на «-ция», которые мы битый год слышим от чиновников.

В «столичном» колхозе работает 57-летний Венедикт — символ электората мечты. На таких людях, кажется, и держится весь наш зыбкий мир — работягах до седьмого пота, преданных своему делу и всегда довольных реальностью.

— У меня на содержании 145 голов. Смотрите, порядок какой у меня, — с любовью к делу, а не выхваляясь говорит Венедикт. — Работаю я тут с ноября, мне все нравится, потому что тихо и спокойно. Я один работаю здесь, никто мне не мешает.

До этого мужчина жил в Шарковщине, но после смерти родителей отдал квартиру дочери и перебрался в соседнюю от Столицы деревню. До работы ему три километра — чаще всего «как придется»: пешком или на велосипеде. Но привык.

— У меня порядочек, — снова говорит он. — Прихожу сюда к шести утра: мне нужно отбросить все это сено, убрать остатки, мякину, потом подбросить сено. А в восемь часов я получаю муку, отбрасываю сено и высыпаю ее. После муки, когда все будет чисто, снова даю сено. Уборка, вода — все вручную. Управляюсь часов до одиннадцати, потом прихожу в начале пятого вечера, в девять домой.

Выходных у Венедикта нет, да и не любит он, когда его подменяют: приходится все переделывать. С таким графиком мужчина получает 600 рублей на руки.

— Тяжело, но работой доволен, — признается он. — Самые успешные фермы у нас — в Германовичах и Столице.