Суд над Коноваловым и Ковалевым был откровенным издевательством над логикой.
В десятую годовщину взрыва в минском метро публикуем главу из книги лидера гражданской кампании «Европейская Беларусь» Андрея Санникова «Белорусская Американка или выборы при диктатуре».
— За стенами «Американки» между тем разгорался серьезный финансовый кризис. Чуда не произошло. Вброс режимом сотен миллионов долларов на подкуп избирателей, на колхозный пиар и укрепление репрессивного аппарата привел, как мы и предсказывали, к валютной лихорадке, девальвации и подвел Беларусь к пропасти дефолта. Начиналась паника из-за отсутствия валюты в обменниках.
В то же время дела против нас разваливались. Видно было, что никак не получалось склеить ни заговора, ни попытки государственного переворота, ни даже захудалого шпионского дельца. Западные санкции могли стать реальностью, а Кремль выручать не торопился.
И вот в этот катастрофический для Лукашенко период 11 апреля 2011 года происходит взрыв в минском метро, теракт.
В мою камеру буквально ворвался начальник тюрьмы Орлов. С порога начал орать, обращаясь ко мне:
— Это все вы и ваши друзья!
— Что случилось? — я был ошарашен.
— Включайте телевизор, смотрите новости! Теракт в метро!
— Так вы же сигнал отключили.
— Я говорю включайте и смотрите, там кровь, жертвы, раненые, убитые. Вы этого хотели?
Взрыв произошел на станции метро «Октябрьская», центр города, район, в котором я вырос. Я сообразил потребовать список пострадавших, как только он появится. Могли быть знакомые. Но первая мысль была о Даньке, который очень любил кататься на городском транспорте, не один, конечно, со взрослыми.
На следующий день, когда предполагаемых террористов задержали, меня доставили в кабинет к Орлову, и он стал мне показывать видеозаписи якобы с камер наблюдения. Различить что-то на экране было сложно, но все же я увидел, что на записях фигурировали разные люди, а не один «установленный» террорист. Орлов суетился, расхваливал работу КГБ и милиции, вновь возвращался к видеозаписям, настаивал, чтобы я смотрел внимательнее. Я вернулся в камеру, не зная, чего ожидать дальше.
Наконец принесли список пострадавших. 14 погибших и раненые. Знакомых имен не было, но список был страшным. Погибли люди.
Очень быстро власти озвучили предполагаемые мотивы совершения теракта. Два из них были политическими: дестабилизация обстановки и действия молодежных радикальных групп. Третья версия — исполнитель был психически нездоров. Председатель КГБ Зайцев и вовсе выдал изначальный гэбешный план, заявив, что теракт в метро — месть за суды над оппозиционерами.
Сразу же вспомнилось, что нам, арестованным 19 декабря, пытались шить организацию массовых беспорядков именно с целью дестабилизации обстановки в стране. Дальше — больше: по прямому указанию Лукашенко начались допросы оставшихся на свободе оппозиционеров. Лукашенко, а вслед за ним послы Венесуэлы и Кубы озвучили версии о причастности западных государств к теракту в метро, а Лукашенко стал истерично на публику требовать выражений соболезнований от этих государств, хотя все они публично осудили теракт и предложили помощь жертвам.
Стало понятно, что диктатура нашла способ отвлечь внимание населения от катастрофического положения в стране, сбить волну солидарности с политическими узниками и переложить на Запад вину за крах в экономике.
Были обнародованы имена подозреваемых: Дмитрий Коновалов и Влад Ковалев. Все дальнейшее походило на плохой спектакль, в конце которого Коновалов и Ковалев были расстреляны. Ни во время следствия, ни во время процесса не было найдено и предоставлено убедительных доказательств вины двух молодых людей 25 лет. Напротив, все больше становилось вопросов и сомнений в их причастности к трагедии в метро.
Единственная версия, которая логично объясняла это чудовищное преступление, состояла в причастности к его совершению спецслужб. Эту версию все чаще озвучивали и на воле. Некоторые СМИ на Западе прямо писали, что больше всего теракт был выгоден Лукашенко.
Аргументы в пользу этой версии были видны и внутри «Американки». Когда я узнал время совершения теракта, то вспомнил, что Орлов вломился ко мне в камеру меньше чем через час после взрыва. Никаких версий еще не было и быть не могло, а он уже кричал о теракте с политическими целями.
Орлов сообщил мне при очередной «беседе», что подозреваемые уже несколько дней содержатся в «Американке».
— Они либо не террористы, либо вы политических боитесь больше террористов, — сказал я.
— Это как?
— Ну, специально для нас здесь появились «маски» с определенным заданием, а «опасных преступников» охраняют в штатном режиме.
На следующий же день меня вновь повели к Орлову, как я понял, только для того, чтобы я в конце коридора увидел со спины маленькую девчушку и сопровождающего ее охранника в маске. Только вот охранник вел девушку чрезвычайно деликатно и спиной был похож на одного из «наших» вертухаев.
Позднее со Змитром Бондаренко мы сопоставляли свои впечатления о поведении гэбешников после теракта. Ему Орлов тоже показывал видеозаписи камер наблюдения в метро и обратил его внимание, что Коновалова в метро вели несколько человек. Мы также вспомнили крайне нервозное поведение гэбешников накануне теракта, они явно чувствовали себя не в своей тарелке. Шуневич даже накануне теракта обронил, что «ястребы» не дремлют. В одной из «бесед» с Змитром Орлов признался, что после теракта и его «блестящего» расследования рейтинги Лукашенко пошли вверх.
После взрыва в метро стали в спешном порядке готовить суды над основными фигурантами дела по 19 декабря. Первоначально предполагалось, что следствие и знакомство с делами продлятся до середины мая, но нам ужали все сроки, и уже в апреле пошли суды.
Уверен, что по задумке сценаристов наших судебных процессов и раскрытия теракта в метро, эти дела должны были пересекаться. Нас должны были связывать с террористами, если не напрямую, то в плане общей цели: дестабилизации ситуации в Беларуси.
Но наши дела рассыпались, люди не верили в то, что теракт совершили Коновалов и Ковалев, солидарность с политзаключенными не ослабевала, и власти вынуждены были от превоначального замысла отказаться. Сейчас им важно было как можно быстрее засадить нас за решетку и разделаться с «террористами».
В этот момент режим прибег к уже испытанному способу оправдать свои действия мнением международного эксперта. На этот раз были не эксперты ОБСЕ, как в делах Автуховича и Бебенина, а целый генеральный секретарь Интерпола Рональд Ноубл. Он примчался в Минск по приглашению спецслужб через месяц после взрыва в метро и не скупился на выражения восторга по поводу «беспрецедентно высокого уровня расследования преступления». Естественно, о расследовании он знал только со слов гэбешников.
На самом деле Рональд Ноубл продемонстрировал беспрецедентный уровень цинизма, приехав в разгар политической расправы над оппозицией для того, чтобы поддержать палачей из КГБ, руководивших этой расправой.
Руководитель Интерпола продолжил гнуть свою линию и дальше. Когда спешно и подло расстреряли Коновалова и Ковалева, что вызвало возмущение общества и острую критику действий режима и Интерпола, он обвинил СМИ в необъективности и вновь поддержал диктаторский режим.
После суда над «террористами», который был откровенным издевательством над логикой, все вещественные доказательства были уничтожены властями. Так поступают только для того, чтобы замести следы.