Кормушка в мундире

Имя им — легион.

На каждые 10 тысяч россиян, как подсчитал Минфин, приходится 163 чиновника. Так что, если вернуться к античному определению чиновничества, которое равно любят сатирики и пиарщики, россияне — самые привилегированные люди на свете: такого количества слуг нет нигде. В абсолютных цифрах нас, правда, опережает Китай, там 7 млн чинуш против наших 2,4 млн. Но на душу населения в России их почти вчетверо больше, чем в Поднебесной. И каждому подай мундирчик.

Военную форму придумали римляне: воевали много, нужно было «маркировать» своих, чтобы случайно не поубивали друг друга. У гражданских такой нужды вроде бы нет, и наряжать их в одинаковое стали много позже. В Российской империи мундиры носили все чиновники — а их чины соотносились с воинскими званиями. Окончательно упорядочил чиновный прикид большой любитель порядка Николай I, издав в 1834 году «Положение о гражданском мундире», которое предписывало всем чиновникам носить форменную одежду согласно министерствам и ранжиру.

В советское время от ужасов царизма, понятное дело, отошли, зато теперь, в полном соответствии с имперской ностальгией, форменное платье можно все чаще встретить на государевых людях самых разных, и притом неожиданных мастей.

Председатель Следственного комитета РФ Александр Бастрыкин во время учредительного собрания по созданию Всероссийского реестрового казачьего войска в Храме Христа Спасителя. Фото: Александр Щербак / ТАСС

Законодателем имперской моды, как и положено, стал Петербург, в Заксобрании которого дресс-код пытались ввести с 2006 года — и таки сделали это в 2017-м, запретив мужчинам посещать присутственное место без галстуков. Уже через год петербургский, ярко окрашенный депутат Милонов предложил нарядить законодателей в мундиры, но поддержки у коллег не нашел. И правильно: в вопросах большого стиля нет места демократии, это вопрос ведения исключительно власти, причем верховной. Моду в стране регламентировала высшая власть, начиная с государя Алексея Михайловича, приказавшего понижать в звании за ношение иностранного платья, и его сына Петра, каравшего каторгой за отказ от оного. Так «стилистические разногласия» с властью стали государственным преступлением.

В сомкнутых рядах разногласий быть не должно — и все больше ведомств получают не просто дресс-код, но полноценную форму, притом схожую с военной: погоны или лычки на кителе, золотое шитье на обшлагах, фуражки, пилотки и прочие атрибуты одежды военизированных структур.

И если погоны на плечах «человека с ружьем» лично у меня вопросов не вызывают (вопросы — только к количеству и качеству этих человеков), то, например, мундир сотрудника Счетной палаты, рождает недоумение. А он есть!

Впрочем, приучают к «обмундированию» с детства: школьная форма, отправленная на помойку вместе с портретами членов политбюро, возвращается, причем ее победное шествие прикрывается решениями родительского сообщества. Родители, чертыхаясь, покупают костюмчики, в которых школьники похожи на банковских клерков, но идти против течения, как правило, не хотят. На помощь приходят «нравственные поговорки», которые, как известно с пушкинских времен, «бывают удивительно полезны в тех случаях, когда мы от себя мало что можем выдумать себе в оправдание».

А я вспоминаю коричневое платье из мерзкой кусачей ткани, которое мама разрезала вдоль, для удобства превращая его, платье, в подобие халата, а застежку еще более ненавистного фартука снабжала резиночкой — без нее не сходился. Ничего красивого и тем более комфортного в советской школьной форме я до сих пор не вижу, и стоны по поводу ее аккуратности и эстетичности отсылаю на счет неудовлетворенных фантазий.

Второй раз в жизни примерить на себя фетиш-фэшн пришлось в юности, когда семейный экономический кризис завел меня на службу в милицию.

Я была «подснежником» — это, когда работаешь в каком-нибудь мирном тылово-штабном отделе, а числишься «на земле», где всегда есть вакансии.

«Подснежника» определили в ГИБДД, но формы на складе не нашлось. Экипировали мужским офицерским кителем, офицерской же юбкой, штанами и бушлатом пэпээсника, пилоткой (к волосам мы их крепили шпильками, но как быть лысым или коротко стриженным?), а также осенней курткой участкового. Последняя заняла бы достойное место в музее пыток. О, этот черный дерматин с рукавами реглан, на кнопках, которые перестали застегиваться в первый же день, в ней было жарко и холодно одновременно, но больше всего — смешно. Столько смеха и радости я не приносила людям никогда: как только заходила в автобус, угрюмые с утра пассажиры начинали радостно улыбаться. Зэки, сшившие сей удивительный костюм, явно питали ненависть к своему ремеслу или мстили будущим носителям этого великолепия за бесцельно проведенные в тюрьме годы.

