Аморфная идеология путинской России

Глава Кремля лишь адаптируется к меняющейся реальности.

На учредительной конференции в Тюмени 18 июня принято решение о создании в России общественного объединения «Новая Евразия». Заявленная цель – содействие интеграции на постсоветском пространстве. В манифесте нового объединения указывается, что это – «международное надпартийное движение, основанное на идеях евразийства XXI века». Его сопредседателями избраны писатель и публицист, лидер партии «За правду» Захар Прилепин и директор Евразийского центра Льва Гумилева, лидер движения «Новые скифы» Павел Зарифуллин.

Место и момент для создания этого идеологического объединения выбраны не случайно: организаторы считают Тюмень центром Евразии, и в этом году исполняется 100 лет с момента зарождения в среде русской политэмиграции евразийства как философско-политического направления, в основе которого лежит идея, что русская цивилизация – самостоятельная, не относящаяся ни к европейской, ни к азиатской. Согласно евразийской теории, на этом географическом пространстве должна быть создана новая национальная идентичность, отражающая уникальный характер России и объединяющая вокруг нее евразийские народы. Евразийцы выступали за создание федеративного государства в границах СССР (до 1939 года) и Монголии.

«Евразийство не является официальной идеологией российской власти, но элементы этой доктрины активно используются Кремлем», – сказала в беседе с «Деталями» Марлен Лярюэль, специалист по России и Центральной Азии из Университета Джорджа Вашингтона, исследователь французского Института международных отношений (IFRI).

В 1999 году Марлен Лярюэль опубликовала свою первую книгу «Идеология русского евразийства, или Мысли о величии империи». Речь в ней идет о неоевразийстве – философско-политическом направлении, которое тогда выходило на передний рубеж российской политической мысли. В тот же период Владимир Путин пришел к власти в России, а в 2003 году теоретик неоевразийства Александр Дугин создал Международное Евразийское движение (МЕД), филиалы которого сегодня действуют в 29 странах мира – в СНГ, Европе, Америке и на Ближнем Востоке.

Два путинских десятилетия в России прошли под лозунгом возрождения России не просто как державы, но как цивилизации. Кремль взял на вооружение главные идеологические аспекты неоевразийства. Одно из основных свидетельств тому – активная поддержка Россией интеграции сопредельных постсоветских стран в единое культурное, политическое и экономическое пространство.

«Первые годы путинского президентства были обозначены активизацией неоевразийцев. Они считали нового президента слишком прозападно настроенным. Дугин тогда критиковал, по его мнению, слишком проамериканские, либеральные политические и экономические взгляды Путина», – рассказывает Лярюэль.

Тем не менее, по ее словам, Дугин всегда отмечал, что у Путина есть две стороны: либеральная и патриотическая. И в период второго срока Путина на посту отношение неоевразийцев к нему стало меняться по мере перемен в позиции самого российского президента и все большего преобладания в ней патриотической составляющей. Дугин тогда надеялся стать официальным идеологом Кремля, но этого не произошло, и за последние два десятилетия его политическое влияние фактически сошло на нет, а позиция его стала скорее маргинальной. На смену ему пришли другие видные фигуры с ярко выраженными националистическими взглядами, гораздо менее претенциозные в интеллектуальном плане и гораздо более сопоставимые с официальной идеологической линией государства.

«Путин начинал как достаточно либеральный политик во многих вопросах. Но он с самого начала ставил целью централизацию власти ради спасения государства от возможного краха и восстановления авторитета России на международной арене. Уже в первых своих выступлениях он говорил о возрождении великой державы и о патриотизме как необходимом связующем звене с обществом. Только тогда эта риторика подавалась в гораздо более гибкой и либеральной форме, – говорит французский историк. – С течением времени и по мере ужесточения политической линии, необходимого для выживания режима, риторика Путина потеряла либеральную окраску, сохранив лишь патриотическую и великодержавную составляющие».

Причины такой перемены – не только внутренние, но и внешние. В 2000 году Путин был гораздо оптимистичнее настроен по поводу интеграции России на международной арене, чем, например, в момент своей мюнхенской речи 10 февраля 2007 года, акцент в которой он сделал на однополярности современной мировой политики. Поворотными моментами в выборе его дальнейшего политического курса, по мнению собеседницы «Деталей», стали:

вступление Болгарии, Румынии и постсоветских прибалтийских республик в НАТО в 2004 году,

мировой финансовый кризис 2007-2008 годов,

война в Южной Осетии,

протесты на Болотной площади зимой 2011 года, воспринятые Кремлем, как попытка смены режима,

экономический кризис 2012 года,

события в Украине и последующая аннексия Крыма в 2014.

