Утраченные миллиарды: как санкции подрывают Кремль

Ограничительные меры против РФ будут только усиливаться.

Каковы реальные потери российских властей в результате западных санкций? Может ли отсутствие зарубежных инвестиций и кредитов довести дело до экономического кризиса? Готова ли администрация Байдена ужесточить санкции?

С экономистом Андерсом Аслундом, сотрудником Атлантического совета в Вашингтоне, и политологом Марией Снеговой, научным сотрудником Института европейских, российских и евразийских исследований Университета Джорджа Вашингтона, журналисты «Радио Свобода» обсудили подготовленный ими доклад, в котором они делают вывод о том, что бремя санкций было гораздо более ощутимым для России, чем принято считать.

Международный валютный фонд, наиболее авторитетный международный голос в этих вопросах, в 2015 году оценивал потери России от западных санкций, введенных после аннексии Крыма, в полтора процента валового внутреннего продукта. С годами МВФ умерил свои оценки и в 2019 году сделал вывод о том, что ежегодный ущерб от санкций составил лишь 0,2% экономического роста, то есть страна потеряла около 15 миллиардов долларов за четыре года.

Потери России от санкций уже достигли нескольких сотен миллиардов долларов

Многие экономисты называют эту оценку заниженной. Спор этот далеко не академический. Недооценка последствий санкций может спровоцировать Кремль на шаги, которые чреваты губительными для него и для российской экономики последствиями. По подсчетам Андерса Аслунда и Марии Снеговой, реальные потери России во много раз выше. Они уже достигли нескольких сотен миллиардов долларов. Санкции почти прервали приток в страну инвестиций и кредитов и заставили Кремль с небывалой скупостью расходовать золотовалютные запасы для поддержки населения во время пандемии. Аслунд и Снеговая пишут, что санкции вынудили российские власти искать пути повышения налоговых и иных доходов внутри страны.

– Господин Аслунд, что, по вашим подсчетам, Россия потеряла и теряет в результате санкций?

– 2,5–3% ВВП каждый год, – говорит Андерс Аслунд. – Главные потери не только от санкций, но и из-за того, что России надо очень беречь валюту и государственные расходы. Российская экономика могла бы расти на 2,5–3% больше каждый год, если бы не было санкций. Самое главное – Россия могла бы взять больше кредитов. Неважно, кто берет кредит, частное или государственное предприятие – это Россия, которая берет иностранные кредиты. Этого не происходит. Другие развивающиеся страны взяли на 30% больше кредитов, чем Россия. Это ресурсы, которые Россия потеряла. В то же время иностранные инвестиции практически прервались. Общая сумма, которую Россия потеряла в течение 7 лет, по нашим подсчетам, – 950 миллиардов долларов. Это много денег.

– 950 миллиардов долларов – это потенциальные кредиты, которые страна не получила?

– Это и иностранные инвестиции, и кредиты, не полученные Россией.

– Чтобы наглядней представить, что Россия потеряла, можно ли сравнить ее экономический рост с тем, что происходило, скажем, в соседних странах за эти семь лет?

– Вопрос, с кем сравнивать. Правильно сравнивать со странами Восточной Европы, членами Европейского союза, той же Турцией, Венгрией, Польшей, Румынией. Эти страны выросли на 4–5% в год в течение последних семи лет. Что случилось с Россией? Полная стагнация. Здесь в основном три объяснения – низкие нефтяные цены, западные санкции и худшее управление, которое, я считаю, связано с санкциями. Путин защищает свое, он хочет иметь больше контроля. Путин говорит "суверенитет" – это на самом деле застой.

– Кстати, когда я увидел в вашем докладе данные о резком снижении внешнего долга России, который, насколько я понимаю, трактуется Кремлем как здоровый признак независимости страны от иностранных кредитов, вспомнился пример Румынии. Вскоре после того, как Чаушеску расплатился с иностранными долгами, его режим пал.

