«КТ показала поражение 85% легких»

Гомельчанка оказалась на границе между жизнью и смертью — и выкарабкалась.

Когда гомельчанка Елена пришла в областную больницу для прохождения планового лечения, она и подумать не могла, что через несколько дней окажется в реанимации с тяжелейшей формой COVID-19. О том, чем «ковидное» отделение отличается от всех остальных, почему у медсестры на защитном костюме нарисован смайлик, зачем перебирать арахис в реанимации и как лак красного цвета связан с динамикой выздоровления, Елена рассказала «Сильным Новостям».

Каждый день Елены полон забот. У нее прекрасная семья: любимый муж, две чудесные дочери, дружные родственники, близкие и дальние. А еще Елена — неравнодушный человек, который всегда с готовностью приходит на помощь: подскажет решение в сложной ситуации, предложит реальную поддержку, если это в ее силах, да и просто выслушает и искренне откликнется на событие в жизни другого человека. С таким отношением к людям вовсе не удивительно, что заботы о себе и своем здоровье откладываются на потом. Но рано или поздно проблемы приходится решать. Когда Елена оформляла нужные документы в приемном покое областной больницы, она в уме прикидывала, что назначенное ей лечение займет дней десять, максимум — две недели, и она вновь вернется к привычному ритму своей жизни.

В отделении все шло своим чередом: четко расписанный режим, плановые процедуры. Через несколько дней после очередной вечерней капельницы Елена почувствовала себя плохо. Столбик термометра пересек отметку 39. К утру ситуация не изменилась. Через несколько часов с положительным результатом ПЦР-теста Елена оказалась в «зоне» — в отделении больницы, где лечат больных с коронавирусной инфекцией.

— Поначалу я не очень-то и испугалась, — вспоминает Елена. — Наверное, мы понемногу привыкаем жить в пространстве пандемии. Конечно, на рожон не лезем, соблюдаем меры предосторожности, но уже без фанатизма, который у некоторых проявлялся, когда в Беларуси зарегистрировали первые случаи заболевания ковидом. Когда все только начиналось, тревогу вызывала даже машина скорой помощи, которая въезжала во двор, не говоря уже о входящих в подъезд медиках в защитных костюмах с баллонами, с дезинфицирующим средством в руках.

Людей, которые никогда не попадали в больницу, немного. У всех, кто когда-либо проходил лечение в таком учреждении, в памяти сохранилась в чем-то похожая картина.

— Поверьте, отделение, в котором я оказалась, не похоже на те, в которых мы лечились от других напастей, — заверяет Елена. — В «ковидном» больше всего поразили пустынные коридоры и абсолютная тишина.

Мне приходилось и слышать, и читать, что многие люди психологически очень тяжело принимают известие об этой болезни — и это проявляется иногда неожиданно. Медсестра предложила положить мой пакет с фруктами и йогуртами в холодильник и попросила его подписать, чтобы не было путаницы. На прикроватной тумбочке у соседки по палате лежала ручка, я без всякой задней мысли попросила разрешения ей воспользоваться. В ответ услышала: «Нет. Это личная вещь. Может, у меня степень заражения выше, чем у вас. Зачем вам это?» Казалось бы, мелочь, но…

Результат компьютерной томографии — поражено 25% объема легких — был, конечно, тревожным, но Елена была настроена на лечение и верила в его результат.

— Когда лечащий врач спустя несколько дней подошла к моей кровати, я поняла, что что-то не так. Но цифру, которую она озвучила, услышать я не ожидала. КТ показала поражение 85% легких.

Елену срочно перевели в реанимацию. Там она провела более двух недель.

Сейчас Елене не хочется говорить о том кошмаре, в который она погрузилась в те дни. То, что испытывает человек с таким процентом поражения легких, передать словами тому, кто этого, к счастью, не испытал, почти невозможно, считает Елена.

— Ты делаешь вдох, а у тебя на груди словно тяжеленная гранитная плита: успел вдохнуть немного воздуха, а на большее уже сил нет. Наверное, так чувствует себя утопающий, когда слабеет и ему все реже и реже хватает сил вынырнуть на поверхность.

