Молодое поколение должно сказать свое слово.
Об этом заявил в комментарии сайту belaruspartisan.by бывший глава Нацбанка Станислав Богданкевич.
– Как вы оцениваете данный этап истории Беларуси? Еще недавно был общественный подъем, а теперь рассматриваются тысячи уголовных дел в отношении протестовавших.
– Да, мы видим полный регресс. Я считаю, в Беларуси сейчас установлен тоталитарный режим. Уровень репрессий зашкаливает. Надежды на быстрое оздоровление ситуации в стране у меня нет.
И все-таки я сохраняю оптимизм. Считаю, что режим не может просуществовать в нынешнем состоянии длительное время. У него нет будущего.
У меня надежда на молодежь. Молодое поколение должно сказать свое слово – в том числе среди власти, МВД, КГБ и других силовых структур. Там же работают не только те прохвосты, которых нам показывают по телевидению.
Уверен, что там масса нормальных, образованных, культурных людей. Они затаились, но со временем они должны проявить себя.
– Почему не получилось сменить власть в августе-сентябре прошлого года?
– У людей была надежда на то, что режим более рационален, чем он оказался. Народ думал, что когда Лукашенко увидит, что он остался без его поддержки, то сам уйдет в отставку.
Но если наш народ оказался европейским, то власть азиатской. Поэтому европейский сценарий «бархатной революции» не сработал.
Если бы был хотя бы небольшой нажим со стороны России (и гораздо более сильный со стороны Запада), то, думаю, власть не удержалась бы. Поэтому небольшая надежда в этом плане еще остается: что в России будет меняться структура власти и что Байден в США предпримет более серьезные шаги в защиту демократии, прав и свобод человека.
– Вы сказали о надеждах на молодое поколение в силовых структурах. А что думаете о их руководителях?
– Они держатся за свое место под солнцем. Но я не думаю, что они мыслят также как Лукашенко. Они по-иному оценивают ситуацию и, наверное, понимают, что Лукашенко – это вчерашний день.
Лукашенко постоянно меняет руководителей силовых структур – из страха, что они объединятся и пойдут на переворот. И я считаю, что он правильно думает.