– Я это хорошо помню. В 1989 году ВВП Румынии снизился на 8% из-за того, что Чаушеску выплатил внешние долги, потому что он хотел суверенитета. Спасибо вам, я не думал об этом примере, но это, конечно, точно, что делает Путин.

– Вы считаете, что экономические потери, которые Россия понесла в результате санкций, были значительно выше оценок, данных и российским правительством, и Всемирным валютным фондом. Но многое ли было достигнуто благодаря этим санкциям, с вашей точки зрения? Кремль, естественно, настаивает на том, что он не уступил ни в чем. Немало западных аналитиков считают, что санкции не оказали особого воздействия, потому что Запад не хотел ввести реально болезненные санкции и дестабилизировать Россию.

– Там, конечно, много ставилось целей, их разные люди по-разному определяют. Первая задача в июле 2014 года, когда ввели жесткие финансовые санкции состояла в том, чтобы остановить российский спецназ, чтобы он дальше не шел в Украину. Этого достигли. Вторая задача – уход российских войск из Донбасса. Этого не случилось до сих пор, и это то, о чем сейчас надо думать. Третье – это отбить у Путина желание заниматься военным авантюризмом. Вы знаете, Первую мировую войну начала Австрия, потому что это была самая слабая среди ведущих стран Европы, и она атаковала еще более слабую Сербию. В России сейчас похожая обстановка, как в Австро-Венгрии в 2014 году. Мы видим сейчас разные военные действия России, потому что Россия сильна только в одном смысле сегодня – в военном смысле. Если Россия не использует свою военную силу, чтобы стать более важной сейчас, тогда она совсем потеряется. Это, конечно, не Россия – это Путин. Из-за этого Россия сейчас очень опасная страна. Нормальной Россия будет только после Путина. Я очень оптимистически смотрю на Россию, я много лет жил в России, я считаю, что Россия европейская, образованная страна. Проблема – это Путин и его авторитаризм и клептократия.

– Вы, судя по всему, считаете, что санкции заставили Владимира Путина изменить свое поведение. Это ваше умозрительное заключение или у вас есть более веские основания так считать? Один из моих российских собеседников-экономистов говорил мне два года назад, что российский президент, скорее всего, не осознаёт или не хочет понимать пагубности санкций для экономики России.

– Что мы показали в этом отчете – это конкретные экономические цифры. Реальные доходы населения России снизились на 11% в течение последних семи лет – это ужасно. Это произошло из-за того, что Путин не хочет нормально действовать в мировой политике. Другое, что нам видится эффективным, – это персональные санкции против друзей Путина. Надеемся, что их будет больше. Особо вспоминается реакция Путина в марте 2014 года после введения санкций против друзей Путина Тимченко, Ротенбергов и Ковальчука, Путин публично выступил, по крайней мере, пять раз с осуждением санкций. Это значит, что персональные санкции много значат. Надеюсь, что будет больше санкций США против настоящих олигархов, которые близки к Путину. К сожалению, мы видели, что недавно в США Ротенберги купили достаточно много искусства, несмотря на санкции. Сейчас будет больше прозрачности в Европе и в США, тогда намного более эффективны будут персональные санкции.

– Понятно ли сегодня, насколько в действительности пострадали от санкций близкие Путину люди?

– Немножко понятно, но будет более понятно. Мы видим, что те люди, которые думают, что им угрожает опасность от санкций, тихо уезжают из России, продают свои предприятия, поэтому продолжается утечка капитала из России каждый год. Другое дело, что не было достаточной прозрачности в Европе и в США, сейчас это есть в Европе и будет в США.

– Под прозрачностью вы имеете в виду информацию об их активах за рубежом?

– Сейчас в США есть миллионы предприятий, которые анонимны. Некоторые из них принадлежат братьям Ротенбергам. Пока с этими активами ничего невозможно сделать. Но из-за того, что Конгресс принял закон о раскрытии истинных владельцев подобных активов, будет через три года полная прозрачность. Тогда мы узнаем имена всех их владельцев. Это очень важно.

