Слушания по БелАЭС: власти засекретили важную информацию

Сможет ли станция проработать 15 дней на полной мощности?

Власти провели так называемые слушания по БелАЭС. Российский физик-ядерщик Андрей Ожаровский, которому долгое время был запрещен въезд в Беларусь, принял в них участие и рассказал сайту Charter97, почему считает подобные мероприятия пустышкой.

– Дискуссии не было, как и слушания. Было организовано собрание, в котором нам действительно разрешили принять участие. Основная цель, видимо, была поддержка выдачи лицензии атомной станции. Из хорошего стоит отметить, что несмотря на угрозу коронавируса, хоть какое-то собрание было проведено. Часть слушания была организовано дистанционно. Основная студия была в Островце и других уголках страны, в том числе – три студии в Минске.

Далее все было очень странно, потому что прямо во время слушания были опубликованы официальные документы, но они не обсуждались. Было несколько официальных выступлений, но как такового обсуждения не было.

Разрешили выступать по четыре минуты, мне в качестве компенсации за задержание на прошлых слушаниях разрешили дважды (Андрей задерживали во время слушаний в 2009 году – прим. Charter97). 

Из примерно пятнадцати выступавших, пять потребовали не выдавать лицензию (в том числе и я), потому что это невозможно в нынешних условиях. К сожалению, представители БелАЭС смогли ответить только на несколько вопросов, но отказались отвечать на те, которые были по регламенту. Даже отказались зачитывать их, что является нарушением своего же регламента.

Теперь по сути: блок построен, готовится к началу промышленной эксплуатации. Сейчас он находится в опытно-промышленной эксплуатации, что является своего рода настройкой, устранением недоделок и так далее. Мы все знаем, что БелАЭС несколько раз отключалась для опытно-промышленной эксплуатации, это нормально.

На слушаниях было подтверждено, что опытно-промышленная эксплуатация не была закончена и сейчас блок включили на полную мощность, чтобы он отработал 15 суток. Почему это важно? До сих пор его гоняли на разных режимах, включали и выключали на половине мощности, несколько раз на полной, но он никогда не работал более недели на полной мощности. Сейчас он должен 15 суток отработать и нам совершенно непонятно, сможет ли он это сделать.

Вполне можно допустить, что произойдет очередная внеплановая остановка, как это было раньше, поэтому было крайне преждевременно обсуждать итоги промышленной эксплуатации, которые в лучшем случае будут ясны в середине мая.

Второе, вопрос, на который ответили. Как оказалось, слушание не имеет никакого отношения к принятию решений. Беларусь обязалась разрешить участие общественности в принятие решений, потому что страна – член «Орхусской конвенции», то есть имеется международное обязательство, в котором говорится, что общественности должна быть предоставлена возможность участия в принятие решений экологических вопросов. Как ни странно, несколько раз повторили, что решение уже принято, лицензия будет выдана и готовится какое-то торжественное заседание.

Было подозрение, что они хотели сделать это на какое-то торжественное мероприятие, например, на 9 мая. Может, наше выступление эти планы сорвало.

У меня нет объяснения, почему они провели это собрание 30 апреля, а не после окончания 15 суток, что является самым важным этапом. Самое неприятное – все это собрание (не поднимается язык назвать это слушанием) являлось частью процедуры одобрения. Не было ни дискуссии, ни обсуждения. Представители БелАЭС сами сказали, что нет сценария в ходе которого по результатам этого собрания не выдали бы лицензию, там все заранее было решено.

– Очередная имитация диалога.

– Смотрите, если им было бы интересно предоставлять информацию, то они, наверное, смогли бы ответить на наши вопросы. Я многократно участвовал в различных слушаниях как в России, так и в Австрии, Украине. Там всегда стараются отвечать на вопросы. 

Примерно на половину вопросов они отказались отвечать, нарушая свой же регламент. Это сильное доказательство того, что они не собирались предоставлять информацию, которую запрашивала общественность. В своих выступлениях представители БелАЭС постоянно бубнели, что атомная станция безопасная, но это не информация, а пропаганда. Назвать атомную станцию безопасной – просто безграмотно. Это радиационно опасный объект. Как минимум, так принято считать в России по нормативным документам.