Выдержала я недолго. Бушлат был пожертвован рыбакам, куртка участкового испарилась сама, а в берцы нагадил кот. Из милиции я уволилась через год, поклявшись больше никогда не надевать форму.

Подозреваю, что нынешние счастливые обладатели разного рода погон тоже не питают к ним нежных чувств, иначе от многоцветья мундиров рябило бы в глазах.

Сотрудник Уральского таможенного управления в форменной одежде. Фото: Анна Майорова / ТАСС

Судите сами. В России форма одежды присвоена почти всем видам «надзоров»: Роспотребнадзору — они щеголяют в мундирах чичиковского «брусничного цвета с искрой», Россельхознадзор облачен в мундиры серо-зеленые, женскому полу разрешены шляпа-таблетка и шапка-кубанка, вариант унисекс — берет, гуманно снабженный обязательными вентиляционными отверстиями: «У боковых швов стенки — по одному вентиляционному отверстию справа и слева от шва. Нижний край берета с окантовкой из кожи, в которую продет регулировочный шнур». Ростехнадзору пошили не мундиры, а пиджаки. Но с «наплечными знаками»: «Пиджак полуприлегающего силуэта, однобортный, с застежкой на четыре форменные пуговицы золотистого цвета, воротник и лацканы отложные. На концах воротника — эмблема Ростехнадзора. Рукава втачные двушовные. На пиджаке носятся нашивные наплечные знаки».

Охотнадзор выходит в свет в серо-зеленых мундирах, лесники — в темно-зеленых.

Не отстает и Рыбнадзор: «Полочка с супатной застежкой на четыре пуговицы и с боковыми долевыми прорезными карманами с листочками. Спинка со швом посередине и шлицей внизу. Воротник отложной, с двойной отделочной строчкой по отлету воротника. Спинка со швом посередине, со встречной складкой от линии талии до низа, со шлицей внизу, двумя столбиками, входящими в боковые швы, и пристегивающимся хлястиком на уровне линии талии».

Многостраничный приказ читается как песня. Или как горинская цитата:

— Талия на десять сантиметров ниже, чем в мирное время.

— Ниже?

— То есть выше.

— А грудь?

— Что грудь?

— Оставляем на месте?

— Нет, берем с собой.

Фото: Дмитрий Коробейников / РИА Новости

Из «надзорных» ведомств не одет остался Рособрнадзор, а зря. Стоило бы, раз уж ношения формы требуют от детей, облачить в нее и педагогов с инспекторами, ходили бы в мундирах, как Передонов из «Мелкого беса»; также не удалось найти следов присвоенной формы одежды в недрах Роскомнадзора, который больше озабочен знаками различия журналистов. А вот Росздравнадзор формы дождался, о чем сообщил на прошлогоднем Гайдаровском форуме глава федерального Минздрава Михаил Мурашко. Министр пообещал, что у сотрудников будут разные знаки различия: «У медиков — свои, у фармацевтических специалистов — свои». Отраслевое издание «Фармацевтический вестник» тогда сообщало, что инспекторы от медицины взволновались, какого же цвета будет мундир, ведь «все красивые цвета уже разобраны».

Действительно, если собрать в одну шеренгу погононосцев разного калибра, они еще чуть-чуть — и образуют радужный флаг.

Не достает пока лишь оранжевого и желтого — все остальные цвета в наличии.

Более-менее можно оправдать наличие формы у ведомств грозных и карающих: те же «надзоры», судебные приставы, тюнингованные зелеными рубашками под синий китель и пальто с голубыми кантами и серым воротником, а также каракулевой шапкой с козырьком, кокардой и шитьем пятипроцентного золочения, что бы это ни значило. Ладно таможенники, вышагивающие в густо-зеленом, ладно — синемундирные прокуроры (в Штатах, например, такому бы удивились, там прокурор —обычный юрист без всяких погон). Ладно, отпочковавшиеся от прокуратуры, но сохранившие синеву мундиров следкомовцы.