– И это требование раскрывать истинных владельцев активов в Соединенных Штатах, которое может сильно затруднить жизнь российских миллиардеров, было принято совсем недавно американскими законодателями?

– Это они приняли в рамках закона об оборонных расходах 31 декабря прошлого года.

– Я заметил, что в вашем докладе совершенно не говорится о так называемых "адских санкциях", которыми с легкой руки сенатора Линдси Грэма попугивали Кремль с 2018 года. То есть о запрете на покупку российских гособлигаций, санкций против российских банков, отключении от системы международных платежей SWIFT. Вы исключаете такой вариант действий со стороны Запада?

– Следующие финансовые санкции, вероятно, могут быть введены уже в июне или чуть позже, наверняка будут вторичные санкции на торговлю российскими государственными облигациями. Самые жестокие санкции мы упомянули в докладе, потому, что они возможны. Но действовать нужно не спеша. Конечно, главные санкции, как вы упомянули, – это SWIFT, их нужно держать в запасе. Есть также вариант заморозки резервов Центрального банка, которые находятся за рубежом.

– При этом можно предположить, что тут играют роль и опасения по поводу последствий санкций? Ясно, что никого на Западе не пугают так называемые кремлевские контрсанкции, а вот попытка ударить санкциями по Дерипаске, "Русалу" обернулась, прямо говоря, большим конфузом, поскольку его компании слишком важны для мировой алюминиевой индустрии. Санкции пришлось ослабить под не очень убедительным предлогом.

– Обычно Министерство финансов США тщательно проверяет, какой будет эффект от санкций. В случае с "Русалом" Министерство финансов испытало большой шок, когда там увидели, что случилось после того, как они ввели санкции против Дерипаски. Они повлияли на цены алюминия, отозвались на работе заводов в нескольких странах. Оказалось, что Дерипаска слишком велик, чтобы вводит против него санкции вот так необдуманно. Из-за этого они очень осторожны. Я ожидал 15 апреля, что будут введены санкции против некоторых олигархов, первым в списке все время были Роман Абрамович и Алишер Усманов, которые самые близкие к Путину люди, но этого не случилось в этот раз. Явно они уже в 2018 году ожидали, что будут санкции против них, они продали или отдали разные активы, которые имели в США и в Англии. Сейчас они чувствуют себя более спокойно. Но это для меня большой вопрос, я не могу вам ответить, будут ли приняты такие жесткие санкции.

– Последние американские санкции, объявленные 15 апреля, разочаровали сторонников Алексея Навального, которые предложили Белому дому список людей, близких Путину и заслуживающих, по их мнению, наказания. Как вы думаете, почему США ограничились только людьми, прямо связанными с преследованием Навального?

– Провал санкций против Дерипаски оказался уроком – не нужно слишком много делать, слишком быстро, надо все проверить. Но в то же время надо делать чуть больше каждый раз. Очень важно, что санкции 15 апреля были скоординированы многими правительственными службами. Они были скоординированы с Европейским союзом, Англией, Канадой и Австралией. США не отдельно действовали, действовали с союзниками. Было среди них одно реально важное решение – это санкции против российских облигаций.

– Санкции будут расширяться?

– Я думаю, они будут постепенно усиливаться. Сейчас есть конкретные проблемы: что будет с Навальным, что будет вообще со свободой в России, что будет с химическим оружием. Мы узнали сейчас, что есть группы ГРУ и ФСБ, которые путешествуют по Европе, вероятно, и в США и убивают людей – это неприемлемо. Сейчас у нас достаточно информации о российских кибероперациях, о вмешательстве в американские выборы – все это невозможно принять. Я думаю, что сейчас после четырех лет, когда в Белом доме не было твердого руководства, ситуация изменится. Я думаю, что Кремль этого не понимает, – говорит Андерс Аслунд.

