Священник пояснил, почему церковь должна свидетельствовать правду.
— Трудно сказать, оптимист я или пессимист, но верю, что Господь нас не оставит. Каждая историческая эпоха дает свой путь к познанию истины. Самое главное, чтобы человек не заглушил голос совести. А совесть постоянно «блямкает» по нашему колоколу, призывая к покаянию, — размышляет Архиепископ Гродненский и Волковысский Артемий (Кищенко) в интервью, которое разместил канал Свято-Покровского собора.
О доме
— «Остановись, прохожий, и почти мой прах, я уже дома, а ты еще в гостях». Где бы мы ни были, мы все скитальцы на Земле. Но лучшее место для скитания — это Беларусь. Мой папа украинец, мама белоруска.
Когда я учился в Ленинграде, это было что-то особенное — приехать из Советской Беларуси и столкнуться с интеллигенцией, с инакомыслием, с диссидентами, с религиозными лидерами, с отголосками того потенциала, который имела церковь в старые времена. Это, конечно, было небо на земле.
Пока я жил в Беларуси, никогда не бывал в Гродно. Есть такая тенденция, что западные города более свободолюбивые, самовыражение народа в них бывает более ярким. Можно сравнить Питер и Москву, Львов и Киев. Гродно — западная столица, он постепенно стал для меня родным городом. И теперь, когда я говорю «едем домой», это значит, что едем в Гродно.
О положении Белорусской православной церкви
— Я ощущаю нас странствующими по пустыне. Мы знаем, что был вавилонский плен семьдесят лет, и столько же была советская власть в наших краях.
Богоизбранный народ сорок лет путешествовал по пустыне, хотя от Египта до Святой Земли рукой подать. Это был период очищения от языческого уклада жизни, вымирало поколение рабов. Во время странствия рождались свободные люди, и уже из них формировалось новое общество, которое вошло в Святую Землю без рабовладельческих комплексов.
С 1990 годов что-то похожее получается и у нас. Беларусь немножко запоздала, как последний велосипедист отстает. Сейчас мы еще идем по пустыне в поисках Бога, мы еще ищем Бога. И в этом поиске много искушений. Если в советские времена церковь была лидером инакомыслия, то сейчас она это лидерство потеряла…
Сейчас церковь проходит реанимацию, ходит на костылях. И сейчас как раз формируется это новое поколение свободной молодежи, которая меняет нашу церковную жизнь, и в Гродненской епархии это тоже видно.
Во что превратились церковь и религия в нашей реальной жизни? В использование Бога в своих целях… Основная масса приходит не за верой, не за изменением жизни, не за богопознанием, а просто — «помоги мне».
Смысл воцерковления — преображение человека, изменение его сущности, изменение человеческой личности. А этого не происходит в нашей религиозной жизни, получается какой-то политико-идеологический субстрат с элементами религиозности. Бюро похоронных услуг с элементами религиозности. И чтобы вырваться из этого болота нужно покаяние в смысле изменения самой жизни.
Мы дети атеизма, советские люди, мы воспитаны в звериных законах, в борьбе за выживание — «уничтожь врага», а не «борись со злом»…
Читаешь записки батюшек, где они сами себя ругают, что они чиновники государственные, получают в казне деньги, от государства получают назначения на приходы, зависят от этой структуры, где в первую очередь важно быть образцовым чиновником.
По-моему, патриарх Тихон писал «Как я завидую мученикам древней Церкви!». И Господь дал им возможность пережить такой перелом. Батюшки эти были не сверхлюди, не инопланетяне, они были такие же противные попы, как и сегодня у нас по улицам ходят. Но они в трудную минуту не отступили и отдали свою жизнь за Христа. Это были единицы, основная масса ушла. Но на них надо ориентироваться, «вы — свет миру, вы — соль земли».
Об отношениях церкви и государства
— Между церковью и государством идеальных отношений быть не может. Что такое государство? Это механизм насилия. Как у немецких философов — чудовище, которое все пожирает.
Мне нравилось, как патриарх Кирилл в бытность митрополитом Смоленским объяснял слова, что «всякая власть от Бога». Это иногда так преподносят, будто если власть есть, значит, она Богом помазана и надо только руки целовать.