Допустим, те, кто карает, штрафует, проверяет и задерживает, ходят в форме, чтобы доказать свою принадлежность к ведомству и полномочия. Но зачем цветовая дифференциация штанов почте, форма сотрудников которой взорвала интернет нездоровой схожестью с мундиром Штирлица? Почта России тогда оправдывалась и кивала на фотошоп — дескать, блогеры сгустили краски, на самом деле форма не черная, а темно-синяя и вообще ее нет с 2013 года. А та, в которой сфотографированы руководители почтовых филиалов, мол, разработана к играм в Сочи. Но ее будут внедрять по всей стране. То есть все же она есть. Кажется, в этом месте спикер ведомства несколько запутался.

Форма надета на транспортников всех мастей — от гражданской авиации до РЖД. Легко можно ознакомиться с узором на обшлагах мундиров Счетной палаты или даже Госжилинспекции, по крайней мере, московской. И погоны в наличии. Дослужившийся до действительного госсоветника Московской области 1-го класса получит на плечи по три большие шитые звезды с сиянием. Генерал-полковник трубо-чердачных войск.

Заседание по случаю годовщины прокуратуры РФ. Фото: Андрей Гордеев / ТАСС

Счетная палата и вовсе завела себе форму ХIХ века: на заседания коллегии реконструкторы облачаются в мундиры чиновников Управления ревизии государственных счетов. Обшлага щедро украшены золотым шитьем.

Любая установленная форма включает в себя несколько комплектов по сезонам плюс полевой и парадный варианты, а также обувь. Стоимость экипировки колеблется от 35 до 55 тысяч рублей, а то и выше. Как правило, ведомственные заказы на ее пошив исполняют в колониях системы ФСИН, впрочем, есть и гражданские предприятия, которые берутся за подобные заказы. Сколько бюджетных денег уходит на это ежегодно, подсчитать затруднительно, надо иметь в виду, что форма подлежит замене — обычно раз в 5 лет. Так что,фэшн-забавы государственных ведомств — это еще и солидные бюджетные траты.

Притом что увлечение формой приобретает все более массовый характер, то и дело возникают уж совсем курьезные инициативы вроде пошива обмундирования для чиновников белгородской мэрии (сине-серая, смахивает на полицейскую) или переодевания в куртки и кепки цвета наваринского пламени с дымом чиновников Башкирии (правда, их обязали шить форму за свой счет).

А как работать без формы? «В однобортном сейчас уже никто не воюет. Война у порога, а мы не готовы!» — как говаривал все тот же персонаж Григория Горина.

Валентина Лихошва, кандидат психологических наук:

— Форма нужна, чтобы минимизировать проявления личности. Форма — это способ убрать индивидуальность и тем самым снять ответственность за личные поступки. Например, военные при исполнении должны совершать действия, которые в обычной, мирной жизни подлежат осуждению и наказанию: убивать, брать людей в плен. Форма позволяет решить этот внутренний конфликт, потому что нормальный человек вряд ли захочет убивать, если он не психопат. Ему надо каким-то образом оправдаться перед самим собой. Но в мундире человек действует от имени государства, делегирующего ему полномочия на то, что другим запрещено. На митинге детей избивал не я — человек, а я — товарищ майор. Но форму снял — и уже человек: семья, дети. Жизнь так расщепляется надвое.

Роба заключенных тоже имеет целью обезличить, потому что,теряя индивидуальность, ты ломаешься. То же самое в школе: с первого класса одеть всех детей одинаково — и вот тебя уже нет, а есть класс, отряд, барак.

Любопытно, что, когда во время протестов с полицейского срывают маску, меняется его поведение. Открывая лицо, становишься персоной. Ведь если предложить большинству этих ребят, когда они без формы, ударить женщину или избить подростка, они откажутся. Но форма работает как пропуск в привилегированную группу, которой можно то, чего вообще-то нельзя.

Психологические эксперименты, проводившиеся после Второй мировой, и, в первую очередь, стэнфордский, наглядно показали обезличивание, которое дает форма. Ведь когда условным «заключенным» и «надзирателям» выдали соответствующую одежду, процессы пошли очень динамично. Быстро появились пытки и унижения явно сексуального характера. Сексуальный фетиш на форму — это ведь как раз про контроль и подчинение. Так что,если кто-то мечтает о мундире, лучше сходить в секс-шоп, чем устраиваться на работу, где его придется носить каждый день.

Татьяна Брицкая, «Новая газета»