Когда самое страшное уже позади, Елена старается не вспоминать о том ощущении беспомощности, когда она круглосуточно была подключена к сложной аппаратуре, когда ей постоянно через маску подавался кислород, когда пульсоксиметр, 24 на 7 отслеживающий уровень кислорода в крови, воспринимался уже как неотъемлемая часть тела. Беспомощность ощущается во всем, говорит Елена: ты лежишь на животе и у тебя нет сил подтянуть повыше сползшую с плеча простыню, нет сил поднять чашку с водой. На фоне общей картины это может показаться мелочью, но как мучительно ощущать зуд от потертостей на коленях и локтях, которые при самой тщательной обработке неизбежно возникают. А то незабываемое ощущение, когда у тебя в ноздрях канюли: и ночью, и днем, и даже во время приема пищи…

— Меня не стали подключать к аппарату ИВЛ, то есть не интубировали, не вводили в состояние наркоза. Я все время находилась в сознании. Не знаю, или от того, что у меня такой характер, или просто психика так устроена, что вытесняет плохое, но я в деталях помню тех, кто был тогда вокруг меня, и больше готова вспоминать о них, а не о себе.

— Я не буду рассказывать, как меня спасали, — говорит Елена. — О таком должны говорить специалисты. Но я всем буду рассказывать, кто меня спасал. Все медицинские работники — от заведующего отделением до санитарки — настолько самоотверженно борются за жизнь людей, что я просто не могу подобрать слов, чтобы выразить свое восхищение ими и благодарность.

Врачи, с которыми я столкнулась в реанимационном отделении областной больницы, для меня реальные герои. Одно время были очень популярны «медицинские» сериалы. Так вот наши доктора дадут фору вымышленным героям. Они работают в таком ритме и с такими нагрузками, что, кажется, это невозможно для обычного человека. Меня потрясло, что, оказывается, практически все сотрудники отделения тоже переболели ковидом.

Я считаю, что это подвиг: жертвовать собой, своим здоровьем, каждую минуту буквально вытаскивая других с того света. Я никогда не забуду этих прекрасных людей и замечательных специалистов. Если кому-то стоит поставить памятник в нашем городе, то это, в первую очередь, врачам, которые борются с пандемией.

Я не оговорилась, когда сказала, что все — врачи, медсестры, санитарки — борются за жизни. Это реанимация, тут тяжелые лежачие больные. У многих, к тому же, не одна коронавирусная инфекция. В одно время со мной в реанимации находились люди, только что перенесшие операцию на сердце, и с тяжелой патологией почек. Люди более чем беспомощные. Так вот санитарок там даже не нужно звать, когда нуждаешься в помощи: они сразу замечают, когда нужно поправить сползшее одеяло, когда поменять вне графика испачканное белье, помочь с гигиеническими процедурами. И все это без малейшего раздражения, не говоря уже о каком-нибудь резком слове.

Елена может, кажется, бесконечно приводить примеры в подтверждение своих слов:

— Рядом со мной за ширмой лежал пожилой мужчина. Видно, ему было настолько плохо, что он капризничал, как ребенок. И просто удивительно, как даже совсем молодые девушки — медсестры и санитарки — терпеливо и доброжелательно воспринимали его капризы, всеми силами пытались поднять ему настроение.

«Зачем это вы меня раздели? Что это такое?» — не на шутку сердится дедушка. «А я вас сейчас хорошо накрою», — с улыбкой парирует медсестра.

«Хочу киви!» — требует пациент. «Прекрасно! А вы только посмотрите, как ваши родные постарались, сколько они вам всего вкусного принесли!» — девочки так расхваливают домашние котлетки, что дедушка съедает не только любимое киви.

«Побриться!» — командует больной. И вот уже медсестры и санитарки дружно делают комплименты чисто выбритому дедушке.

С особенной теплотой Елена вспоминает о своей любимой медсестре Наташе:

— У Наташи на ее защитном костюме на груди нарисован смайлик — улыбающаяся рожица: улыбку же под маской не разглядишь.

Медсестры реанимации — это люди со сверхспособностями. Они умеют всё: самую сложную и болезненную процедуру проводят играючи, чтобы пациент испытал как можно меньше боли, дискомфорта, как маленького ребенка, с ложечки кормят, когда совсем нет ни сил, ни аппетита. И все — с улыбкой, с таким искренним желанием ободрить.

У Елены и сейчас слезы на глазах, когда она вспоминает медиков, работающих в реанимационном отделении областной больницы:

— Представляете, когда меня перевели из реанимации в обычную палату, я даже несколько раз чуть не расплакалась. В реанимации за пациентом уход, как за маленьким ребенком. И в какой-то момент тебе начинает казаться, что ничего плохого с тобой не случится, каждый миг твоей жизни под надежным контролем. А за стенами реанимации начинается обычная жизнь, где ты — взрослый, несешь ответственность за себя.

В реанимационном отделении под запретом мобильные телефоны для пациентов. Поэтому Елене писали записки. Ни один из этих листочков со словами любви и поддержки от родных и друзей она не потеряла. Сейчас записки, сложенные в коробочку в виде сердца, хранятся у Елены дома. Когда она перечитывает слова дочери: «Мамочка, нам послано это испытание, чтобы мы еще больше любили друг друга и ценили каждую секунду, когда мы вместе», — на глазах выступают слезы.