Церковь этого не признает, она говорит, что от Бога — сам институт власти. Поврежденное грехом человечество не может быть бесконтрольным. Митрополит Кирилл это сравнивал с дорожным движением — если не будет регулировщика, то будут сплошные аварии. Смысл власти — руководить общественной жизнью.
У нас власть, «кормчий», часто ассоциируется с «кормушкой», но в христианском понимании власти помазание на царство или священство символизирует самопожертвование. Тебе дана власть, за которую ты перед Богом ответишь. Князь шел впереди войска с мечом, а не из Кремля или из бомбоубежища контролировал ситуацию по радио.
Поэтому власть — это пастырство, данное человеку, с которого Бог все спросит. А церковь не должна зависеть от сильных мира сего. Она должна свидетельствовать правду.
Вот недавно посмотрел фильм «Царь» — руки трясутся. Вот такая позиция должна быть у Церкви.
Об идеологии и христианстве
— Я считаю, что вся история Церкви — это история нашего пленения, когда христианство превращается в идеологию и политику… В России Митрополит Филарет Московский (1782 — 1867) говорил императору: «Вы поставили на колени церковь, а следующими на колени станете вы». Все в истории повторяется.
Я всегда сравниваю церковь с медициной. Мне не может главврач сказать, какой политики мне придерживаться, он не может мне какую-то национальную идею привить, это не его дело. Главврач только может мне привить здоровый образ жизни, он может спасти мою жизнь.
«Спаси и сохрани» — это не про спасение от неприятностей, а про спасение сущности нашей жизни, которая оторвана от Бога и потеряла изначальный смысл. Вот предназначение церкви — соль земли и свет миру. И каждый из нас призван быть исповедником Христа.
О политике
— Я политикой не интересуюсь, согласен с мнением, что политика — это грязь. Вот у нас, допустим, есть несколько христианских конфессий. И часто ведущая конфессия при помощи власти пытается своих конкурентов подвинуть. Это политика, нездоровая и нехорошая, которая к добру не приведет.
Живи по-христиански, чтобы за тобой сохранилось первенство, а не пытайся внешне его насадить. Политика, борьба за власть — дело нечистое. Я не говорю о политике, я говорю о принципе жизни. Что такое была советская политика, советская идеология? Человек —это маленький винтик в большом механизме, и главное — чтобы механизм существовал.
А я говорю, что главное — это человек, и чхать я хотел на этот механизм. Нет ничего выше в земных реальных условиях, чем образ и подобие Божьи, заложенные в человеке, чем человек как свободное существо и личность, как сопричастник внутренней божественной жизни Святой Троицы. Поэтому христианство на первое место ставит человека.
Как у Достоевского — за каждую слезинку ребенка общество несет ответственность. А у нас за каждую каплю крови никто ответственности не несет…
Моя сестра покойная ухаживала за одним пожилым интеллигентным человеком, и он ей говорил: «Я сидел при поляках, я сидел при советах, я сидел при немцах». Нормальный христианин не может не сидеть ни при немцах, ни при поляках, ни при советах!
Самое страшное, что сущность веры растворяют в вопросах этого мира, и наша задача — не дать Церкви раствориться. Церковь должна иметь свой голос, голос правды.
В моем поколении часто главное было — приспособиться. «Не говори, что ты христианин, никому не показывай, вступи в комсомол, ты же не отрекаешься от Бога!»…
Спрашиваешь порой: «А как это вы эти атеистические традиции поддерживаете, вы и ваши дети, вы ведь христиане, молодые и образованные?» И в ответ: «А что в этом плохого?» Ну, вы тогда последователи тех, кто убивал христиан и уничтожал Церковь.
И сейчас тяжелые моменты в нашей Церкви — это следствие тех гонений. Ведь христианство наше находится на Беломорканале, наши пастыри на Соловках лежат. А сколько на нашей земле погребено? К 1939 году ни одного храма не было открытого в Восточной Беларуси, тысячи священников были расстреляны.
Нам сейчас нужно учиться ходить заново. Наша задача — сделать анализ церковной истории. Пленение царское, самодержавие мы испытали, знаем, что такое оккупационный режим, знаем, что такое безбожие.
А вот как быть свободными христианами даже и понятия не имеем. Если каждый христианин будет спасаться, то зло не сможет существовать в нашей жизни. А если только «моя хата с краю», тогда, конечно… Нет, «я — христианин, поэтому извините, я в пионеры не пойду».