Много было более мелких вопросов, но тоже очень важных. Слушание было объявлено за пять суток: зачем такой спринт, куда такая спешка? Если бы хотели нормальные обсуждения, то могли бы чуть-чуть заранее объявить.

Также запретили (почему-то исключительно мне) вести аудио и видеозапись, хотя в регламент написано, что во время слушаний ведется запись. Почему это важно? Тогда мы могли бы выложить видео, вы бы увидели, в какой обстановке это все проходило. Видимо, им есть что скрывать. Для меня это очень странно, потому что на слушаниях не может быть ничего секретного по определению.

Вот это все и показывает, что они не хотели вести какой-то диалог. Меня интересовали вопросы радиоактивных отходов отработавшего топлива и газоаэрозольных выбросов. Цифры они решили не приводить.

Отмечу, что очень интересно, что в докладах (все же они эти два часа что-то говорили), там же несплошной поток пропаганды, было сказано – рассмотрено более 100 сценариев аварий и происшествий. Я попросил: огласите эти 100 сценарий, просто интересно, сценарий такой-то, выброс такой-то.

Это важно, все же говорят, что для Беларуси, которая больше всех пострадала от Чернобыльской аварии, любое радиационное воздействие недопустимо. Негде будет жить, сейчас уже места довольно мало. На этот вопрос не стали отвечать.

Был вопрос, что у БелАЭС очень хлипкая защитная оболочка, которая может выдержать только падение самолетика массой 5,7 тонн, кукурузника Ан-2. Тоже отказались обсуждать.

– В 2015 в России были слушания по Ленинградской АЭС, где приводились не только данные по выбросам, но и карты их возможного воздействия. Почему белорусские атомщики скрывают эту информацию?

– Они врут, правы мы, Белорусская антиядерная кампания. Мы с самого начала говорили, что станция опасна, риск велик и недопустим. Почему в 2015 году эта информация появилась в России? Может, недосмотрели или случайно сказали правду.

Как российскому инженеру мне легко сравнивать один и тот же проект. Мы имеем дело с одним и тем же реактором ВВЭР-1200.

В Ленинградской АЭС приводился список выбрасываемых веществ, их было минимум пять. Думаю, что белорусам было очень легко скопировать оценку у россиян.

Отмечу, что в России к экологическому движению больше уважения. Нужно понимать, что непросто Ленинградская АЭС призналась, а это долгая и кропотливая работа экологического движения страны над тем, чтобы атомщики перестали врать в своих текстах.

С уважением к белорусскому гражданскому обществу, но дела обстоят не очень хорошо. Согласитесь, что продолжать нарушать конвенцию – надо быть либо дураком, либо слишком смелым человеком. Ведь последует расследование со стороны «Орхусской конвенции». Будут вопросы, почему вы не смогли представить общественности участие в принятие решении?

Я вижу, что белорусские атомщики сглупили, моя задача – давать им совет. Если они хотят что-то поправить, то, конечно, должны назначить новые слушания. Только тогда можно обсуждать, следует ли такому энергоблоку давать лицензию.

Если лицензию выдадут, то она будет выдана без учета общественного мнения. Собрание произошло, но оно имело чисто информационный характер, причем они не смогли выполнить и эту задачу. По крайней мере, сами говорили: «Мы вас информируем, сидите слушайте». Теперь проведите собрание не «информирующее», а в котором будет нормальное обсуждение по нормальному регламенту. У меня компьютер зачем-то отобрали, а потом вернули, то есть попытки такого силового давления тоже были.

– Вы уже затронули тему реактора на БеАЭС. Зона их воздействия после аварии более 1000 километров. Почему об этом факте так часто умалчивается?

– Атомщики врут и даже отрицают опасность. Важно понимать с чем столкнулась Беларусь и любое приуменьшение ведет к тому, что катастрофы, подобные чернобыльской, могут повториться.