Мария Снеговая говорит о том, что санкции создали большие проблемы для Кремля, система власти и влияния которого покоится на подкармливании элит:

– Безусловно, что санкции для экономики России, соответственно, для кремлевских элит очень болезненны, – говорит Мария Снеговая. – Мы как раз начинаем доклад с разговора о природе российского режима, что это неопатримониальная или клептократическая автократия. Система власти в стране выстроена как некая система перераспределения ренты, которая прежде всего получается из ресурсных доходов, но вообще извлекается из разных источников в стране. Это необязательно продажа нефти за границу, это могут быть просто доходы граждан, извлекаемые властью, например, посредством различных налогов. Потом эта рента перераспределяется на покупку лояльности прежде всего элит, поскольку основная задача этого режима – выживание элит. Понемножку достается также гражданам, чтобы они все-таки особо не роптали, какую-то лояльность сохраняли, иначе над ними труднее удерживать контроль и приходится репрессировать их или маленькие победоносные войны устраивать и так далее. Мы показываем, что санкции болезненны для системы, поскольку они снижают количество, размер ренты, которая доступна для перераспределения. Меньше инвестиций приходит в страну, меньше доходы у граждан, соответственно, они начинают роптать, им надо какие-то подачки давать, какое-то перераспределение. Откуда эти ресурсы брать? Кремль вынужден усиливать извлечение этой ренты из того же самого населения. Это все в долгосрочном периоде, безусловно, болезненно ударяет по властям, по их рейтингам. Как мы сегодня наблюдаем в прямом эфире, режим переходит к репрессиям просто потому, что люди начинают роптать, недовольство усиливается. Есть еще один важный аспект санкций, он связан с технологиями. Санкции технологические, как мы показываем, не имеют краткосрочного эффекта, они дадут о себе знать в долгосрочной перспективе, их эффект накопительный. Например, затруднен доступ к западным технологиям по разработке труднодоступных залежей нефти и газа, в том числе сланцевых. Все это приведет к тому, что пока нефтедобыча в России на высоком уровне, но где-то в середине 2020-х годов, может быть, к 2030-м годам будет гораздо труднее в силу отсутствия новых технологий поддерживать этот уровень нефтедобычи. И это точно так же скажется на этой ренте Кремля, опять же будет все труднее удерживать лояльность населения и труднее будет удерживать власть.

– Мария, в вашей интерпретации санкции по сути направлены против Кремля. Но многие наблюдатели говорят, что проблема с санкциями заключается в том, что их цель непонятна. Удары наносятся по разным объектам, результаты этих ударов непонятны, поведение Путина заметно не меняется. В чем, по-вашему, цель санкций?

– Безусловно, первая цель санкций – наказать Кремль и предотвратить некие его действия. Тут можно пытаться анализировать, насколько они эффективны. У нас есть мнение, что санкции могли предотвратить дальнейшее продвижение российских войск в Украину в определенный момент. Достаточно трудно убедительно говорить, но в целом можно сказать, что если бы санкций не было, было бы больше стимулов для Кремля продолжать военные эскапады в Украине. Мы видим, что после войны с Грузией, когда не было серьезных международных последствий для России, случилась Украина. Это было следствием того, что Кремль не понял, что за такие действиями следуют последствия. Вторая цель – изменить поведение российских властей, заставить отдать Крым. Эта цель не достигнута. Точно так же Кремль продолжает вмешиваться в американские выборы, во внутреннюю политику других стран. Однако сейчас он это старается делать менее демонстративно во многом потому, что в США усилилась структура, которая занимается отслеживанием кремлевских акторов, ботов, троллей и прочих в интернете. Отчасти, конечно, причина еще и в том, что не хочется лишний раз, наверное, подпадать под санкции. Вы абсолютно правы, что санкции в последнее время вводятся скопом. Взять хотя бы Закон о борьбе с американскими противниками посредством санкций, который был принят американским Конгрессом после того, как Трамп стал президентом. В вводке к закону, где формулируются причины, по которым эти санкции вводятся, все свалено в одну кучу, там говорится и о вмешательстве в американские выборы, и об Украине, и об уничтожении малайзийского "Боинга". Конечно, удовлетворить требованиям таких санкций просто невозможно. И даже непонятно, что нужно сделать, чтобы их отменили. Сейчас много говорится в США о том, что для того, чтобы эти санкции были более эффективны, чтобы они стимулировали хоть как-то Кремль к каким-то действиям по их снятию, необходимо четко прописать, что требуется сделать, чтобы их снять. Безусловно, санкции не идеальны, но дело в том, что санкции в таком масштабе, как средство международной политики, никогда не использовались так, как в последнее десятилетие. Поэтому не стоит удивляться, что в этом плане совершается множество ошибок.

