История, которая не вписывается в канву официальной биографии.
Один из последних защитников Брестской крепости Петр Котельников умер 20 апреля на 92-м году жизни. Известный белорусский журналист Василий Сарычев, автор проекта «В поисках утраченного времени», рассказал о неизвестном факте из биографии Котельникова. Об этом он написал на своей странице в фейсбуке. Полностью текст Сарычева был опубликован в печатной версии газеты «Вечерний Брест».
Как пишет Сарычев, который неоднократно общался с Котельниковым, «в 1920-е и 30-е годы, за полвека до «Ласкового мая», в крупных городах СССР формировались военно-музыкантские школы, комплектовавшиеся, по задумке, одаренными воспитанниками детских домов. Петр Котельников — один из них».
— Было такое движение в Красной армии, что брать на воспитание детдомовцев в расчете, чтобы ребята потом связали жизнь с армией. И у нас были такие планы, мы гордились тем, что являемся воспитанниками, — рассказывал Котельников журналисту.
По словам Сарычева, «после трехгодичного обучения музыканты направлялись в части Красной армии. Об этом писали в справочниках и книгах, оставляя за скобками неудобный вопрос: откуда же взялись в таком количестве сироты в мирное время? Масштаб заботы, проявленной властью к обустройству «государственных» детей, и число открытых в СССР приютов, интернатов, детских домов заслуживают осмысления. Дети-беспризорники были язвой на теле России, вышедшей из Гражданской войны, но потом-то был мир. Году так к 1930-му большинство сирот подросли — а детские дома наполнялись и наполнялись. Послевоенным поколениям, выросшим под присмотром фильтровавшей мысли системы, в голову не приходило задуматься, откуда подпитывалась эта поточная „республика ШКИД“ в стране, не ведшей войн, в которых массово гибли бы родители.
И вот однажды в общении Петр Павлович обронил: в 1934-м, когда ему было четыре года, родительскую семью раскулачили. Родители — с утра до ночи горбатившиеся середняки — придумали смастерить самодельную «дранку» для очистки зерна, которую крутили вокруг столба две лошади. Упростили работу себе и, на определенных условиях, соседям. В беднейших пензенских краях такое сочли недопустимым. Имущество Котельниковых реквизировали. Не выдержав потрясения, умерла мать, а отец, чтоб не попасть под другую разделку, уехал куда подальше, оставив дочь и сынишку на попечение тетки. Завербовался на стройку в Туапсе, проработал год, повторно женился и забрал детей в новую семью. Но случилась беда: Павел Котельников трагически погиб. Мачеха сдала малолетних падчерицу и пасынка в детский приемник, и те, покочевав по заведениям, оказались в детдоме в станице Константиновской Ростовской области — том самом, откуда в мае 1940 года Петю заберет для музыкантского взвода «купец» из стоявшего под Пружанами 44-го стрелкового полка, который потом передислоцируют в крепость».
Двое детей, отобранные вместе с Котельниковым, также, по его словам, были детьми репрессированных.
— Но воспитаны были так, что мысли не допускали о неправедных действиях советской власти — были преданны Родине и считали строй самым прогрессивным, — отмечает Сарычев.
Как вспоминал журналист, Петр Павлович прочитал ту главу, не особо вписывавшуюся в канву официально выверенной биографии, и сказал: «Вот ведь как, я и не задумывался». Его отношение к Сарычеву и к проекту «В поисках утраченного времени» не изменилось, в каждый приезд он просил новые экземпляры и увозил их в Москву.
В начале войны Котельников помогал раненым, носил им боеприпасы, еду, воду, так как оружие ребенку не давали. 29 июня группа бойцов пошла на прорыв, и ребят взяли с собой.
Потом был лагерь для военнопленных в Бяла-Подляске. Были неудачный побег, тюрьма, голод, побои и издевательства, снова побег. После Котельников с товарищами оказался в Жабинковском районе, в деревне Саки. Все попытки попасть на фронт не удались.
Свою послевоенную жизнь Петр Котельников связал с армией. Принимал участие в боевых действиях на территории Эфиопии. Служил в Западной группе советских войск в Германии. Котельников был награжден орденами и медалями.