Более того, отрицание опасности ведет к неготовности ликвидации последствий в случае аварии. Есть ли планы эвакуации города Островец? Я знаю, что литовская сторона серьезна к этому подходит, раздают, по крайней мере, йодные препараты в 50-километровой зоне. Мы видим предпосылки не к тому, что авария произойдет, там маленькая вероятность, а к тому, что защита населения от радиации будет неподготовлена. Если говорить, что станция безопасна, то зачем готовиться к минимизации последствий аварии?

– Еще один аспект – жизнь людей вблизи АЭС. Как это влияет на здоровье?

– Здесь нужно ссылаться на немецкое государственное исследование KiKK, исследование раковых заболеваний у детей вблизи атомных станций. В Германии очень серьезный регистр раковых заболеваний, который учитывает место проживание и расстояние до действующего реактора. Маленьких городов, хуторов и так далее в радиусе 50 километров много, потому что они тоже верили, что там все безопасно. Результаты показали, что более чем в два раза возрастает число заболевших лейкемией в возрасте до пяти лет. Это никак по-другому не объяснишь, никаких других различий, кроме фактора близости АЭС, у детей не было.

Воздействия при авариях мы не будем обсуждать, мне кажется, это очевидно. Белорусы хорошо знают, какие воздействия могут быть при авариях. Двести километров пролетела радиация до Могилевской области. Недавно я съездил в Налибокскую пущу, там тоже есть два пятна. Я сам лично видел, приборы показывают последствия, которые случились 35 лет назад.

Если атомная станция будет работать без аварий (такое вполне возможно), то возникает риск у тех, кто живет в 50 километров от БелАЭС. Более того, есть огромная проблема радиоактивных отходов. Придется строить не один могильник, а для каждого вида отходов нужен отдельный. В лучшем случае, они будут там 300 лет, а в худшем – на века.

Это тоже может оказывать воздействия, потому что есть случаи, когда могильники текут.

Проблема будет с каждым годом обостряться. Ситуация абсолютно не зависит от того, взорвется ли сам реактор или нет, это опасность другого рода и серьезные проблемы, которые не нужны Беларуси.

– Среди демократических сил есть консенсус, что в свободной Беларуси нужно отказаться от использования БелАЭС. Есть ли возможность переориентировать нынешнюю АЭС, использовать ее в другом качестве, чтобы как-то компенсировать затраты на ее строительство?

– Конечно нет, это выброшенные деньги, было шутливое предложение, когда реактор уронили, использовать его как самогонный аппарат. Ничего полезного из атомной станции сделать нельзя. В любом случае, она будет закрыта, может, по окончании срока эксплуатации или в результате тяжелой аварии.

Однако, совершенно точно, что если лицензия будет выдана, то Беларусь будет расплачиваться с «Росатомом». Там очень странное межправительственное соглашение, в котором говорится, что в течение двух лет со времени ввода в эксплуатацию Беларусь должна начинать погашать кредит. Это такая странная юридическая запутанность. Да, сейчас там все работает, АЭС находится в опытно-промышленной эксплуатации, но юридически этот объект в числе действующих не включен. Такой пробный период.


Мы говорили об этом на слушании, что не выдавайте лицензию и дальше разбирайтесь. Сейчас же всем понятно, что для экономики станция не нужна, экспортировать электроэнергию никуда не выйдет, использовать литовские гидросооружения для регулировки ненадежности атомной станции – невозможно. Приходится давать приказы предприятиям, чтобы они повышали потребление энергии, делать всякие другие глупости. Например – перевод отопления жилья с газового на электрическое. Это странные, а главное – опасные вещи.

Сейчас один из хороших моментов, когда можно экономический вопрос решить – не выдавать лицензию, но ко мнению общественности решили не прислушиваться. Я так понимаю, что агенты «Росатома» в руководстве БелАЭС, которые хвалили «росатомовскую» станцию, не читали ни одного критического исследования. Поверьте, в Европе довольно много научных исследований, которые показывают, что реакторы ВВЭР-1200 настолько же опасны, как и другие, например, карты flexRisk. Я об этом говорил в своем выступлении, есть же исследования другие, не только «росатомовские». Это нужно показывать людям.