Писатель Саша Филипенко: Лукашенко проиграл времени

Появилось поколение, которое выбирает.

Белорусский писатель Саша Филипенко написал колонку в швейцарской газете Republik об условиях содержания женщин в белорусских тюрьмах. Пытаясь донести весь ужас происходящего, автор книг «Бывший сын» и «Красный Крест» детально описал для европейского читателя условия в белорусских ИВС, СИЗО и тюрьмах на примере истории Натальи Херше.

Гражданка Беларуси и Швейцарии находится за решеткой с сентября 2020 года. В декабре суд вынес Наталье Херше приговор — 2,5 года тюремного заключения по статье 363 УК — «Сопротивление сотруднику милиции или другому лицу, охраняющему общественный порядок».

В интервью «Немецкой волне» Саша Филипенко рассказал «Немецкой волне», зачем он эпатирует Европу рассказами о белорусских тюрьмах, как колонки в западных СМИ помогают ему оказывать давление на европейских политиков и компании, ведущих бизнес в Беларуси, а также поделился деталями конфликта с Красным Крестом.

— Вы ведете переписку с Натальей? Почему вы написали про нее колонку?

— Я постоянно пытаюсь привлечь внимание европейской прессы — швейцарской, австрийской и немецкой, пытаюсь обратить их внимание на происходящее в Беларуси. Многие австрийские и швейцарские компании продолжают работать с режимом и зарабатывать деньги, и вообще относятся к Беларуси как к такой колонии, в которой можно наплевать на свободу. Я считаю это недопустимым и пытаюсь через европейского читателя надавить на эти компании и обратить внимания евродепутатов.

У меня, конечно, нет никакой связи с Натальей. Я сделал простую и понятную реконструкцию, я пообщался с женщинами, которые вышли из этого места, где сейчас сидит Наталья, которые с ней так или иначе пересекались. Для швейцарского читателя Наталья — понятный символ. Она имеет двойное гражданство - Беларуси и Швейцарии. Поэтому когда я рассказываю через гражданина Швейцарии, через что он сейчас проходит, читателю легче представить происходящее. В оригинале (колонка в Republik. — Ред.) я пишу, что не знаю, где вы прочтете эту колонку, в Лугано или Женеве. И это сразу увлекает швейцарского читателя. Если писать просто о белорусах, для них это очень далеко и непонятно, они не могут это на себя перенести. Мне важно рассказать не только о ней, но и про всех женщин в Беларуси, которые содержатся в таких условиях.

— Вы очень детально описываете условия, в которых содержатся женщины. Что вас особенно поразило?

— Сейчас скажу ужасную вещь, но меня сложно чем-то поразить, потому что я пишу много про тюрьмы, советские тюрьмы и пытки. Меня скорее поражает, что сейчас 2021 год и все, о чем я пишу, допустимо сегодня.

Чтобы написать эту статью, я интервьюировал женщин, которые прошли через тюрьмы. Сейчас, к счастью, они на свободе и иногда даже рассказывают о своем опыте с улыбкой. Например, о тех моментах, как они мылись в душе. Эта история, когда восемь женщин должны вместе принимать душ под четырьмя кранами. И вы никуда не можете положить полотенце, вы можете его только бросить или держать в руках. Я описываю это и предлагаю швейцарским гражданам попробовать провести такой эксперимент у себя дома.

Еще у меня была такая сцена, которая не вошла в текст. Одна из женщин рассказала мне, как в СИЗО их выводили на прогулку. Проводили мимо камеры, карцера, где содержались заключенные мужчины. Двери камеры были прозрачные. Это сделано для того, чтобы надзирателям было проще наблюдать за людьми в камерах.

И женщины, которых ведут на прогулку и проводят мимо этого карцера, видят мужчин, сидящих на стуле или на бетонном полу, как звери в зоопарке в маленькой клетке. Эта картина произвела на меня очень сильно впечатление.

— Условия содержания мужчин и женщин отличаются?

— Сложно сказать, потому что условия содержания только мужчин в одном сроке в 15 суток могут сильно отличаться. Мой знакомый 15 суток провел за решеткой. Он рассказывал, что пока с ним сидели воришки, у него было все хорошо. Пока ты сидишь с ними, у тебя есть горячая вода, пресса и другое.

Как только к тебе подселяют политзаключенных, вас лишают возможности читать газеты, получать какую-либо информацию, вас начинают пытать светом, в камере может быть от четырех до четырнадцати человек, к вам подселяют штатных бомжей, чтобы поиздеваться над вами. Ведь им никто не помогает, их специально держат в таком состоянии, чтобы они были пыткой для тех, кто сидит в камере.