— Не представляете, как меня поддерживала каждая, казалось бы, мелочь, — рассказывает Елена. — После курса лечения мне почему-то очень хотелось кислого и соленого. Узнав об этом, моя подруга сделала для меня целый набор ассорти: только вместо шоколада с разными начинками — самые разнообразные соленья. Это было так трогательно.

Елена поняла, что идет на поправку опять-таки по мелочам. В какой-то момент она поймала себя на мысли, что думает о маникюре:

— Я же не ожидала, что задержусь в больнице надолго. Запланировала себе и стрижку, и поход «на ноготки» сразу после выписки. А тут лежу, смотрю на свои пальцы и думаю: «Кошмар какой! Хорошо еще, что в прошлый визит на маникюр выбрала неброский цвет покрытия!»

Но главное — это острое желание снова оказаться дома.

— Дом — это прежде всего близкие, конечно, — говорит Елена. — Но это и тысяча бытовых вещей, которыми нужно заниматься. Всех нас порой это раздражает. Однако это тоже часть жизни. Насколько она важна для меня, можно судить хоть по такому эпизоду.

Когда начинаешь выздоравливать, понимаешь, что у тебя есть время, которое надо чем-то заполнять. Ну, понятно, читаешь. Но чего-то все равно не хватает. А не хватает-то этих самых хозяйственных забот! И вот проснулась я как-то рано утром, взяла пакетик с арахисом, который мне принес муж, и начала брать оттуда по одному орешку, тщательно очищать от шелухи и аккуратно складывать в другую емкость. Думаю про себя: «Увидел бы кто, сказал бы: не поздновато ли тебе, дамочка, мелкую моторику развивать?» А дело-то совсем не в моторике. Тот быт, который утомляет, на который не хочется тратить много времени, позволяет чувствовать себя живым и здоровым.

Палата, куда Елену перевели из реанимации, располагалась на первом этаже областной больницы. Спустя почти тридцать дней она смогла увидеть мужа через оконное стекло. Впереди у Елены был еще месячный курс реабилитации в санатории «Живица» в Ченках.

— После выписки из больницы у меня открылась просто какая-то жажда нагнать все, что я пропустила. Мне, например, очень хотелось почти сразу сесть за руль. Я же вовсе не лихач и не гонщик, который наслаждается скоростью. Просто машина — это способ быстрее попасть в то множество мест, увидеть всех, без кого жизнь — не совсем жизнь!

Я, конечно, слежу за своей внешностью, но абсолютно без фанатизма. Но тут мне хотелось всего и сразу: и новую стрижку, и нарядное платье. Ну и тот самый маникюр, конечно! Выбор в пользу пунцового лака и алой помады — это индикатор выздоровления, я считаю.

В санатории Елена побывала на приеме у психолога. Визит к этому специалисту обязателен для всех, кто проходит реабилитацию после перенесенного заболевания коронавирусом.

— Во время беседы я сказала, что поддержка семьи, друзей и близких, которую я чувствовала буквально каждую минуту, была настолько мощной, что в психологическом плане, я, наверное, стала даже сильнее. Я и раньше не сомневалась в том, как мы все нужны друг другу, а теперь у меня есть еще одно, и ох какое убедительное, подтверждение этому.

В выписке из медицинских документов, которую Елена получила, пройдя курс реабилитации, есть и отметка психолога: «Суицидальные настроения не наблюдаются».

К большому сожалению, у целого ряда людей, столкнувшихся с COVID-19, все обстоит далеко не так, как у Елены. Конечно, обстоятельства у всех разные. Супругов с тяжелой формой коронавирусной инфекции госпитализировали в один день, а спустя месяц из больницы выписалась одна жена. Бороться с болезнью женщине помогали только медики — за все время лечения ее ни разу никто не навестил, не справился, как она себя чувствует. Кто-то, находясь на грани смерти, начинает думать о бесполезности жизни, которая, оказывается, настолько хрупкая, что может прерваться в любой момент. Кто-то, привыкший все держать под контролем, вдруг осознает, что существует то, что контролировать он не сможет. И тут на помощь должен прийти специалист-психолог.

— Когда я вернулась из больницы, младшая дочка встретила меня огромным тортом, который сама приготовила. Когда мы сидели за чаем, старшая сказала: «Мама, ты не представляешь, сколько людей было со мной на связи все эти дни!» Спасли меня, конечно, врачи, которым я буду благодарна всю свою жизнь. А помогла им в этом любовь близких, на которой все держится в этом мире, — убеждена Елена.