– Мария, вы с Андерсом Аслундом делаете вывод о том, что санкции обходятся Кремлю гораздо дороже, чем принято считать. Вы пишете в докладе о том, что российские власти не могут позволить себе пустить накопленные золотовалютные резервы на стимулирование экономики, помощь россиянам, потому, что они не знают, что им готовит завтрашний день. Могут ли санкции в конце концов оказаться губительными для Кремля?

– Прежде всего надо понимать, что вообще вопрос существования какого-либо режима на территории конкретной страны – это вопрос внутренний. Сами россияне должны в конце концов решать с чем они готовы смириться, с чем они не готовы. Их устраивает режим, который сейчас существует в России, его репрессивность, долгосрочная экономическая стагнация в результате, войны со всем миром? Задачей американской или западной политики не является изменение существующего российского строя, что бы по этому поводу ни думал Кремль. Это больше страхи Кремля, чем реальность. Задача санкционной политики – это сдержать враждебные действия, которые Кремль совершает на международной сцене, которые часто являются нарушением международного законодательства. Могу сказать из своего понимания литературы по этой теме, что в России сформировался режим неопатримониальный – это обычная электоральная автократия, она становится все более репрессивной по мере того, как режим теряет источники дохода, в частности, падает экономический рост, он не может больше легитимировать свое существование за счет того, что граждане при нем живут лучше. Роль санкций, безусловно, в этом есть, мы с Андерсом как раз показываем, что она может быть даже больше, чем ранее считалось. Такие режимы достаточно устойчивы, особенно когда они персоналистские. Но они часто имеют свойство заканчиваться со смертью лидера, а не ранее. Однако, если посмотреть на то, что происходило не только на постсоветском пространстве, а особенно в Африке, то там часто угрозой для таких режимов служит долгосрочная экономическая стагнация, не мгновенный кризис, а накапливающаяся усталость, в результате которой политический протест, который формируется в больших городах в этих странах, распространяется за их пределы. К нему добавляется экономический протест в малоимущих регионах, в глубинке. В таких случаях в долгосрочной перспективе режимы падают.

– Чего, как вы думаете, Кремлю стоит ожидать от администрации Джо Байдена?

– Пока нет понимания, как придумать такой механизм, который, с одной стороны, был бы достаточно тяжел для Кремля, и с другой стороны, не ударил бы по мировой экономике. И при этом нет особого желания причинять большой ущерб России, потому что есть ряд соображений, связанных, например, с тем, что Россию не хотят толкать в руки Китая, нет готовности сильно действовать против Кремля, нет понимания, что Россия – это серьезная угроза, поскольку это держава, находящаяся в состоянии упадка. Конечно, успешная операция Кремля по проникновению внутрь тех же западных элит, вспомним всяких Шредеров, препятствует выработке сильного эффективного механизма. Судя по первым шагам администрации Байдена, пока мы не видим принципиального изменения статус-кво, ее действия пока достаточно символичные, за исключением, пожалуй, одного недавно вышедшего упоминания, что теперь эти санкции могут распространяться не только на самих акторов, но и на членов их семей – это потенциально может быть чуть более болезненно. Однако я бы все-таки подождала конкретных действий.