Маска для сна — аксессуар, без которого вообще невозможно спать, потому что свет не выключают. В два ночи, в четыре ночи устраивают переклички.

То есть вы можете оказаться в очень разных условиях. Либо более-менее отсидеть 15 суток, либо попасть в совершенно невозможные условия. И мы не говорим еще про пытки, это моральные пытки, которым всех подвергают.

— То есть это еще пытки в легкой форме…

— Нет пыток в легкой форме, пытки начинаются с того момента, как вас взяли. Одна журналистка, которая отсидела, рассказывала, как ее этапировали в наручниках, а рядом с ней ехали две женщины, которые были осуждены за убийство и сидели без наручников.

Все этапы, когда ты стоишь в автозаке, в стакане, невозможны. В этот момент люди совершенно не думают о безопасности тех, кого перевозят. Только представьте, что этот автозак попадает в аварию. Никто не пристегнут, потому что людей перевозят как скот. В этом смысле пытки происходят на каждом этапе.

Отсидевшие женщины, с которыми я разговаривал, говорят, что им не хватало тепла. Ведь ты не можешь поговорить с родственниками, ты не можешь их обнять.

И в этот момент ты начинаешь запускать себе какую-то машину: ты должен радоваться всему, потому что ты должен посылать туда, на волю, хорошие сигналы своим близким. Женщины, которые находятся в этих ужасающих условиях, совершенно неудобоваримых, начинают думать о близких людях на воле, чтобы не причинить им еще лишнюю боль.

— У вас есть связь с некоторыми политзаключенными?

— Да, есть. Это мои близкие друзья, которым я стараюсь писать. Не всегда получается передать какую-то информацию или письмо с адвокатом. Мы поняли, что от меня много писем не доходит. Я думаю, это никак не связано со мной, в целом в тюрьму много писем не доходит. И это пытка, когда людей лишают не только свободы, но и элементарной возможности общаться с близкими.

— У ваших друзей есть возможность описать условия, в которых они содержатся? Или подобные темы опускаются?

— Люди, которые находятся в СИЗО, пишут о том, что они не рады потеплению, потому что холодильник за окном, а значит продукты, которые там хранятся, портятся. Ты находишься в жаре, в камере. В этом смысле мы понимаем те условия, в которых содержатся ребята.

— Вы не в первый раз пишете колонку в европейской газете. Как считаете, это работает? Влияет ли это как-то на европейцев?

— Я думаю, что безусловно работает. Мы видим это на примере чемпионата мира по хоккею, которого лишили Беларусь. Из моего опыта: если статья выходит в России или в Беларуси, это мало на что влияет. Здесь, как я вижу, другая практика.

Во-первых, я очень признателен журналистам за то, что каждый раз, когда я пишу колонку, когда поднимаю важные темы, они дублируют мои вопросы. Например, президенту Международного Красного Креста Петеру Мауреру, которого я постоянно мучаю из-за того, что он ничего не делает и вообще Красный Крест фальсифицирует выборы в Беларуси, помогая режиму. Все эти вопросы журналисты повторяют.

В этом смысле колонка о Херше — это вопрос к швейцарской дипломатии о том, что они вообще делают. Швейцария единственная страна, которая отказалась принимать на высшем уровне Тихановскую. При этом она общается с Макеем (Владимир Макей, министр иностранных дел Беларуси. — Ред.) и считает, что Лукашенко законно избранный президент. Такая коллизия — ты можешь фальсифицировать выборы, мы понимаем, что есть пытки в стране, но мы все равно с тобой продолжаем общаться и не замечаем всего, что происходит вокруг.

В этом смысле я вижу, как здесь действительно работает пресса, как влияет мой голос — его слышат. Люди, к которым я обращаюсь, не могут не реагировать на это. Они могут закрыть глаза на то, что я написал, но они не могут закрыть глаза на комментарии читателей, требующих действий.

Например, под этой колонкой сразу появились комментарии обычных швейцарцев, которые задаются вопросом: а что мы делаем, чтобы ее освободить, что делает наше государство, какие швейцарские компании зарабатывают в Беларуси?

Несколько дней назад я был в Австрии с туром, представлял свою книгу «Бывший сын», которая сейчас выходит на немецком языке. Мы говорили об австрийской компании А1, мобильном операторе, которым пользуется каждый второй белорус. Во время протестов она выключала мобильную связь в Беларуси.

В день выборов мои друзья звонили мне из Минска в Санкт-Петербург, чтобы узнать результаты выборов, потому что интернет в стране не работал. И компания А1 говорит, что мы выключаем интернет в Беларуси, потому что нам МВД или кто-то еще говорит.