«Каждый такой виток событий ограничивал возможности режима. Сотрудничать с Западом, на что рассчитывал Путин, не получилось. Более того, в глазах российской политической элиты это было полным провалом, предательством. И в итоге Путин сконцентрировался исключительно на патриотическом и великодержавном аспектах своей идеологической линии, отказавшись от ее прогрессивной составляющей, – говорит Марлен Лярюэль. – Немало ошибок было допущено как со стороны российского руководства, так и со стороны Запада – все зависит от того, какую интерпретацию мы даем тем или иным событиям. Что однозначно: с обеих сторон преобладало ощущение, что оппонент не выполняет взятых на себя обязательств».

Для Москвы таким негативным сигналом стало, в первую очередь, расширение НАТО на восток, но важную роль сыграло и американское вмешательство в Ираке, Ливии и Сирии. Это была целая цепочка недопониманий, отмечает французский историк, которая, по ее мнению, существенно сузила рамки для маневра российской власти с идеологической точки зрения. «Ощущение провала и предательства - подлинное. Те, кто сейчас у власти в России, на самом деле считают, что Запад их предал», – говорит Марлен Лярюэль. Вместе с тем она убеждена, что евразийство как таковое никогда реально не было на повестке дня путинской власти.

«Евразийство никогда не было официальной идеологией российского режима. Когда Путин вернулся к власти в 2011 году, он выступил с идеей Евразийского союза, но этот проект был гораздо более прагматичным, главным образом экономическим, и лишь в перспективе – политическим. Его основной целью было укрепление связей между Россией и бывшими советскими республиками. Роль идеолога в этом контексте сыграл как раз ярый противник Александра Дугина – Сергей Глазьев. Именно он сформулировал необходимость закрепления России на международной арене в качестве региональной державы.

Но проект Евразийского союза не дал ожидаемых Кремлем результатов, он существует исключительно в экономическом плане. Политического союза не вышло, и не предвидится в будущем. По сути, все ограничилось таможенным союзом между Россией, Казахстаном, Беларусью, Кыргызстаном и Арменией. Слишком ничтожный результат для великих амбиций, которые были у Путина в 2011 году. Более того, сама Россия уже не заинтересована в этом союзе. Россия теперь использует евразийскую карту в своем общении с Китаем и со странами Азии, а не со странами СНГ».

Бывшие советские республики Россия пытается сохранить в ореоле своего влияния другими, гораздо более изобретательными способами. Помимо экономических связей, в дело пущена хорошо налаженная машина «мягкой силы» – влияние через СМИ, культурный, образовательный и институционный обмен. «Россия предлагает стипендии студентам из СНГ, приезжающим учиться в ее вузы. Действует очень щедрая система, направленная на поддержание культурного, экономического и стратегического влияния на постсоветском пространстве, и не только в среде этнических русских, – говорит Марлен Лярюэль. – Для этого в дело пущен целый ряд стратегий. Но я убеждена, что в Москве никто уже не верит в возможность создания федерации государств, способных принимать общие решения».

Идеология на экспорт у современной России есть, но это скорее, облегченная версия, считает французский историк: «Консервативные ценности, идея национального суверенитета, многополярности – Россия использует эти эклектические идеологические элементы, чтобы обращаться к различным аудиториям».

Такой подход находит плодородную почву в русской диаспоре за рубежом, в правых и националистических политических кругах многих стран, но не только.

«Обращаясь к Ватикану, Россия говорит в качестве христианской державы. Обращаясь к странам Ближнего Востока, она говорит, как держава мусульманская. Говоря с Китаем, она позиционирует себя, как бывшая коммунистическая или азиатская держава. У России есть сейчас несколько обличий для различных аудиторий, – отмечает Марлен Лярюэль. – Не думаю, что у Путина есть четкая идеологическая программа на дальнейшие годы его президентства. Скорее, он адаптируется к меняющейся реальности. Эта способность подстраиваться и отсутствие одного изначально написанного сценария действий до сих пор позволяли российскому режиму выходить из любой ситуации со сравнительно небольшими потерями».

Наталья Каневская, «Детали»