Австрийские журналисты после моих рассказов, рассказов других людей потребовали от компании А1: «Хорошо, покажите документы, на основании которых вы отключаете интернет». Она показывает какой-то перепост в Twitter, который кто угодно мог сделать.

Австрийские журналисты задают вопрос компании: «Почему вы не оспорили это решение в суде?» И включаются механизмы, когда австрийская компания больше не может просто так отключать интернет.

Мы не можем представить себе ситуацию, когда если митинги происходят в Зальцбурге или в Инсбруке, звонит министр внутренних дел Австрии и говорит: «Выключите интернет», и компания А1 говорит: «Да, окей, мы сейчас выключим интернет во всей Австрии». Это невозможно.

Мне кажется важным говорить: почему вы позволяете себе делать это в Беларуси, относясь к Беларуси как к какой-то колонии, где вы зарабатываете много денег? Сейчас мы знаем, что Австрия пыталась блокировать четвертый пакет санкций по Беларуси. Это было вызвано исключительно тем, что огромный Raiffeisen Bank спасал «Приорбанк», свою «дочку» в Беларуси.

Об этом нужно постоянно говорить, оказывать давление. После этого сразу Raiffeisen начал оправдываться и говорить, что это не так, нам важна свобода. Политики — говнюки везде. Они не отличаются ни в одной стране. Я понимаю, что какие-то механизмы, которые сейчас поломаны в России и Беларуси, условно в Германии или Австрии хорошо или плохо, но работают.

— Ваше обращение к Красному Кресту как-то повлияло на ситуацию?

— Изменилось то, что Белорусский Красный Крест заявил, что у них были лакуны в их внутреннем законодательстве и они понимают, что больше не будут заниматься политикой. Красный Крест так сложно устроен, что есть Международный Красный Крест и еще один Красный Крест в Беларуси.

Это горизонтальная организация и за этим они очень хорошо прячутся: «Мы не можем влиять на Белорусский Красный Крест, мы не можем даже отобрать эмблему у Белорусского Красного Креста, потому что она нам самим не принадлежит».

При этом, когда приезжает министр иностранных дел Макей, президент Международного Красного Креста Маурер встречается с ним. Он не захотел встречаться с Тихановской, но принимает его.

Я виделся с представителями Красного Креста, рассказывал им о происходящем, о том, что они участвуют в фальсификациях. Но Красный Крест как организация предпочитает действовать за закрытыми дверями, это их позиция, они считают, что у них получается. Но это мой долг — как появляется какая-либо информация, проверять ее и рассказывать об этом.

Сейчас мы добились того, что Белорусский Красный Крест на следующих выборах не будет считать голоса. Ведь на каждом втором участке Беларуси был представитель Белорусского Красного Креста, который был не наблюдателем, а считал голоса, то есть 2998 раз представители Белорусского Красного Креста не заметили фальсификации. Об этом нужно говорить.

Нужно говорить с донорами, которые жертвуют им деньги: «Возможно, вам не нужно помогать Красному Кресту, потому что в Беларуси они научились зарабатывать». Ведь 12,8% или 12,6% населения Беларуси являются членами Белорусского Красного Креста. Это масштабная коррумпированная организация, которую нужно, безусловно, менять.

В этом смысле подвижки есть, но они не такие сильные. Я очень прошу, чтобы Красный Крест вошел в белорусские тюрьмы, чтобы все, что я описываю, засвидетельствовали. На это Красный Крест говорит, что у него нет такого мандата, «мы не можем туда войти».

Но я знаю, что только за одно полугодие прошлого года Белорусский Красный Крест 140 раз ходил в белорусские тюрьмы и наблюдал за мигрантами, но не за политзаключенными. Я ничего не имею против мигрантов, я понимаю, что это очень хорошо, что они наблюдают. Но навестите и политзаключенных, которые содержатся в белорусских тюрьмах.

— В одном из интервью вы говорили о том, что Лукашенко проиграл эпохе. Вы до сих пор так думаете?

— Эпоха большая, я в этом убежден. Но хочется верить, что скоро все это закончится. Я абсолютно уверен, что Лукашенко проиграл времени, а не белорусам. Потому что он не сделал ничего.

Как и на предыдущих выборах, с помощью учителей и представителей Красного Креста фальсифицировал выборы, а всех своих политических оппонентов посадил. Пять выборов это работает, но на шестые что-то ломается. Мне кажется, что за это время он не понял, что немного отстает, что за это время появилось новое поколение, которое выбирает.